Вот и знакомый коридорчик, а за ним приемная. Пустая по-прежнему. И дверь в кабинет приоткрыта. Может, Пак уже ушел куда-нибудь? В этом случае я просто оставлю письмо на столе и сама потихоньку уйду. Отличная мысль, на удивление все хорошо складывается.

Я осторожно приоткрыла дверь и заглянула в кабинет. Никого. Просто чудесно. Все так же осторожно, стараясь не шуметь, я вошла внутрь и приблизилась к столу. Но все мысли тут же вылетели у меня из головы, когда я увидела в углу груду черепков. Разбитая ваза! Та самая ваза, которую меня просил доставить сюда Карчинский и которую я везла с такими предосторожностями. И сомнений у меня никаких не было в том, что это та самая, потому что черепки покоились на мягкой бумаге розовато-кремового оттенка. Именно в нее и была завернута моя ваза.

Моя ваза! А этот придурок ее разбил! Уничтожил такую красоту! И как только рука поднялась?! Зачем, ну зачем он это сделал? Я в растерянности стояла посреди кабинета, глядя на груду черепков, но тут громкий и резкий голос прервал мои размышления.

— Ты всегда так долго возишься? — спросил резкий голос с очень сильным акцентом.

— Сейчас иду, — ответил ему низкий голос, показавшийся мне знакомым.

Конечно, это же голос Пака, с которым я разговаривала здесь какой-то час назад. Вот только уверенности и властности в нем поубавилось, наоборот, появились подобострастные нотки. Как, однако, быстро меняется человек в зависимости от обстоятельств.

Я торопливо обернулась. Сейчас они войдут сюда, а я тут одна в кабинете. И ваза эта разбитая… Я замерла, но из приемной никто не появился.

— Не инде[26], — нетерпеливо повторил голос.

Говорили где-то совсем рядом. И тут я заметила дверь, которая вела из кабинета в соседнее помещение. Что же я удивляюсь? Точно такая дверь была в кабинете банкира Ивлева. А соседняя комната, наверное, специально оборудована для отдыха. Не утерпев, наплевав на всякую осторожность, я подошла поближе. Что-то говорят, но что именно — непонятно. Да и на чужом языке, кажется. Жаль, что я не знаю корейского. И друзей у меня таких нет.

Есть! В мозгу что-то щелкнуло. У меня нет, но у Герта есть его приятель Юрка Ли из этого «Сада наслаждений», что ли. Когда мы там были, то его кто-то позвал на своем языке. Значит, он понимает. А мне что делать? Разве что записать это все. Хорошо бы не слишком все исказить. Я торопливо шарила по карманам, но вспомнила, что блокнот убрала в сумку. Теперь надо осторожненько открыть ее и достать незаменимое орудие производства. Я торопливо шарила рукой, но блокнот куда-то завалился. Вместо него я нащупала небольшой пластмассовый предмет. А это еще откуда? Я вытащила неизвестный предмет на свет божий и чуть по лбу себя не хлопнула.

Растяпа! Вот растяпа! Если в таком возрасте у меня склероз начался, то это весьма чревато. В руке я держала диктофончик, с которым отправилась по заданию шефа послушать веселых хохлов. Собиралась еще в редакции продемонстрировать всем украинский юмор, да как-то забыла. А вот теперь диктофончик здесь, и очень кстати!

Вот только слышно ужасно плохо. Я прижалась ухом к двери, но все равно с трудом могла разобрать лишь некоторые слова. Была не была! Я осторожно толкнула дверь. Она даже и не скрипнула, зато до меня стали доноситься отчетливые голоса.

— Я же все объяснил, — произнес Пак, — чего же вы еще хотите?

— Где художник? — закричал первый. — Что мне твои объяснения!

— Ка ай он да[27], — произнес Пак, стараясь говорить спокойно.

— Кы ге тён мари?[28] — Голос стал пронзительным.

— Е, — ответил глава Центра корейской культуры. — Кы сара ми тябло ай о гу тарым сарали понесо. Едя. Сиро васо савари мэбен[29].

— Кы савар?[30] — немного спокойнее произнес первый.

