Я вылезла из «газика».

— Прошу, — Воронцов указал на дверь. — Заходите, не бойтесь.

— А я не боюсь, — ответила я, действительно оставаясь совершенно спокойной. — Мне бояться нечего.

Он взглянул на меня, но промолчал. Мы прошли мимо дежурного, который козырнул капитану, затем по длинному коридору со множеством дверей, поднялись на второй этаж и оказались в маленьком закутке с тремя дверями. Воронцов распахнул передо мной одну из них, я немного помедлила и шагнула внутрь.

Потрясающе! Идеальный порядок. Кто бы мог подумать! По долгу своей службы мне с ментами приходилось иметь дело. Вот только не могу сказать, чтобы это доставило мне удовольствие. И кабинетики по своей неухоженности могли соперничать разве что с городской помойкой. Кабинет нашего главного смотрелся по сравнению с ними как хрустальный дворец.

Я поймала себя на том, что придирчиво оглядываюсь вокруг, стараясь заметить что-то неприятное. Может, грязное пятно где-нибудь или окурки… Но все предметы сияли чистотой, а на подоконнике красовался маленький деревянный кораблик.

— Что с дядей Сережей? — спросила я. — Куда он пропал?

-Не беспокойтесь, — ответил Воронцов, — с ним все в порядке.

— А почему же он пропал? — не сдавалась я. — Ведь он исчез не просто так, а после нашего с ним разговора.

— Я знаю. — Капитан был все так же спокоен. — Давайте это пока отложим и поговорим о вас, Леда.

— Выходит, вы знаете, кто я.

— Разумеется, — он кивнул.

— Я вам и слова больше не скажу, если вы мне прямо сейчас не скажете, куда делся дядя Сережа.

— Никуда он не делся! — рявкнул Воронцов. — Никуда. Уехал на время, и все. Вы что же себе воображаете, что он только из-за вас мог уехать? Нет! Отец часто задерживался в редакции. И в тот раз задержался тоже. В общем, он видел, как кое-кто к вашему главному пришел, видел, как тот на брюхе перед ним ползал, слизняк. Отцу надоело смотреть, как человек может дерьмо хлебать добровольно, да еще и благодарить при этом. Вот он быстренько заявление написал и вашему главному на стол. Получите, пожалуйста! А после этого сразу собрался, чтобы в редакцию больше ни ногой.

— И даже с нами не попрощался, — проговорила я. — Жаль.

Воронцов пропустил мои последние слова мимо ушей.

Определенно, он был не похож на того человека, который когда-то помогал Карчинскому. Изменился, словно сбросил маску. Или надел другую. И я совсем не уверена, что этому человеку можно доверять. Даже если он и сын дяди Сережи.

— Расскажите все по порядку, — Воронцов вышел из-за стола, взял стул и уселся напротив меня, — припомните любые детали. Они очень для нас важны.

— Наверное, вы и сами немало знаете, — неприязненно произнесла я.

— Знаем, — он кивнул, — но без вашего рассказа картина будет неполной.

— А с чего же мне начинать?

— С чего хотите. Но лучше с самого начала.

— С начала. — Я усмехнулась. — А начало вы знаете не хуже меня. Я вместе со своим приятелем попала на выставку Карчинского. Там он вдруг ни с того ни с сего расщедрился и подарил мне картину. Вы сами при этом присутствовали. Может, даже знаете, почему он сделал мне такой подарок.

— Знаю, — кивнул Воронцов. — Он уже тогда решил использовать вас в качестве курьера. Вы, кстати, идеально для этого подходите.

— Вы шутите?

— Вовсе нет. Молодая привлекательная женщина. К тому же журналистка. Вы не вызвали бы никаких подозрений.

— Но ведь он сам… сам собирался везти вазу в Москву… У него же должна была проходить там выставка.

— Насчет выставки вы правы, а вот вазу сам везти он и не собирался, напротив, искал подходящего человека. Я вам больше скажу, он так поступал неоднократно. Присматривался на выставках к посетителям, заводил с ними беседу. Выбирал все больше пожилых интеллигентных людей. И картины свои им дарил. А потом как бы невзначай обращался с просьбой. Мол, не будете ли вы так любезны помочь мне и отвезти кое-что в Москву моему другу, а то дела и другие заботы требуют моего присутствия в Петербурге… Человек, конечно же, соглашался. А как же! Отказать ведь неудобно. И везли туда вазы, а обратно деньги или товар. А что, очень неглупо и, главное, надежно. Такой человек никогда не полезет в сверток, если его благодарят за подарок и просят передать художнику небольшой сувенир. Вы ведь тоже не посмотрели, что было в свертке?

