23 марта стало известно, что Бонифаций высадился со своими людьми в пригороде Константинополя и имел против семи сотен полуголых ополченцев и сотни гвардейцев до восьмисот рыцарей и несколько тысяч вооружённых слуг. Но этого он не знал, так как имел дезинформацию о пятитысячном гарнизоне наёмников. А потому просил Эрика участвовать в штурме. От такого щедрого дара грех отказываться, поэтому 25 марта, завершив сбор дани в Фессалониках, князь отправился со своими ротами к древнему городу, дабы продолжить своё самое любимое из богоугодных дел — ограбление неверных. По предварительным подсчётам, не оценивая антиквариат и книги, в феврале-марте бюджет Боспора пополнился на пятнадцать тысяч боспорских денариев. Причём исключительно мирным и безболезненным путём. Правда, местная знать осталась чуть ли не в набедренных повязках, но ничего страшного — ещё наворуют. 27 марта Эрик прибыл в стан Бонифация и официально включился в осаду Константинополя.

Иннокентий нервно вышагивал по чисто выструганным доскам пола, а эхо от каждого шага гудело в воздухе довольно просторной комнаты. Он был одет в простую нейтральную одежду, и лишь дорогие перстни выдавали в нём очень влиятельного и богатого человека. Рядом, практически вытянувшись по стойке смирно, стоял епископ Гонорий. Между ними находился небольшой декоративный столик, на котором лежали два письма. Первое папа получил от Эрика и очень ему обрадовался, а второе было письмом, которое князь отправил патриарху. Люди епископа выкрали его из личных бумаг Иоанна. Письмо Иннокентию было написано классической латынью и стройным, красивым слогом, которым мало кто пишет, а Иоанну Каматиру было послано письмо, написанное столь же стройным греческим языком. Оба — рукой Эрика.

— Гонорий, мне говорили, что князь владеет только латинским и южным наречием германского языка. Как вы думаете, когда и где он мог освоить греческий?

— Я не знаю. Сам ломаю голову. Достоверно известно только то, что он был в комнате один во время написания писем и вышел с уже запечатанными пакетами.

— То есть вы исключаете возможность записи под диктовку?

— Да. Почти наверняка можно сказать, что оба письма написаны Эриком самостоятельно и осмысленно. Да и нельзя записать под диктовку вот так. — Он провёл рукой над письмами. — Я крайне удивлён стилю, так в наше время переписку не ведут.

— Да, я согласен. Совершенно непривычный стиль, особенно для того, кто осваивал эти языки после своего родного. Вы не знаете, владел ли капеллан замка Ленцбург греческим языком?

— Увы, побеседовать с ним мне не довелось, так как он погиб во время нападения разбойников вместе с дядей князя. По отзывам тех, кто его знал при жизни, можно довольно уверенно сказать, что он не только не знал греческого, но и с латынью имел серьёзные проблемы.

— Даже так?

— Мало этого, вы удивитесь, но те же люди свидетельствовали, будто князь, до известных событий, повлёкших гибель практически всех его прямых родственников, не уделял внимание учёбе. В качестве доказательства мне показали трёх бастардов, что подрастали в деревне.

— Но Эрику же было меньше четырнадцати.

— Князь включился в это нехитрое дело сразу, как у него появилась такая возможность, а именно за три месяца до своего четырнадцатого дня рождения. Собственно, он так увлёкся, что бросил все дела и терроризировал молодых девушек всей округи. Если бы он не был баронским сыном, побили бы его нещадно, а так, пользуясь фактической неприкосновенностью, он творил жуткий разврат.

— Всё это странно, так как совсем не вяжется ни с его последующим поведением, ни с тем, что ему приписывают много серьёзных улучшений в кузнечном и военном ремесле. Как вы оцениваете события под Эдессой?

— Пользуясь нашей агентурой, мы узнали подробности той битвы. Честно говоря, я в глубоком шоке от того, что там произошло. Это даже не авантюра, а какое-то сумасшествие, которое, как ни странно, удалось. Помните, сразу после событий поступала очень противоречивая информация о численности его отряда в момент нападения на войска Сулейманшаха II.

