— Пройдусь, — обычно говорил он, — прогуляюсь немного. Я ненадолго.

Он слышал, как она отзывалась с верхнего этажа, и вспоминал свои пустые обещания сходить наконец к врачу.

Тепло солнечного света словно осушало холодный, липкий пот ночи. И ничьи глаза не смотрели на него так пристально и страшно. В эти волшебные часы трудно было поверить в существование ночных страхов и видений, так мучивших его. Он снова чувствовал себя в полном порядке, хотя и знал, что что-то обязательно должно произойти. Он даже ощущал приближение этого. Но чего? Мэнсон мертв, и все же ночами ему казалось, что он где-то рядом с ним, причем только ночью, день уносил все его страхи. Внезапно он понял, что ему надо сделать, чтобы освободиться от этого гнетущего состояния, иначе действительно можно сойти с ума. Надо сходить туда и посмотреть, раз и навсегда разделаться с этими ночными видениями. В газетах писали про исчезновение Мэнсона, однако труп пока не обнаружили. А что если Мэнсон не умер? Нет, это невозможно, он же сам тащил по траве покойника. А если, несмотря ни на что, он жив, что с ним случилось? Где он? Боже, где же он?

Рутлэнд доказывал себе, что совсем не боится туда идти, хотя от одной этой мысли его желудок судорожно сжимался. И все же он решился. Неведомая сила — и вне его, и в нем самом — подстегивала, подгоняла, заставляла ускорить шаг.

— Доброе утро, Рутлэнд!

Он резко обернулся.

Это был один из приятелей по клубу.

— Не возражаешь, если немного прогуляемся вместе? Как говорится, составлю тебе компанию. Ты далеко собрался?

Черт бы его побрал! Из всех знакомых — надо же попасться именно этому! Нет, от него так просто не отделаешься, иначе потом пойдут разговоры. Этому человеку нравился звук собственного голоса, и он был готов говорить часами. Но сейчас не стоило демонстрировать ему свою неприязнь. Он попытался ответить как можно более приветливо и сам поразился тому, насколько хорошо у него это получилось.

— Да нет, недалеко, — проговорил он. — Хотелось пройтись по полю.

— Отлично, — просиял его спутник. — А то как женился, так мы тебя совсем перестали видеть в клубе. Все спрашивают о тебе. Зашел бы как-нибудь вечерком, разумеется, вместе с женушкой.

— Мы редко выходим по вечерам, — максимально вежливо ответил Рутлэнд.

— Мы так и поняли, — сказал тот, коротко хохотнув. — Все ясно: молодожены и тому подобное…

Легкий толчок локтем и понимающий взгляд расстроили Рутлэнда не меньше, чем обуревавшие до этого тревожные мысли. С каждым шагом его голос становился все более монотонным. Так они прошагали десять минут — долгих десять минут. Внезапно его спутник резко остановился.

— Эй, привет! — крикнул он кому-то.

Отозвался женский голос. Через просветы в листве кустарника он увидел молодую женщину, идущую к ним по полю. На лице мужчины заиграла веселая улыбка.

— Слушай, старина, ты не будешь возражать, если я покину тебя? Знаешь, я как раз надеялся встретить здесь эту девушку.

Для Рутлэнда это было подарком судьбы, он даже ухитрился выдавить из себя улыбку.

— Ну что ты, конечно же нет. Рад был тебя видеть.

Он оставил парочку и вскоре ступил на столь хорошо знакомую тропинку.

Сомкнувшиеся над головой ветви деревьев заслонили солнце, и он внезапно почувствовал легкий озноб. Это была та самая тропинка, которая владела его сновидениями. Она была достаточно широкая, чтобы разглядеть простиравшееся впереди него пространство. Росший по обеим сторонам кустарник почти полностью заслонял собой стволы деревьев. Над головой высился купол зеленой листвы. Он почувствовал, как при звуке собственных шагов сердце его забилось чуть быстрее. Но уже у самой канавы Рутлэнду показалось, что оно остановилось. «Как же все это выглядит сейчас, через четыре месяца?» От мысли о гниющем человеческом теле его прошиб холодный пот. Он понимал, что четыре месяца не такой уж большой срок, но это не ослабило его страхов. Он было остановился, но некая сила неумолимо влекла его вперед, несмотря на мрачную перспективу предстоящего зрелища. Рутлэнд обошел канаву и остановился, внимательно оглядываясь. Кругом ни души.