— Не посмотрела, — я кивнула. — Мне такое и в голову не пришло.

— Представьте, другим тоже не приходило. Напротив, они были рады сделать что-то приятное для художника.

— Но вы-то… вы… Вы же все знали!

— Нет, не все. О многом только догадывались, а о настоящих масштабах контрабанды узнали только в последнее время.

— Контрабанды? — Я удивленно посмотрела на Воронцова. — Не хотите ли вы сказать, что эти вазы являются контрабандой?

— Нет, — он покачал головой. — Сами по себе они ничем криминальным не являются, а вот то, что у них было внутри…

— Стойте, — я остановила его жестом. — Человек Пака тоже говорил что-то о начинке. И об алмазах.

— Так-так, это уже интересно. Когда он это говорил?

— Вчера. В квартире Карчинского. Только я не совсем поняла, в чем дело.

— А давайте восстановим картину событий. Вы расскажите то, что знаете, вот все и прояснится.

— Для вас может быть, но не для меня…

— Как знать, — Воронцов мягко улыбнулся. — Итак, вы повезли вазу в Москву…

— Да. Карчинский обратился ко мне с такой просьбой. Но ведь в мастерской произошел пожар. Не будете же вы утверждать, что так происходило всякий раз. Не верится что-то. — Я с сомнением покачала головой.

— А так и не происходило. Пожар устроили преднамеренно. Я вам даже больше скажу.

Bo время пожара вазу из Кореи действительно украли. Все подозрения пали на Ивлева, но кажется, что он здесь ни при чем. Возможно, действовал совсем другой человек, но это не факт. Как бы то ни было, ваза исчезла. Карчинский попытался быстро изготовить другую, чтобы отправить ее в Москву, а тем временем найти настоящую.

— Что в этих вазах такого особенного? Вернее, что за начинка? Наркотики?

— С наркотиками было бы гораздо проще. Но ведь здесь недаром замешан Центр корейской культуры. Вы же видели вазу, помните, какая необычная у нее форма. Благодаря этой форме при изготовлении внутрь вазы можно уложить любой предмет. Чрезмерно узкое горлышко не позволяет посмотреть, что находится внутри. А чтобы достать начинку, нужно всего лишь разбить вазу.

— Пак так и поступил, — сказала я. — Мне случайно удалось это узнать. Я ведь отдала ему целую вазу, а затем ушла из кабинета. Но до выхода дойти не успела, так как столкнулась с художником Ивановым. Мы поговорили, и не скажу, что это был приятный разговор. Затем я хотела уйти, но сообразила, что забыла отдать письмо, и снова оказалась у кабинета Пака. Но его там не было. На полу валялись бумага и осколки вазы. Других ваз я у него в кабинете не заметила, поэтому предположила, что он разбил мою. Я смотрела на осколки и услышала голоса. Разговаривали двое в соседнем кабинетике.

— Вы слышали их разговор? — Воронцов пристально смотрела на меня.

— Слышала, — я кивнула. — Вы тоже можете послушать. — Достав из сумочки диктофон, я протянула его капитану. — Только предупреждаю, они говорили по-корейски.

— Это ничего. — Он подошел к двери, приоткрыл ее и сказал:

— Саша, позови Эдика, — затем вернулся на место.

Через минуту в кабинет вошел парень, которого я тоже видела на выставке Карчинского. Как он говорил? Его знакомый Валентин Ким обучал его приемам джиу-джитсу, а это его сын Эдик. Парень сдержанно поздоровался и повернулся к капитану:

— В чем дело, Костя?

— Тут один разговорчик есть, — капитан протянул ему диктофон, — надо перевести.

— Переведите, — кивнула я. — А вот еще письмо, которое Карчинский писал в Москву, но я по рассеянности забыла его передать.

— Письмо вскрывали, — сказал Воронцов и посмотрел на меня. — Ваша работа?