— Сэмюел Клеменс был в этой комнате не далее как вчера вечером, — говорю я пареньку.
— Сэр… — говорит посыльный, как будто со страхом глядя на меня. Он протягивает мне конверт.
— Он мне не нужен. Либо доставьте его, либо оставьте себе. Мне он не нужен, — говорю я и не свожу с парня взгляда, пока голубь раз за разом, раз за разом бьет клювом в оконное стекло, пробивая себе путь из этой комнаты.
ГЛАВА 17
Мой динамит приведет к миру скорее, чем тысячи международных соглашений. Как только люди увидят, что целые армии могут быть уничтожены в одно мгновение, они, несомненно, обратятся к золотому миру.
Альфред Нобель
На кухонном столе рядом с сахарницей рассыпано несколько сахарных крупинок. Луиза прижимает их пальцем и тянет палец к губам. Она никогда не сластит чай. Должно быть, сахар рассыпал Уолтер, когда пил кофе. Сахар растворяется у нее на языке.
Тонкие серебряные нити, паутинки, — думает она. Нити совпадений, которые, кружевом оплетая мир, удерживают его таким, каков он сейчас, сию секунду.
А потом рвутся, и все в секунду меняется.
Артур стоял у Луизы в прихожей, соскребая тонкие стружки, чешуйки дерева с косяка. Он ничего не говорил, а скреб дерево, как будто мог бы вечно продолжать это занятие и так и не сказать ни слова, так и не рассказать ей, что незаконно пилотируемая, незарегистрированная, необъяснимая машина времени с Уолтером и Азором не приземлилась в 1918 году, а разбилась, упав с высоты семь тысяч футов на Пустырный Остров в 1943-м.
Но, наконец, он заговорил, и сказал что-то невозможное:
— Уолтера больше нет, — сказал он.
И слова немедленно возымели действие.
— Да, — отозвалась Луиза, как будто только и ждала, чтобы кто-нибудь ей это сказал. Она поняла.
— Машина времени… — принялся объяснять он.
Но она остановила его, отведя взгляд, уставившись через его плечо на ступеньки переднего крыльца и на улицу, где исчезал Уолтер. Ее отец нырнул в Гудзон и затерялся среди других мертвецов Нью-Йорка. Уолтер утек от нее, и, хотя она всегда подозревала, что однажды она или он покинут дом, ей казалось, что ее собственная кровь утекает через Манхэттен. Она побелела так, что Артур схватил ее за руку и грубо стиснул три или четыре раза, пока она снова не задышала.
— Перестань, — только и сказала она, потому что хотела проследить, как исчезают последние кусочки жизни отца.
Они вместе стояли и ждали. Луиза смотрела за плечо Артуру, пока ничего не осталось, кроме них, ступенек и Пятьдесят третьей улицы.
— Артур, — наконец сказала она, увидев теперь и его.
В кухне он садится напротив нее. Мир затих, словно хочет подсмотреть, что станет делать Луиза, или боится того, что сделает с миром девушка, у которой он отобрал отца, или что она сделает с мужчиной, который принес ей это известие. Она рассматривает рассыпанные крупинки сахара, паутинку, оставленную отцом. И через минуту горе рвет ее дыхание, как кусок полотна, зацепившийся за ржавый гвоздь. Луиза рассматривает сахаринки, пока не сознает, что больше ему нечего ей сказать. «Твоего отца больше нет». Конечно, его нет. Конечно.
— Артур, — говорит она и замолкает, чтобы разобраться в своих мыслях. — Я пойду наверх, прилягу на минутку.
Он кивает и Луиза, обернувшись, добавляет еще одно — короткую фразу, которой она никогда не говорила мужчине, потому что в ней не было нужды.
— Не уходи.
— Не уйду, — говорит он, и она оставляет его на кухне.
Она идет наверх по знакомому дому, такому же, как раньше.
В комнате Уолтера темно. Она садится на отцовскую кровать и, нагнувшись, опускает лицо к самой подушке, чтобы вдохнуть маслянистый запах его волос, его затхлого сонного дыхания. Она не смеет коснуться подушки. Она боится, как бы прикосновением не стереть того, что в ней хранится. Кожи, запаха, слюны, волос, смутных очертаний сновидений. В половину шестого будильник Уолтера пытается разбудить его на ночную смену. Она слушает звон будильника. Он вырастил ее совсем один — заботился о ней, пока она не стала достаточно взрослой, чтобы заботиться о нем. Она выключает будильник. Почему она его не остановила? Дом никогда не бывал таким пустым. Она позволяет голове опуститься на одеяло рядом с подушкой и закрывает глаза, засыпает, и не видит снов.
