Мы жили в сельской местности в большом старом доме, позади которого простирался лес. В доме постоянно гуляли сквозняки, было сыро и холодно, и я не любил долго там оставаться. Зато мне всегда нравилось гулять по лесу — за исключением тех случаев, когда мною овладевали определенные чувства. В лес я любил ходить один и всегда ощущал себя в большей безопасности, когда рядом никого не было.

До сих пор перед моими глазами стоит однажды увиденная картина. Причем она всегда всплывает при свете луны. Днем она не такая яркая, не такая выразительная. Но возможно, это происходит и потому, что днем внимание отвлекают всякие посторонние вещи, и в результате ранее зафиксированные воспоминания уступают место непосредственным ощущениям. Зато ночью..! Только я до сих пор не могу понять, идет ли речь лишь об одной ночи или о нескольких, так похожих друг на друга, что они слились в одно воспоминание?

Я стоял на маленькой полянке, со всех сторон окруженной высокими соснами, на невысоком холме, у подножия которого притулился наш дом, в тот час окутанный густой тенью; виднелась его крыша с трубой, выделявшейся на фоне мрачного неба. Тут было темно, хотя верхушки деревьев казались белыми от лунного света, чем-то напоминая серебряные иглы.

Было очень тихо. Несколько мягких пушистых облаков огибали луну. Стоя на полянке, я почувствовал острое желание, испытал смутную, неясную потребность в чем-то. Это походило на весеннюю лихорадку, когда сидишь в школе и видишь за окном цветы и траву, — только гораздо сильнее. Мне хотелось что-то сделать, но делать было явно нечего. Возможно, именно тогда я впервые испытал сексуальное желание. Наверное, поэтому я снял с себя одежду — абсолютно все, даже ботинки и носки, и стоял между деревьями совершенно голый. Холода я не чувствовал, хотя и дрожал. Прямо сверху, между деревьями на меня падал столб света, вызывавший холодное свечение вокруг. Я просто стоял, откинув назад голову, широко разинув рот, глядя в небо и дрожа, словно каждый мой кровеносный сосуд, каждый нерв были заряжены электрическим током.

Не знаю, как долго я так простоял. Наверное, прошло некоторое время, потому что небо изменилось. А потом все внезапно прекратилось, исчезло, все желания улетучились, и я осознал, что стою и громко кричу. Даже не кричу… Скорее это походило на лай с завыванием. Наконец я умолк. Вокруг было очень темно и тихо, и я почувствовал себя как-то непривычно и странно: голый, одинокий, и даже как будто стыдящийся того, что только что делал. Мне думается, да, я действительно продолжаю считать, что это было нечто сексуальное. Но одновременно с этим я почувствовал большое облегчение. Я оделся и пошел назад к дому; весь остаток месяца прошел совершенно нормально. Все было прекрасно, я чувствовал себя полностью умиротворенным. Как я уже сказал, я не знаю, было ли это лишь единичным воспоминанием или же комбинацией многих ночей на протяжении многих месяцев. Наверное, я был тогда еще очень молод…

Я задумался над написанным. Нет все-таки у меня такое ощущение, что это был не единичный случай. Мелькают воспоминания о том, как я голый бегу по лесу, изредка припадая к земле и прячась за деревьями и камнями. Причем это очень ясные воспоминания, и возвращаются они точно так же, как действия того существа в камере, и совсем непохожи на обычные ощущения и эмоции. При этом нет такого чувства, будто я от кого-то убегал или прятался. Нет, в лесу, кроме меня, никого не было. Уверен я и в том, что никаких физических перемен также не происходило. Это абсолютно точно. И, как ни странно, я совсем не помню, когда же впервые произошла эта самая настоящая перемена или когда я в самый первый раз заметил ее наступление. Наверное, все это происходило очень медленно, постепенно, так что в памяти не осталось ни шока, ни потрясения.

Впрочем, мой мозг хранит воспоминание об одной перемене, но та произошла отнюдь не в лесу, а в моей собственной кровати. Наверное, это произошло уже позже. Я сидел тогда в постели и, согнувшись, разглядывал свои руки. Кровать стояла у окна, ярко светила луна, отчего все в спальне казалось черно-белым. Руки лежали на коленях, а над ними зависал столб лунного света. Я был совершенно голый. При этом особенно явственно я ощущал свою наготу спиной, как будто с нее содрали кожу: Я пристально всматривался в собственные руки. Наверное, это было уже не в первый раз, поскольку я точно знал, что именно ищу, что высматриваю.

