– Нет! Арнольд! Арнольд…

Я услышала звук пощечины и следом – жалобный вой Жака. Я живо представила его – с квадратными от страха глазами и трясущимися руками, протянутыми в мольбе. Я знала, что сейчас лицо его искажено болью и мукой. Он будет стенать и жаловаться, но в итоге Арнольд победит: Жак сделает то, что ему прикажут.

– Ты жалкий трус, – процедил Карпентер. – Не знаю, зачем я с тобой связался. Я ухожу, Жак, и больше не вернусь.

Я спряталась за портьеру. Дверь открылась, и темноту холла прорезала полоса света.

– Арнольд, прошу, не оставляй меня. Я не перенесу, если ты меня бросишь. Прошу тебя, я сделаю все, что ты захочешь, только…

Дверь снова закрылась. Я не стала слушать дальше. Вернувшись к себе, я присела на край кровати, силясь унять нервную дрожь. Думай, думай, говорила я себе. Арнольд хочет твоей смерти, и Жак тоже, хотя он по слабости духа и не признает этого. В любое время могут тебя убить. Завтра, а может, и через год. Арнольд хитер, он сумеет выбрать нужный момент и представить происшедшее как несчастный случай.

Я понимала, что должна бежать отсюда как можно скорее. Гарт! Я уеду с ним. Он мне не откажет. Наоборот, он будет рад. Я не скажу ему об истинных причинах – просто хочу быть с ним рядом и все. И это отчасти будет правдой.

В эту ночь я не сомкнула глаз. За два часа до рассвета я оделась и собрала небольшой саквояж с самым необходимым. Я не могла взять с собой Саванну. Оставалось надеяться, что она поймет и простит меня.

Я написала Жаку записку, в которой сообщила, что не могу больше жить в этом лишенном любви супружестве и для нас обоих будет лучше, если я уеду. Я оставила записку на туалетном столике вместе со всей имеющейся у меня наличностью. Саванна найдет записку и передаст ее семье, а деньги оставит себе. Они понадобятся ей для возвращения в Новый Орлеан.

Перед тем как уехать, я прошла в кабинет на первом этаже. Открыв сейф, я достала оттуда все деньги – около пятисот долларов, сотню спрятала в саквояж, а остальные – в маленький мешочек у пояса и вышла из дома через черный ход. На востоке уже вставало солнце.

Забрав из конюшни верного Вельзевула, я направилась к сараям, туда, где жили рабы. Остановившись у одной из хижин, я тихонько постучала. Амо сразу же открыл мне. Он был уже одет – рабы привыкли вставать с рассветом.

– Миссис Элиза, что вы…

– Мне некогда объяснять, Амо, – сказала я быстро. – Я ухожу навсегда. Вот, держи.

Я отстегнула с пояса мешочек с деньгами и отдала ему.

– Раздели на всех. Мне жаль, что моим планам не дано осуществиться. Может быть, вы сможете купить на деньги зимнюю обувь или… оружие.

Амо удивленно округлил глаза и раздул ноздри.

– Я попрошу мистера Мак-Клелланда купить вас всех, когда Жак надумает продавать поместье. Он сделает это для меня, я знаю, и тогда, возможно, я помогу вам стать свободными. Прощай, Амо.

Я протянула руку темнокожему богатырю. Он взял мою руку и на мгновение задержал ее в своей огромной ладони.

– Прощайте, мисси. Удачи вам, и да благословит вас Господь.

Оседлав Вельзевула, я поскакала прочь с «Ля Рев», навстречу своей свободе, навстречу Гарту. Вскоре показался знакомый домик под камышовой крышей, но сейчас, в бледном предутреннем свете, он выглядел совсем не так, как вчера, – неприветливо, мрачно. Сердце мое забилось сильнее: эта убогая хижина напомнила мне о чудесных часах, проведенных здесь накануне.

С холма подул легкий ветерок. Вельзевул нервно зафыркал, прядая ушами, а когда я привязала его к перилам крыльца, он заржал и стал бить копытом землю. Я погладила его морду, шепча ласковые слова. Коню передалось мое возбуждение, подумала я.

Я поднялась по прогнившим ступеням на крыльцо. Ветер набирал силу, траурно завывая в соснах, где-то вдали закричала голубка. Мне вдруг показалось, что я очутилась в страшной сказке – одна, на опушке глухого леса, отсюда кричи – не докричишься. Но я подавила беспокойство – ведь опасность осталась позади.

