— Что хотят узбеки? — Я решила направить разговор в другую сторону. И мне на самом деле было интересно, как табор (аул, кишлак) связан с Аглаей. И вообще есть ли тут какая-то связь?

— Ребенка, — сообщила мне Пелагея Васильевна.

И как я раньше этого не сообразила? Я просто забыла, что Аглая усыновила «маленького узбека», то есть истинная информация, которую мне сообщил Бергман, вытеснила ту рекламную акцию. Я больше не думала про Никиту как про «маленького узбека». Признаться, я вообще про него не думала.

— Наташа, приезжай, — попросила Пелагея Васильевна нормальным голосом. — Неужели тебе не интересно?

В общем, я довольно быстро собралась, Джулию оставила дома, уже из машины позвонила Бергману, но Петр Аркадьевич был оповещен о происходящем у дома Аглаи еще раньше меня. Естественно, все той же неугомонной Пелагеей Васильевной. А Бергман в данном случае — лицо очень заинтересованное…

— Наташа, я как раз тебе звонить собирался. Очень хорошо, что ты туда едешь. Послушай там, что говорят, что хотят. Я на тебя полагаюсь.

— А вы сами что, не приедете?

— Я сейчас на пути к адвокату. Надо уточнить кое-какие тонкости. Сама понимаешь, там и там находиться я не могу. Побудь моими глазами и ушами. Если сможешь, точно выясни, какие требования выдвигает этот аул. Я в долгу не останусь.

Я пообещала сделать все, что смогу.

У дома Аглаи было настоящее столпотворение. Собрались люди славянской внешности — разного пола и возраста, причем оказалось и много подростков в новой униформе националистов — куртки с капюшоном типа «аляски», зауженные джинсы или спортивные штаны, кроссовки. Была масса всяких азиатов, которых я не различаю по национальностям, они стояли группками, приехало много полицейских явно из разных подразделений. Уже были приготовлены машины для загрузки особо отличившихся граждан, но пока граждан по ним не распихивали. С разных сторон к дому Аглаи подходило подкрепление, причем подкрепление было и славянское, и, так сказать, мигрантское, и полицейское, которое приезжало на машинах. Стекалась и журналистская братия — с камерами, микрофонами, диктофонами, фотоаппаратами.

Перед телекамерами уже выступал какой-то бородатый мужик славянской внешности и вспоминал палаточный городок, разбитый под Москвой для нелегальных мигрантов, а также выражал надежду, что этим собравшимся добровольно азиатам за наши деньги не будут выделены не то что семь, а даже одна стиральная машина, так как им в тазах стирать неудобно. И не будет бесплатного пункта зарядки мобильных телефонов. И вообще, кормить их должны из консульства или посольства или соотечественники, но никак не за наши деньги! Почему их высылают отсюда за наш счет? Присылали бы самолеты из независимых государств, которые так страстно желали отделиться от России.

Мужику громко аплодировали. Я тоже похлопала, так как была согласна с ним на все сто процентов.

Чтобы пройти к входу в дом и собрать информацию для Бергмана, я набрала номер мобильного телефона Пелагеи Васильевны. Иначе мне было не протиснуться сквозь толпу, которая увеличивалась с каждой минутой. Вокруг бородатого оратора уже громко скандировали единомышленники, составлялся список требований к властям. Вроде бы ждали губернатора. Встречать меня пришел знакомый следователь в сопровождении двух бойцов ОМОНа, ОМОН уже вставал в оцепление. Были все основания ожидать столкновения.

— А где же Петр Аркадьевич? — спросил у меня следователь. — Пелагея же и его вызвала.

— У юриста.

— Разумно, — кивнул следователь. — Но беспокоиться ему не о чем.

— Вас тоже неугомонная бабка пригласила?

Он снова кивнул.

— Про узбеков я от нее от первой услышал. Ну а потом сотрудников стали со всего района собирать. Ведь тут же дело черт знает чем может закончиться. В особенности в связи с последними событиями в стране. А вас, как профессионального психолога, я очень прошу взять на себя Пелагею Васильевну. Иначе она тут никому работать не даст.