— Ай. Тарын до понесо[31]. — Голос Пака прозвучал с вызовом.

— Хампане?[32] — Голос снова взвился.

— Ам буту абсо[33], — неторопливо ответил Пак.

— Кы рен отыге комеда[34], — в голосе собеседника послышалась злость.

— Те он сарами хегенынга сава вата[35], — насмешливо проговорил Пак.

— Не шути, — сказал по-русски первый. — Это ему даром не пройдет. Да и тебе тоже, если мы узнаем, что ты в этом как-то замешан.

— Я здесь ни при чем! — Пак теперь начал кричать. — Это не я с ним договаривался. Вы сами как-то на него вышли. А теперь пытаетесь все на меня свалить. Но я здесь совершенно ни при чем. И разбирайтесь с ним сами.

— Нет, — ехидно произнес голос. — Это тебе придется разбираться. Сегодня же пошли к нему человека.

— Сделаю, — ответил Пак.

Я отпрянула от двери и выключила диктофон. Интересно все-таки, о чем они говорили? Так. Некогда обо всем этом думать. Надо выбираться отсюда, и как можно быстрее. Но в дверях кабинета я задержалась. Из соседней комнаты опять стали доноситься голоса. Там о чем-то спорили. Не обращая на это внимания, я обогнула стол и наклонилась над грудой черепков. Возьму хотя бы один. А Карчинского надо будет предупредить о том, как поступили с его сувениром.

Мне повезло. Я почти не думала о том, куда иду, поэтому вышла правильно и очутилась в холле. Там было несколько женщин, и я бросилась к ним.

— Скажите, пожалуйста, — я постаралась, чтобы голос мой прозвучал как можно несчастнее, — где здесь выход. Я, кажется, заблудилась.

Женщины, похожие друг на друга, как две фарфоровые статуэтки, улыбнулись мне и закивали.

— Если вы здесь в первый раз, то трудно бывает сразу найти дорогу, — сказала та, что повыше.

— Ничего, — добавила другая. — Пойдемте, мы вас проводим.

И в сопровождении неторопливых корейских старушек я добралась наконец-то до выхода. Поблагодарив их, я отправилась ловить такси. Лучше на вокзале подождать, чем здесь.

Провалились бы они все! И этот Пак, и тот, другой! И Карчинский с его письмом! Опять письмо… Ну что ты будешь делать, а письмо-то я так и не отдала. Надо его хоть по почте отослать, что ли. Или отвезти назад в Питер и объяснить Карчинскому, что забыла его передать. Не убьет же он меня за это, в самом деле. А Иванов! Тоже хорош гусь. И таким может прикинуться, и другим. А еще в квартиру свою приглашал. Неужели он думал, что я соглашусь?

Наконец-то, кажется, повезло. Хоть один сжалился и притормозил. Как бы то ни было, а я его уломаю, чтобы отвез меня на вокзал. И где только сейчас разъезжает Йосик Ленперг, которого дорогая мамочка научила ко всем вежливо обращаться и который сам по себе знаток человеческих душ? Мне же попался небритый водила, который, даже не взглянув на меня, сразу бросил: «Триста рублей или не еду». Я согласилась и, со вздохом усевшись на сиденье, проговорила:

— На Ленинградский вокзал.

— Ладно, — буркнул дядька и за всю дорогу больше не промолвил ни слова.

Я расплатилась возле вокзала и вздохнула с облегчением. Не мешало бы поесть, но поезд отправляется через каких-то полчаса, поэтому искать буфет с сомнительной едой лучше не стоит. Перекусить я успею и в поезде. А еще лучше поесть дома, не умру же я за несколько часов. А для организма даже полезно немного поголодать. По крайней мере, не надо будет надрываться в спортзале.

Дорога прошла безо всяких приключений. Напротив, подобралась очень милая компания. Довольно бойкая бабуля, молодая девушка и парень-матрос, который ехал в отпуск. Парень сразу положил глаз на девушку, она тоже очень мило ему улыбалась. Бабка попалась веселая, разговорчивая, но не навязчивая. Она сразу принялась потчевать всех домашней снедью, которой, без преувеличения, можно было накормить роту солдат. Так что в дороге я не голодала.