Дверь висела на одной петле и так же, как и давеча, натужно заскрипела. В нос мне ударил тяжелый, спертый запах. Хорошее место для любовных свиданий! Слабый свет проникал в дом сквозь щели в стенах и рваную газету, закрывавшую окна.

И вдруг я увидела распростертое на полу тело.

Я завизжала. Стены ответили мне эхом, на все лады повторяя мой полный ужаса крик. Я оцепенела. Гарт? Превозмогая охватившую меня слабость, я сделала шаг вперед и перевернула мужчину на спину. В перекошенной смертной гримасой маске я узнала лицо Жака. Мне показалось, что покойник усмехается, пялясь на меня мертвыми остекленевшими глазами. Только сейчас я заметила, что стою в луже крови.

На виске, над правым ухом, зияла рана. Зачем-то я взяла его руку, наверное, чтобы прощупать пульс, хотя было ясно: он мертв. Впервые я узнала ощущение мертвой плоти, плоти, лишенной тепла и упругости живого тела. Я выпустила руку, и она со стуком упала, словно налитая свинцом. Смерть заполнила тесное пространство хижины, отметив своей печатью все, что в ней находилось. Перед ее лицом я и сама чувствовала себя полумертвой, лишенной воли и обессиленной. Присев на корточки, я тупо смотрела на труп.

Итак, Жак. Пришел ли он сюда, чтобы покончить с собой? Почему именно сюда? Он, должно быть, знал обо мне и Гарте. Голова кружилась от удушья. Я заставила себя встать и выйти на крыльцо. Цепляясь руками за хлипкие перила, я жадно глотала воздух. Вельзевул храпел. Конь почуял смерть еще издалека, он знал, что нас ждет здесь. Я беспомощно огляделась. Вокруг простирались болотистые заросли. Камыш покачивался на ветру, образуя зеленовато-коричневые волны. Вблизи ни дома, ни живого существа. А до прихода Гарта может пройти не один час.

Что мне делать? Бежать за помощью? Ближе всего была усадьба Мак-Клелландов. Нет, только не туда. Надо возвращаться в «Ля Рев». Внезапно я все поняла.

Я вернулась в домик, обыскала его, затем труп, но не нашла ни ружья, ни пистолета. Догадка потрясла меня: раз поблизости не оказалось оружия, стало быть, не было и самоубийства. Его убили.

Единственное, что я могла для него сделать, – это закрыть глаза и помолиться о его душе.

Услышав звук шагов по ступеням крыльца, я обернулась. Дверной проем заслонила женская фигура. Испуганно вскрикнув, я вскочила на ноги. Свет падал из-за спины женщины, и я не видела ее лица, но по осанке и росту поняла, что передо мной Жоржетта. Я вздохнула с облегчением. По крайней мере передо мной был живой человек, а не сама ее величество смерть.

– Отдаете долг покойному, Элиза? – спросила Жоржетта.

– О, какое счастье, что вы пришли, Жоржетта, – пролепетала я. – Жака убили.

Жоржетта вошла в хижину.

– И что вы предлагаете делать?

– Немедленно ехать за помощью, что же еще?

Жоржетта молчала. Я тупо смотрела на нее. Постепенно до меня начал доходить смысл произнесенных Жоржеттой слов. Она… Она знала!

– Так вы…

Жоржетта переступила через тело, поддев мертвеца ногой.

– Да, я знала. Арнольд рассказал мне. Бедный глупышка Жак. Ну что же, его печали уже позади, не так ли?

– Я не понимаю вас, – нетерпеливо сказала я. – Откуда узнал Арнольд?

– Ну… Он был здесь, когда Жак убил себя.

– Значит, он прихватил с собой и ружье? В доме его нет. Я посмотрела.

– В самом деле? Какая предусмотрительность! Прямо маленькая героиня, – добавила Жоржетта. – Давайте выйдем на воздух, здесь душновато.

Мы вышли. Арнольд ждал нас у крыльца, рядом с лошадьми. Увидев меня, он усмехнулся.

– Привет, Элиза. Вы, гляжу, ранняя пташка.

– Скажите мне, что случилось, – обратилась я к Арнольду. – Почему он это сделал? Вы поссорились?

– Жак был таким впечатлительным. Произошел несчастный случай.

У меня пересохло во рту.

– Нет, никакой случайности не было. Вы убили его.

Арнольд рассмеялся. Своей невозмутимостью он напугал меня сильнее, чем если бы набросился с кулаками.

– И вы бы хотели, чтобы меня за это повесили? Нет, меня это никак не устраивает. Я слишком люблю жизнь.