— Нравится. Я могу взять ее с собой в постель?
— Ну конечно, дорогая. — Джоан была явно обрадована реакцией дочери. Временами неприязнь Альмы к куклам беспокоила ее — сама она ребенком очень любила играть в куклы.
В эту ночь Альма легла спать, положив рядом новую подругу. Уложив дочь, супруги весело и довольно посмеивались над происшедшей переменой в отношении ребенка к игрушкам.
Альма назвала ее Розалиной.
Однако спустя несколько недель умиление родителей заметно пошло на убыль. Альма, которая ни на миг не расставалась с Розалиной, и днем и ночью держа ее при себе, стала заметно более нервной, беспокойной, по ночам ее часто мучили кошмары. Джоан первой пришло в голову связать эту перемену в дочери с куклой.
— Что-то нездоровое есть в этой ее страсти ни на миг не расставаться с Розалиной. — заметила она однажды. — И потом, знаешь, мне совсем не нравится, что она каждую ночь кладет ее с собой в постель.
— Да брось ты, — отмахнулся Алан. — Она что, хоть раз ложилась спать, не укладывая рядом какую-нибудь игрушку?
— Ну, плюшевого мишку или там какую-нибудь действительно красивую куклу — это я еще понимаю, но это создание… Знаешь, я почему-то нахожу ее все более и более отталкивающей.
Едва она успела произнести эти слова, как из спальни дочери раздался пронзительный крик.
Джоан бросилась наверх.
Альма лежала на боку и явно спала, хотя губы ее слабо шевелились.
— Я не хотела никого обидеть, — донеслись до Джоан всхлипывания спящей дочери. — Только не мучай меня больше, пожалуйста!
Она решили не будить ребенка и лишь погладила девочку по голове.
— Все в порядке, милая, успокойся, все в порядке.
Так и не проснувшись, Альма наконец затихла.
Подошел Алан.
— Я хочу взять у нее Розалину, — шепнула Джоан мужу.
Медленно и очень осторожно она откинула край одеяла и увидела куклу, зажатую в руках дочери. Джоан слегка потянула ее на себя.
— Нет! Нет! — закричала девочка, не размыкая век, явно все еще во сне. — Мадам, я сделаю все, если вы позволите мне оставить ее. Я даю слово, что не буду есть целую неделю… Честное слово.
— Ради Бога, Джоан, не надо, — вмешался Алан.
Джоан снова нежно укрыла дочь одеялом и подождала, пока та успокоится. Затем оба вышли.
— Ну и что мы будем делать?
— Обычный детский кошмар, — спокойно ответил Алан.
— Нет! Нам надо что-то решить с этой чертовой куклой. Знаешь, надо побольше разузнать о ней. Откуда она вообще появилась?
— Но ведь я же говорил тебе, где нашел ее.
— Я не о том. Нам надо проконсультироваться у какого-нибудь специалиста, ну, у знатока кукол, ведь есть же такие.
Это было проще сказать, чем сделать. Однако после нескольких дней бесплодных поисков им удалось в одной из газет отыскать адрес некоей мисс Летеринтон, которая называла себя «плангонологом», располагала большой коллекцией кукол и предлагала читателям продать ей «новые образцы», если таковые у них имелись.
Короткая переписка с мисс Летеринтон принесла свои положительные результаты — женщина готова была принять их.
Теперь перед ними встала другая, не менее сложная задача — тайком забрать куклу у Альмы. После неоднократных попыток Джоан наконец удалось отвлечь девочку, и, Алан, схватив куклу, сунул ее под пиджак и поспешил к выходу.
Мисс Летеринтон жила в комнатке, которая показалась ему кукольной спальней. Куклы были различных национальностей и возрастов, облаченные во всевозможные наряды. Кровать, книжные полки, шкафы, стулья и даже пол были буквально завалены маленькими игрушечными существами. Да и сама мисс Летеринтон чем-то смахивала на куклу — маленькая, аккуратная, вся какая-то ровненькая.
— Входите, — пригласила она Алана. — Только осторожно, постарайтесь не побеспокоить моих «дорогуш».
«Дорогуши» неотрывно смотрели на Алана своими стеклянными глазами, а то и просто пустыми чернеющими впадинами глазниц.
— Благодарю за ваше письмо, — проговорила она. — Вы привезли новое пополнение моей коллекции?
— Боюсь, что нет, — осторожно ответил Алан. — Но мне нужен ваш совет. Не могли бы вы взглянуть на куклу, может быть, вы что-нибудь скажете о ней? — Он вынул Розалину.
Женщина как-то по-особенному мягко, нежно, словно это было живое дитя, взяла куклу в руки.
