— Располагайтесь, Леда, — Карчинский театрально повел рукой, — выберите для себя самый уютный уголок. А я на минутку вас покину, нужно сделать небольшое распоряжение. — И, оставив нас с Гертом, он скрылся за дверью.

— Он всегда такой? — поинтересовалась я. — Ну и тип!

— Да ладно тебе. — Герт спокойно прошелся по комнате, щелкнул по носу толстощекого бронзового амурчика и плюхнулся в кресло. — Не комплексуй, он нормальный мужик, пусть с небольшими странностями. Но все-таки, — он дурашливо поднял палец, — он художник, и потом, у кого этих самых странностей нет? — добавил он философски.

— Ну, знаешь, — только и выдохнула я.

— Не переживай ты так. — Герт приподнялся с кресла и, ухватив меня за руку, притянул к себе. — Не хочешь о нем писать, надолби побольше о его картинах, вазах. В промежутках вставь разные мысли художника, читателю понравится, а чем заумнее будет, тем лучше.

— Похоже, что ты мне даешь советы, как лучше сделать статью, — я дернула Герта за свесившуюся прядь волос, — но я, в общем-то, и сама могу догадаться, что к чему. В крайнем случае, наш редактор просветит.

— Да не даю я тебе советы, — Герт махнул рукой, — скажешь еще, что я, такой-сякой дилетант, даю ценные указания тебе, профессионалу. Просто я давно Карчинского знаю, к нему нужен особый подход.

— И какой же это такой особый подход? — Я поуютнее устроилась на коленях своего любовника. — Просвети меня, будь другом.

— Такой вот, — Герт воспользовался ситуацией, чтобы запустить руку мне под юбку. — С ним нужно беседовать осторожно, не задевая, так сказать, самолюбия. Он действительно оригинал и любит постоянно об этом напоминать.

— Чего-то я не понимаю, — я быстренько пресекла все поползновения Герта, — он твой друг или нет? Как-то кисловато ты об этом говоришь.

— Я знаю его много лет, — повторил рокер, — но, понимаешь, он все время остается загадкой, как шкатулка с секретом. Откроешь ее, вроде ничего нет, а только повернешь, из потайного ящичка чертик выскакивает. Или лучше сказать, как яблоко, в котором поселился червяк. Смотришь на такое яблоко со всех сторон, кажется, что целое оно и вкусное, но точно знаешь, что где-то в глубине мякоти затаился червячок…

— Ну и сравнения у тебя, — Я взяла Герта за подбородок и заглянула в глаза:

— Ты никогда так ни о ком не говорил. Почему, Герт? Видно, Карчинский на самом деле особенный. Меня это даже немного начинает пугать.

— Не бойся, малышка, — он притянул меня к себе, — и не слушай меня, я иногда несу такую чушь, у любого слона от моей пурги уши завянут. А если серьезно, тебе ведь понравились его картины? Есть в них что-то притягивающее, такое мистически манящее, правда?

— Да, — согласилась я, погладив Герта по щеке.

Мистикой было то, что вдоль и поперек знакомый человек оказался тоже шкатулкой с секретом или камнем, который вдруг повернулся ко мне неведомой до того гранью. Герт спокойно гладил мои волосы и уже не порывался давать какие-нибудь советы или рекомендации, я тоже молчала, размышляя потихоньку над всем услышанным. Часы лениво отстукивали минуты, а хозяин все не появлялся.

— Куда-то наш художник пропал, — подала я голос, и тут же, словно по мановению волшебной палочки, мягко отворилась дверь, и появился Карчинский.

— Прошу прощения, что заставил вас ждать, — в мягком голосе прибавилось бархатистых ноток, — но дела проклятые никак не отпускают. А вы, я вижу, успели уютно устроиться. — В его глазах зажглись похотливые огоньки, и он откровенным, оценивающим взглядом прошелся по моим ногам и груди.

Я снова почувствовала, что меня неторопливо и цинично раздевают. Причем делал он это мастерски, смакуя все подробности. Мне хотелось укрыться от этих глаз, заслониться руками, чтобы не чувствовать себя такой голой и беззащитной. Глупо, конечно, но я чувствовала себя неопытной девушкой, попавшей в руки умелого развратника. Не хватало мне еще покраснеть от его взгляда, словно деревенской простушке перед городским ловеласом. И чтобы этого не случилось, я снова стала изображать видавшую виды журналистку. Иногда такой образ здорово помогает.

