Нина Степановна мне нравилась. Она была хорошей теткой, только очень несчастной. А так она получила комнату в дальнем конце огромной квартиры Аглаи (чтобы крики ребенка не мешали львице-певице-актрисе), полный пансион, и еще ей на счет откладывались деньги «на старость». От нее требовался только уход за маленьким узбеком, причем так, чтобы Аглая его (и ее) не видела и не слышала и ее гости (за исключением журналистов) тоже не видели и не слышали ни ребенка, ни няню. Но когда приходили журналисты, ситуация менялась на сто восемьдесят градусов. Я сама видела по телевизору и в Интернете фотографии счастливой молодой матери с усыновленным ребенком. Актриса, отдать Аглае должное, она прекрасная.

Один раз, стоя в очереди в кассу в супермаркете, я услышала, как две женщины, завидев фотографию Аглаи на очередной обложке, стали обсуждать, какая она молодец, какая добрая, какая хорошая и как благодаря этой женщине с широкой душой повезло маленькому гастарбайтеру, который теперь гастарбайтером не станет.

Да, ребенку, наверное, на самом деле повезло — по крайней мере, пока. Мне не хотелось думать о его дальнейшей судьбе. Ведь он в будущем, после завершения «проекта», вполне может оказаться в детском доме. И ему будет гораздо тяжелее принять такую судьбу, чем тем, кто там живет с рождения. И среди своих соотечественников он будет чужим. Но, по крайней мере, пока Нина Степановна на самом деле о нем заботилась так, как нужно заботиться о маленьком ребенке.

Я открыла квартиру Аглаи, которая располагалась на последнем этаже элитного дома («с индивидуальной и неповторимой планировкой», как значилось в рекламе этого квартала, когда он строился несколько лет назад). Зачем одной Аглае семь комнат, я не знала. Да, теперь в одной проживают няня с ребенком, но когда квартира приобреталась, ребенка в проекте не было. Мне сама Аглая как-то сказала, что детей иметь никогда не хотела, а теперь еще и не может после неудачного аборта. Никто из родственников Аглаи в квартире никогда не останавливался. Мама умерла, папа с очередной женой (то ли третьей, то ли пятой по счету) проживал в Лондоне. Я не знала, есть ли у львицы-певицы-актрисы сводные братья и сестры. Она их никогда не упоминала. В прессе я про них не читала. Конечно, если хорошо порыться в Интернете, то можно найти любую информацию, но мне, признаться, было лень. Да и какая мне разница, есть сестры с братьями или нет? Отношения с папой Аглая поддерживала, жен его высмеивала. Она вообще была остра на язычок.

Я сняла сапожки (из уважения к труду домработницы, тоже женщины предпенсионного возраста, как и Нина Степановна), надела гостевые тапочки и отправилась прямо в спальню Аглаи. Мне это разрешалось, более того, это от меня требовалось. Продюсер еще и звонил вчера вечером, просил напомнить, что на три часа дня у Аглаи запланирована какая-то запись. Он сам собирался приехать за ней в два. Сейчас было двенадцать, только что пушка на Петропавловке выстрелила. Так что мне предстояло не только слушать воспоминания Аглаи о прошедших с ее участием событиях, но и наблюдать за процессом выбора наряда львицей-певицей-актрисой. Я пару раз становилась свидетельницей этого процесса. Незабываемое зрелище, скажу я вам. Не знаю, сколько времени тратит домработница на развешивание всех нарядов по местам после каждого такого «сбора на выход».

А потом еще нужно выбрать обувь, сумочку и драгоценности… Уже после первого просмотра я порадовалась, что у меня в несколько раз меньше вещей и, соответственно, не стоит такая серьезная проблема выбора. Хотя, конечно, я тоже всегда выбираю, отправляясь куда-нибудь по приглашению. И всегда думаю, что нет подходящего платья и надо будет со следующих денег обязательно купить… Зато у меня нет полки с вещами на тот случай, если вдруг похудею! А у всех моих подруг есть.