— Старушка… — тихо проговорила она. — Полна боли и страданий… — затем более спокойным и деловым тоном добавила: — Такие деревянные куклы были очень распространены и популярны в девятнадцатом веке. У меня есть похожая, ее изготовили в 1850 году. Сейчас их уже не достать, хотя когда-то они пользовались большим спросом и к тому же были очень дешевы.
— А она не кажется вам зловещей?
— Ну что вы! Отнюдь, разве что очень печальной. Это не шаманская кукла. Тех вообще сохранилось совсем немного — их ведь делали из воска, чтобы втыкать в них булавки. Естественно, со временем большинство из них пришли в негодность.
— Значит, это самая обычная кукла?
— Обычных кукол не бывает, — с ноткой упрека в голосе произнесла женщина. — Они все восхитительны и неповторимы. Я до сих пор не знаю, есть ли у них свой собственный характер или они лишь впитывают в себя черты личности своих прежних владелиц, некогда любивших их. Кстати, а где вы нашли это милое дитя?
Алан вкратце пересказал ей историю своей находки.
— Да, красивая была когда-то кукла, — задумчиво проговорила мисс Летеринтон. — Раскрашенная к тому же. И ее очень любили.
— Моя дочь тоже очень любит ее и именно в этом вся проблема.
— Чепуха, — отрезала мисс Летеринтон. — Если ваша дочь любит ее, значит, она чуткий, нежный ребенок. Сейчас так много детей, которым нравятся лишь пластмассовые длинноногие куклы в нейлоновых платьях и купальниках.
— Дело в том, что как только я принес куклу домой, Альма — это моя дочь — стала вести себя очень странно, я бы даже сказал — нервно.
— Возможно, она чувствует страдания, перенесенные, этой куклой. Или страдания того человека, кому она раньше принадлежала.
— Но какие это страдания? Вы можете сказать?
Мисс Летеринтон покачала головой.
— Когда кукла страдает, я это чувствую, хотя сама причина ее боли ускользает от меня. Куклы — это мои дети, а есть ли на свете такие родители, которые знали бы все, что происходит в головах и сердцах их детей? Сознание ребенка — бездна неразгаданной тайны.
Она понизила голос, затем окинула взглядом своих «дорогуш»: — Я знаю, кто из них счастлив, а кто печален. Знаю и тех, кто вообще почти ничего не чувствует. Но никогда не знаю — почему? Впрочем, как и все другие родители…
Алана слегка передернуло.
Умом он понимал, что все это — ерунда чистейшей воды, и все же…
— Так что же мне делать?
— Попытайтесь выяснить, почему страдает это маленькое создание. Побольше разузнайте об этом приюте, Клавер-холл. Если же ваша дочь все-таки согласится расстаться с этой маленькой куклой, так много пережившей за свое долгое существование, то я с радостью приму ее в свою семью.
Снова сунув Розалину под пиджак, Алан вышел на улицу. Он направился прямо в городскую библиотеку, всегда представлявшуюся ему пристанищем трезвого научного знания, столь далекого от мистической таинственности обители мисс Летеринтон. И почему ему раньше не приходила в голову такая простая мысль — сходить в библиотеку?
Он сравнительно быстро отыскал нужную книгу: «Детские приюты Англии». В ее оглавлении числился и Клавер-холл.
«Клавер-холл, — прочитал он, — принадлежал к числу заведений подобного рода, широко распространенных в тот период — холодный, неуютный, постоянно нуждающийся в средствах. Обеспеченность детей во многом зависела от честности и порядочности администрации заведения, тех лиц, которые управляли приютом. Частенько это оказывались не вполне порядочные люди. Тем не менее в целом Клавер-холл существовал относительно безбедно, если не считать довольно короткого периода — с 1857 по 1860 год. В то время приютом заправляла вдова Грейс Вебб. Эта женщина заставляла детей голодать, чтобы набить собственные карманы, буквально терроризировала их, наказывала за малейшие проступки и особенно за то, что они „слишком много едят“. Ходили слухи, что любимым видом наказания было отбирать у детей куклы за то, что те „плохо себя ведут“ или „чересчур много едят“. За три года правления миссис Вебб десятки детей покинули приют — кто сбежал, а кто умер от голода. В итоге даже весьма равнодушные к подобным явлениям городские власти заподозрили неладное и назначили расследование. В итоге миссис Вебб угодила за решетку, где и скончалась через пять лет. Если верить отчетам того времени, перед смертью она совершенно помешалась, будучи уверенной в том, что ее „заколдовали мертвые дети“.»