Я помню, как начали расти ногти, как задрожали и стали припухать, словно вздыматься, ладони…

Сейчас я уже не помню, что делал потом.

Хорошая у меня жена.

Немногим женщинам удалось бы вынести все то, что выпало на ее долю. По правде сказать, внешне она не особенно привлекательна. Допускаю, что и замуж за меня пошла она только по крайней необходимости, хотя надеюсь, что я ошибаюсь. Я верю, что она действительно любит меня. Конечно, иногда меня раздражает, что Элен не совсем понимает сущность моей болезни, но во всем остальном у меня к ней претензий нет. И ей следует знать, что я никогда не причиню своей жене ни малейшего вреда. Да и вообще не думаю, что я способен обидеть кого-нибудь. По сути я — застенчивый, мягкий человек, и, возможно, именно поэтому возникает столь трудный для понимания контраст, если женщина не осознает простого факта: недуг мой — суть физическое заболевание, от которого я временами становлюсь совершенно другим, подчас даже опасным. Но я уже научился должным образом контролировать себя и потому не причинил пока никому сколько-нибудь существенного вреда.

Я пообещал Элен, что сегодня вечером мы с ней куда-нибудь сходим. Как она обрадовалась! Вообще-то мы довольно редко куда-нибудь выбираемся. Я вообще не сторонник легкомысленного поведения и предпочитаю посидеть дома, но изредка можно позволить себе и развеяться. Элен всегда приходит в восторг от подобных мероприятий, хотя в принципе считает, что я прав, ограничиваясь двумя-тремя подобными вылазками в течение года. Сейчас она одевается. Записи продолжу потом, по возвращении, если, конечно, не будет слишком поздно.

Ну надо же! Кто бы мог подумать, что вечер обернется таким позором!

Мы только что вернулись, и Элен сразу же пошла к себе в комнату. Похоже, она на меня рассердилась. Мне в общем-то следовало бы хорошенько подумать, прежде чем выбираться куда-либо, чтобы угодить женским причудам. Женщины вообще мало что понимают в жизни.

Начать хотя бы с того, что весь вечер пошел наперекосяк уже тогда, когда Элен надела именно то платье, которое, как ей было прекрасно известно, я просто ненавижу. Это крайне неприличное платье, оставляющее плечи открытыми и превращающее ее в какую-то уличную девку. Я постарался довольно любезно намекнуть ей на это, однако она вздумала сердиться, хотя я сказал чистую правду. Почему женщины обижаются, когда слышат правду, а на обман так остро не реагируют? Этого я никогда не мог понять, хотя в данном случае то же самое, что сказал я, могло бы ей сказать зеркало. После стольких лет совместной жизни она не может не знать, что я не из тех мужчин, которые безо всяких на то оснований раздают направо и налево комплименты или которым безразлично, когда его жена одевается как самая настоящая потаскуха. Однако она все же настояла на своем — надела это самое платье — так что мы еще до выхода из дома немного повздорили. В конце концов я уступил, хотя теперь искренне об этом жалею. Должен был бы ведь знать, что это на весь вечер испортит мне настроение.

Как только мы вошли в ресторан и сели за столик, я тут же заметил, что несколько мужчин обратили на Элен внимание. Кажется, она об этом даже не догадывалась и сидела, счастливо улыбаясь и изредка оглядываясь. Не сомневаюсь: все подумали, что она выискивает, с кем бы пофлиртовать: О чем же еще можно подумать, когда женщина так одета? Я почувствовал себя оскорбленным, потому что отчетливо представлял себе содержание их мыслей. Она была похожа на самую настоящую проститутку, которую я только что подцепил на панели. На губах слишком много помады, а когда она села, колени заметно обнажились. Мне надо было бы сразу же встать и выйти, однако я подумал, как получится неловко, когда мое место будет пустовать. Тогда я дал себе слово, что сразу же по возвращении любым способом уничтожу это платье, чтобы оно больше меня не позорило. И надо же, как ни трудно себе такое представить, но бедная Элен, похоже, даже не догадывалась, какой переполох вызвала своим появлением.