Дрожащими пальцами он вынул сигарету и закурил, пытаясь хоть немного успокоить разыгравшиеся нервы. Затем, собравшись с духом, ступил на поросшую чахлой травой землю и сделал несколько шагов. Сейчас, при ярком дневном свете, все выглядело совсем иначе, и он опять невольно остановился. Почва под ногами была почти голоя, но чуть дальше, где начинался небольшой подъем, виднелись довольно густые заросли кустарника.

И вновь на него нахлынул страх — это та самая насыпь, именно она… Он хорошо помнил, что оттащил тело Мэнсона не очень далеко. Забравшись на вершину холма, он посмотрел на узкую полоску канавы. Ужас сковал его тело, он явственно ощутил присутствие Мэнсона. Даже воздух был наполнен его запахом. И там, внизу, в канаве, лежит мертвец — человек, которого он убил. Но почему он должен бояться его? Теперь-то он ему не страшен.

При одной мысли об этом на лбу вновь выступили капли пота, ладони стали липкими и влажными. Он почти предчувствовал, что вот сейчас Мэнсон встанет со своего ложа и, ухмыляясь, поднимет на него глаза. Рутлэнд заставил себя идти дальше. Это просто необходимо, только тогда к нему снова вернется нормальный, спокойный сон, надо только убедиться, что Мэнсон действительно лежит там.

Он спустился с насыпи и встал у самого края канавы. Куча набросанных веток была лучшим ориентиром — именно здесь лежит Мэнсон. Ему показалось, что силы покидают его, все существо Рутлэнда молило о том, чтобы он бежал, куда глаза глядят, только бы подальше от этого места, бежал, не оглядываясь. Но он знал, что должен остаться, иначе его нервы не выдержат еще одной ночи страшных сомнений.

Медленно, с отчаянно бьющимся сердцем, он наклонился и стал аккуратно снимать сухие ветки, складывая их на край канавы. Несколько секунд он стоял с закрытыми глазами, но затем усилием воли заставил себя посмотреть на дно ямы…

То, что он увидел, едва не лишило его сознания. Мертвый, с ввалившимися глазницами, Мэнсон улыбался ему. На лбу зияла громадная открытая рана, внутри которой, поблескивая, чернели сотни, тысячи безостановочно снующих муравьев. Остекленевшие глаза исчезли — на их месте в пустых глазницах поднималась и опадала муравьиная масса, словно маленькие тела насекомых слились в единое целое. На губах навеки застыла улыбка, а за пожелтевшими зубами нескончаемой черной лентой шевелились все те же муравьи. И лицо, совсем белое! Рутлэнду никогда не приходилось видеть подобной белизны. Боже! Вся голова Мэнсона была заполнена муравьиными полчищами!

Он качнулся и опустился на мягкую траву. Зрелище было столь ужасным, что он понял — избавиться от него невозможно, оно навсегда останется с ним, до самых последних дней его жизни. Он сидел, тупо уставившись в пространство, чувствуя подкатывающие волны тошноты. Что за сила заставила его прийти на это место и увидеть то, с чем не могли сравниться жесточайшие видения ужасов ада?

Рядом со своей рукой, опиравшейся о землю, он почувствовал какое-то движение. Невольно опустив взгляд, Рутлэнд тут же, как ужаленный, отдернул руку. По траве, прямо под его башмаками, тянулась тоненькая полоска проворно снующих муравьев, и он с ужасом обнаружил, что все они выползают из-под кучи сухих веток в канаве. Их раздутые чернее тельца живыми точками блестели в лучах солнца.

Рутлэнд почувствовал, как неведомая сила придавила его к земле, он не мог даже пошевелиться. А муравьи двигались все быстрее. Взгляд Рутлэнда был прикован к чернеющей ленте, значительно расширявшейся у края канавы. С медленно подкатывающим ужасом он понял, что все насекомые выползают из головы Мэнсона. Воздух над ямой, казалось, был наполнен присутствием мертвеца, и это ощущение усиливалось по мере того, как он вглядывался в извивающуюся по траве полоску ползущих к нему муравьев. Он откинулся назад, судорожно стряхивая этих тварей, потом резко вскочил и, спотыкаясь, кинулся бежать по склону.