Я нарочито медленно поднялась, одернула юбку, поправила волосы и кокетливо посмотрела на Карчинского.

— Пока вас не было, мы тоже решили зря время не терять, — улыбаясь, промурлыкала я. — У вас здесь так уютно, правда, милый?

Герт кивнул, а я так же неторопливо уселась рядом с ним, раскрыла сумочку и достала сигареты. Карчинский тут же вытащил зажигалку и склонился в полупоклоне.

— А вы не курите? — спросила я, затягиваясь. — Может быть, здесь вообще нельзя курить?

— Курите, курите, — Карчинский махнул рукой. — Вы моя гостья, и вам позволительно все. А сам я воздерживаюсь от подобных пристрастий.

— Вы еще скажите — пагубных привычек, — поддела я. — Не знала, что вы поборник здорового образа жизни. Наверное, и спортом увлекаетесь?

— Леда, — остановил меня Герт, — не стоит.

— Ничего, ничего, — Карчинский улыбнулся, — журналисты и должны быть зубастыми. А насчет спорта вы совершенно правы. Еще в молодости я увлекся восточными единоборствами. Один мой приятель показал мне несколько приемов джиу-джитсу. Тогда это было настоящей экзотикой, но времена менялись, а когда наш рынок наводнили боевики с Брюсом Ли и Джеки Чаном, подобное увлечение стало повальным. Однако мне удалось познакомиться с очень хорошим мастером. Валентин Ким в свое время выступал за сборную страны, был чемпионом Европы по дзюдо, потом ушел на тренерскую работу. Но главным для него всегда было изучение техники различных восточных единоборств. Сейчас его приглашают в качестве судьи на всевозможные соревнования, а также на телевидение консультантом, когда ставят эффектные сцены. Он и меня согласился тренировать, так что приемами джиу-джитсу я сейчас владею достаточно прилично. А в наше время, знаете, это совсем нелишне.

— Конечно, — засмеялся Герт, — особенно сейчас, когда молодое поколение предпочитает «калаши» и «узи». В самый раз против них с такими приемами. Анекдот старый вспомнил, когда Василий Иваныч говорит: «Куда им, Петька, с голыми пятками да против моей сабли».

Засмеялся и Карчинский, но несколько натянуто. Чтобы сгладить неловкость, я решила вмешаться. Все же это я заинтересована в интервью, а не он. Жалко, если такой материал сорвется.

— Не слушайте его, — вмешалась я, — скажите, а почему все-таки джиу-джитсу, ведь это, кажется, японское единоборство? Или я не права? Но почему вы не выбрали какую-нибудь корейскую борьбу? Тэквондо, например?

— Я же говорил вам, — голос Карчинского снова стал мягким, ласкающе-бархатистым, — сначала приятель показал мне разные приемы, затянуло как-то, а потом, когда я увидел, насколько мастерски всем этим владеет Валентин, окончательно и бесповоротно решил — джиу-джитсу. Каждый человек выбирает вид единоборств по себе. Это ведь как оружие: кому-то нравится огнестрельное, кто-то предпочитает холодное. Главное, научиться владеть им мастерски, тогда, — он снисходительно посмотрел на Герта, — и автомат будет бесполезен, если отлично применить приемы.

— Я и говорю, — пробурчал мой дружок, — «куда им с голыми пятками…».

— Вы говорили про Валентина Кима, — снова вмешалась я, чтобы спасти положение. — Я заметила сегодня возле вас человека с восточной внешностью. Но это совсем молодой парень.

— И тоже мастер, — горячо подхватил Карчинский. — Эдик ведь сын Валентина. Мы давно знакомы, и Валентин попросил меня взять сына на работу. Теперь он считается моим телохранителем, а с такой охраной мне и черт не страшен!

— Да чего тебе бояться? — встрял Герт. — Я понимаю еще, был бы банкир или депутат, на худой конец. А художнику телохранитель — все равно что рыбке зонтик.

— Время сейчас такое. — Карчинский встал. — Извините, что заболтался, давайте выпьем за встречу.

Он открыл дверь и нетерпеливо позвал:

— Костя, ну где вы там?

И тут же комната наполнилась движением. Сновали секьюрити, быстро расставляя на маленьком столике напитки и закуски. Но суета прекратилась по мановению руки маэстро. И вот уже исчезли бравые парни в строгих темных костюмах, оставив хозяина наедине с гостями.