— Да. Вы узнали точное количество?

— Именно. Ал-Малик аз-Захир Гийас, правитель Алеппо, свидетельствует, что после совета он располагал ста пятьюдесятью бойцами, из которых только двадцать пять были воинами, остальные вооружённые слуги.

— Это же бред!

— Да, именно так подумали все на том совете, когда Эрик решил атаковать. Они потом ещё посидели и решили посмотреть, что он будет делать, так как, поразмыслив, пришли к мнению, что он таким жестом хочет манипулировать ими и подчинить своей воле.

— Зачем они вообще с ним связались? Он же там бойню устроил среди мирного населения.

— Именно поэтому и связались. Первоначально у эмира Мосула был план воспользоваться князем для отражения атаки султана, а после его убить, так как очень много убытков и горя он принёс этим местам.

— И что изменило его планы?

— Битва при Эдессе. Когда он узнал, что этот сумасшедший не только победил, но и не понёс потерь, то обомлел. Да, собственно, они все ушли в глубокий ступор, так как наводили о нём справки, кто он и чем раньше занимался, чтобы попробовать надавить. А тут полная неожиданность.

— Не уходи в сторону. Итак, они все обалдели. Что дальше?

— В общем, решили с таким товарищем не ссориться, ибо таких потрясающих случайностей не бывает, а на совете предложить заплатить выкуп за погибших благородных. Но духу прямо сказать это ни у кого не хватило, лишь намекнули. В общем, побеседовали. Получили они значительно больше, чем могли предполагать, — удачный торговый коридор, который серьёзно упрощал дела на южной ветке Великого шёлкового пути. А предвкушение золота избавило этих расчётливых и меркантильных людей от претензий к Эрику. Мало того, правитель Эдессы пригласил его погостить и, по словам аз-Захира, отзывался о нём как о самом образованном человеке, которого он встречал в своей жизни.

— Вот вы к чему.

— Именно. Но справки, которые я собрал, говорят о том, что Эрик нигде не учился, только у алкоголика-капеллана, который кроме Евангелия на невнятной латыни ничего ему не мог дать.

— Чудеса… А что там с Боспором? Вы говорили, он построил массу разных сооружений и с помощью них производит железо превосходного качества?

— Да, вот, — он достал из сумки нож и протянул его Иннокентию, — это он подарил мне в знак расположения. Говорят, что на рынке он будет стоить около ста денариев.

Папа взял в руки небольшой, аккуратно сделанный нож, внимательно осмотрел его, попробовал пальцем остроту и упругость лезвия и положил на стол, а сам, наконец, расположился в небольшом деревянном кресле.

— Действительно, поразительное качество железа. Когда князь строил эти свои сооружения, он, я полагаю, пользовался какими-то чертежами. Вы смогли их достать?

— Нет, и вряд ли смогу.

— Почему?

— Потому что их нет. Он практически всё делал, основываясь на каких-то своих умозаключениях.

— Что, совсем никаких странных текстов?

— Отчего же, некоторые вещи совершенно неясного содержания мы смогли достать. Вот. — Он достал из сумки небольшой свёрток помятой бумаги. — Эти листы мы смогли получить, подкупив одного из слуг в резиденции. Парень прибрался в комнате Эрика и вытащил из корзинки, что стояла возле камина, несколько смятых листов.

— Это бумага? Он тратит целое состояние, чтобы писать на бумаге из Китая? Я думал, что это он мне оказывает честь и уважение подобными письмами.

— Верно, это бумага. Только она изготовлена в мастерской Боспора, а не в далёкой восточной стране.

— О! Вы сможете в таком случае организовать закупки для моего двора по сходной цене?

— Я думаю, это исключено, так как она идёт только для внутреннего пользования. Максимум, что могу обещать, — подарок в несколько листов.

— Наши люди пробовали прочесть эти тексты?

— Да. Безрезультатно. Язык им неизвестен. Единственное, к каким выводам они пришли, — так это, что вот эти группы маленьких геометрических фигур используются для записи чисел, а весь текст представлял собой какие-то расчёты. Эти записи были украдены ещё летом прошлого года, во время разработки его странного во всех отношениях арбалета.