С другой стороны, я не посещаю таких мероприятий, на которых Аглая — свой человек. В кризисную службу вообще лучше одеваться поскромнее, там работают небогатые люди, да и люди, обращающиеся за помощью, не поймут, если семейный психолог окажется в ярком наряде и обвешан побрякушками. В журнале, где я веду страницу психолога, очень демократичная обстановка. Народ в первую очередь исходит из соображений удобства. Все мероприятия там тоже демократичные. В журнале, куда я пишу вместо Аглаи, я не была ни разу. Как я уже говорила, я отсылаю статьи по электронной почте Бергману. И платит мне тоже он. Самой Аглае абсолютно все равно, как я выгляжу и во что одета — главное, что не лучше ее. Хотя до ее природной худобы мне как до Луны, даже если лягу на липосакцию, буду сидеть на жесточайшей диете, ежедневно заниматься спортом. Я такой, как она, не стану никогда. Да, признаться, и не хочу этого. «Что за баба без задницы?» — любит говорить мой отец.

Так, а с чего это вдруг тут елочные иголки разбросаны? Какая елка?! Новый год был несколько месяцев назад. Или у Аглаи в выходные было какое-то особое мероприятие? С елкой? Вообще-то у нее даже в тридцатиградусную жару могло быть мероприятие с Дедом Морозом, чтобы выпендриться, чтобы все не как у людей.

Иголки прилипли к тапочкам, нужно будет стряхнуть перед уходом, чтобы потом другие не разносили по квартире. Кстати, иголки валялись только в коридоре у входа. На пути в спальню Аглаи я их не увидела.

И собаки что-то не видно и не слышно. Джулия обычно выбегала мне навстречу. Или она так устала после вчерашнего? Собака, конечно, была суперпородистой, с длиннющей родословной. Аглая даже выучила имена каких-то китайских императоров, у которых были такие собаки (как сказали нашей светской львице-певице-актрисе), и бросала фразы типа «как придворная собака императора Чжун Го…». Интересно, она хоть что-нибудь прочитала в Интернете для общего развития о китайских императорах или о Китае? Кстати, Аглая оказалась первой из тусовки (как она мне сама говорила), кто взял китайскую хохлатую собаку, а не йорка, не померанского шпица и не чихуахуа. Но Аглая любила быть во всем первой.

Я вошла в спальню Аглаи и остолбенела. В первый момент я не поверила своим глазам. Моргнула. Еще раз моргнула. Но зрелище никуда не исчезло.

Аглая лежала в одежде на своем огромном ложе (оно могло бы занять большую часть моей комнаты в однокомнатной квартире) лицом вниз, белый коврик перед ложем был слегка забрызган уже сухими бурыми пятнами, затылок Аглаи… Нет, лучше на него не смотреть.

Она не двигалась, да и лежала в такой позе, в которой просто не может лежать живой человек. Ее будто бросили на кровать как сломанную куклу — и она рухнула, вытянув руки вдоль туловища и слегка раскинув ноги, не сняв одежду, не сняв обувь. Я сделала шаг вперед, потом еще два, нагнулась и прикоснулась к голой ноге в босоножке на высоком каблуке, которая оказалась ближе всего ко входу в комнату. Нога уже была ледяной.

Больше я ни к чему в комнате не прикасалась, попятилась назад, врезалась спиной в дверной косяк, это помогло мне очнуться — и я бегом рванула на кухню. Там плюхнулась на табуретку, отдышалась, достала из сумки, которая так и висела у меня на плече, мобильный телефон и первым делом позвонила продюсеру.

— Пе-пе-петр Аркадьевич… — начала я.

— Что еще случилось? — рявкнул Бергман, мгновенно поняв, что дело серьезное.

— Она мертва, — сказала я.

На мгновение на другом конце воцарилось молчание.

— Нина Степановна? — наконец спросил он, похоже, с надеждой.

— Аглая, — ответила я, уже приходя в себя.

Продюсер грязно выругался. В Аглаю он вложил немало. Деньги, насколько я понимаю, были папины (в смысле папы Аглаи), хотя не исключаю, что и продюсер частично поучаствовал в организации проекта. Но Петр Аркадьевич вложил огромное количество сил и эмоций и в полной мере проявил свои великолепные организаторские способности. Он говорил мне, что никто из его подопечных за всю его продюсерскую карьеру (и карьеру администратора в советские времена) не пил из него столько крови, сколько пила Аглая. Правда, она и доход приносила немаленький, и теперь продюсер его лишался, как, впрочем, и я. Какая колонка светской львицы в журнале, если светской львицы-певицы-актрисы больше нет?