Ах вот, значит, почему мне оказаны такие почести… Проводят с месту событий со своими личными корыстными целями. Ведь Пелагею-то Васильевну в автозак (или как там называется этот спецтранспорт) не очень-то посадишь, да и не будут сажать, думая о последствиях лично для себя в недалеком будущем. Ведь такая бабка, как Пелагея Васильевна, вполне может и до президента дойти, и до суда в Гааге. Кому из наших сотрудников органов нужны такие проблемы? Лучше подключить к делу меня, чтобы Пелагею нейтрализовала. Или придумала, в какое русло направить ее энергию. Может, на борьбу с незаконной миграцией?

— Вы не думаете, что кто-то из узбеков мог убить Аглаю? — спросила я у следователя.

Он странно посмотрел на меня.

— Раньше тут не было ни узбеков, ни таджиков, — сказал он. — Они бы мимо Пелагеи не проскочили. Здесь даже дворником работает русская женщина. В элитные дома их теперь стараются не нанимать. Жильцы против. А тут руководство ТСЖ прислушивается к мнению жильцов. Они очень хорошо понимают, что деньги им платят жильцы, и наваривать на недоплате гастарбайтерам им просто невыгодно. Их самих тогда заменят.

Наконец мы вышли на участок непосредственно перед домом, где собралось не менее тридцати журналистов (с одной стороны). Работали камеры, периодически срабатывала вспышка, мужчины и женщины тянули вперед диктофоны. Но подойти ближе им не давал ОМОН. С другой стороны стояли три пожилых восточных господина, напротив них — представители нашего МВД в разных званиях и часть жильцов дома. От имени жильцов дома по негласной договоренности выступала Пелагея Васильевна, заглушая всех остальных. Большое количество восточных людей (мужчин, женщин и детей разных возрастов, как в национальной одежде, так и европейской) виднелось за спинами делегатов. Трое восточных делегатов говорили спокойно (когда им удавалось вставить слово между Пелагеей Васильевной и тучным дядькой из МВД).

— Что они хотят? — тихо спросила я у следователя.

— Вам Пелагея что сказала?

— Что они хотят ребенка. Но с какой стати? Почему они тогда не забирают всех детей, которых рожают и оставляют восточные бабы? Сколько их сейчас в детских домах и домах малютки? Пусть бы сами подбирали со ступеней здания ФМС и отправляли на историческую родину.

Оба омоновца, стоявшие рядом, хмыкнули.

— Я думаю, что они хотят наследство, — сказал следователь.

— Но каким образом они могут его получить?!

— Если нанять хорошего юриста… — пожал плечами следователь. — За Аглаей Станиславовной наследуют усыновленный ребенок и отец. Других близких родственников, насколько я понимаю, нет. И завещания, как я предполагаю, тоже нет. Не принято у наших людей писать завещания, в особенности в таком возрасте.

По-моему, у нас ни в каком возрасте не принято, ну если только у олигархов и граждан с тремя семьями одновременно. Еще пишут на племянников, если нет своих детей. Или на тех, кто ухаживает за пожилым одиноким человеком. Но я была практически уверена, что Аглая завещания не оставила. Да и кому бы она завещала все накопленное? Уж точно не детскому дому или приюту для животных. И не Тимофею Аристарховичу, и не моему братцу. На ребенка ей было плевать. Не могла она ему ничего завещать. Хотя, по идее, Никита должен унаследовать половину… Будет ли за эти деньги биться Петр Аркадьевич? С отцом Аглаи, который постоянно проживает в Лондоне? А кто их знает-то? Вон сейчас Бергман поехал к юристу. Но, думаю, что из-за самого ребенка, а не из-за денег.

Но разве узбеки могут отобрать ребенка?

Я стала прислушиваться к тому, что говорят представители диаспор и представители МВД. Из услышанного сделала вывод, что узбекская и таджикская диаспоры нашего города очень быстро сообразили, что в случае нахождения биологических родственников ребенка, усыновленного известной певицей-актрисой-светской львицей, эти родственники смогут претендовать на оставшееся от нее наследство. Сумму пока никто не знал, но все равно следовало предполагать, что для бедной узбекской или таджикской семьи, отправляющей свою молодежь на заработки в Россию, она окажется весьма и весьма значительной. Аглае точно принадлежала огромная квартира в элитном доме, у нее имелись две хорошие машины. Плюс драгоценности, наряды… Счета в банках? Наверное. В общем, узбекам и таджикам было за что биться.