Просыпается она как от толчка, как будто на грудь ей бросили тяжелый груз. В комнате темно и в доме тихо, только иногда что-то тикает. Она поднимает голову, не зная, долго ли проспала: может, минуты, может, часы. Она снова нюхает воздух над подушкой, и запах Уолтера сразу приводит Луизу к любопытному заключению: смерть, в особенности эта, невозможна. Она ее исправит. Не удивительно, что ей так и не стало грустно.
Луиза сбегает вниз по лестнице.
Артур сидел за кухонным столом, опустив голову на руки. Но теперь его нигде не видно.
— Эй? — окликает она пустой дом. — Артур? — говорит она.
Дом холодно возвращает звук ее голоса, и она решает, что ей некогда его дожидаться. Ее ждет дело, с Артуром или без него.
Впервые увидев планы мистера Теслы, она еще не совсем представляла, что такое «лучи смерти», но теперь, когда они ей нужны, она точно понимает их назначение. Мистер Тесла изобрел лучи, которые могут вернуть жизнь, вернуть энергию телу, которое умерло. Наверно, он использует для этого электричество. Да, думает она. Конечно. Лучи наверняка способны дать смерти обратный ход, потому что, в понимании Луизы, никто, и особенно мистер Тесла, не стал бы создавать лучи, которые причиняют смерть. Какой в этом смысл? Люди и без того слишком легко умирают.
Мысли Луизы раскачиваются из стороны в сторону, словно пьяный или поезд перед крушением. Даже если ей придется самой смастерить этот луч — ничего. Она справится. Мистер Тесла ей поможет. Она направит луч на тело отца, и он снова станет живым, и ей не придется оставаться одной в полном призраков доме.
Она представляет, как будет восхищаться отец, когда она ему расскажет.
— Я был мертвый?
— Да.
— И вот этим ты меня вернула?
— Да.
— Фантастика! — скажет он и расхохочется.
Луиза отправляется в отель в большом волнении. Она верит в мистера Теслу. Она выходит, забыв запереть за собой входную дверь.
В отеле она переодевается в платье горничной. В большом бальном зале идет представление — Джонни Лонг, судя по тому, что она слышит. Его выступление запишут, чтобы передать по радио на всю Америку. Толпа из коридора кажется почти сплошной. Луиза задумывается: где будут все эти люди через четыре дня, когда их голоса прозвучат по всей стране? Может, будут сидеть в одиночестве у себя на кухнях, уставившись на закрывающие луну тучи. Может, их тоже уже не будет. Но куда они уйдут? Где будет через четыре дня Луиза? А Уолтер? Артур? Азор? Она знает. Они все будут сидеть за кухонным столом, размешивая сахар в кофе и чае.
Двое коридорных, которые обычно дожидаются опоздавших в вестибюле, устроились в коридоре между новой террасой и бальным залом. Они слушают первые такты мелодии. Кажется: «Луна над Гангом» Тот, что пониже ростом, танцует фокстрот, держа в объятиях призрачную партнершу. Я понимаю, думает Луиза. Они все в мире, в мире живых. Я здесь одна, но это только на время. Они не замечают проходящей мимо Луизы. Музыка звучит все громче. Она юркает у них за спинами, пока они притопывают ногами в такт оркестру.
Луиза поднимается на лифте на 33 этаж, проходит в конец коридора, поднимает руку, чтобы постучать в дверь, и видит, что дверь уже открыта.
Господи, думает она. Пусть он будет здесь. Если сейчас же начать собирать установку, они, может быть, закончат к утру.
— Мистер Тесла, — шепчет она из-за двери. Ей не отвечают. — Мистер Тесла, — снова зовет она, входя в темную комнату. Она не слишком ясно соображает. Может быть, он спит. Она направляется к кровати, чтобы его разбудить, и тут спотыкается и растягивается на полу. В полоске дневного света, пролившейся из коридора в открытую дверь, она видит, что постель пуста. Она встает. Она потирает колени. Она включает свет, чтобы разглядеть, обо что споткнулась.