В таком состоянии и принял Кравченко дивизию, если это можно было назвать приемом. Остатки авиаполков были разбросаны на разных аэродромах, не имели надежной связи, не было транспорта для переброски в тыл батальонов аэродромного обслуживания, горючего, боевого снаряжения. Дороги были забиты беженцами и отступающими армейскими частями.

Орлов добирался до дивизии тоже не без «приключений». Под Смоленском эшелон попал под бомбежку. Немецкие самолеты наводили с земли диверсанты-ракетчики. Поднялась паника. На станции были выведены из строя пути, поезда на Минск не отправляли. Военный комендант посоветовал Орлову сесть в состав, идущий через Рославль на Могилев: все ближе к месту назначения.

В солдатском вагоне, куда сел капитан в новенькой летной форме, возникло подозрение, что он из тех диверсантов, что наводили ракетами самолеты на станцию. Его задержали, чуть не выбросили из вагона. Хорошо, что вмешался майор и после долгого «экзамена» на знание Москвы убедился, что он действительно советский летчик.

В Рославле снова произошла заминка. Всех оказавшихся там командиров пригласили на совещание, которое проводил первый секретарь ЦК КП(б) Белоруссии Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко.

Но нет худа без добра. Пономаренко обратил внимание на Орлова, может быть, по той же самой причине, что он в новеньком обмундировании «блестел, как гривенник». С его помощью Орлов выяснил, где находится штаб 11-й авиадивизии и добрался до Могилевского аэродрома. Но Кравченко на месте не оказалось. Появился он только утром и очень спешил. Все вопросы решал на ходу.

— Ну, как там Москва? — было первым его вопросом.

— Стоит, Григорий Пантелеевич, но чувствуется по всему, готовится к обороне.

— А как там мои?

— Да все нормально. Переехали с дачи в Москву. Иван в 16-м авиаполку, видимо, будет охранять небо столицы.

— Назначение получил?

— В оперативный отдел.

— А ко мне адъютантом не хочешь? Мне сейчас позарез нужен толковый помощник. Давай, как в финскую, повоюем.

В тот же день, уже в новой должности, капитан Орлов вместе с начальником штаба дивизии полковником Воробьевым выехали в район Климовичей к месту новой дислокации штаба дивизий.

Ехали ночью, не включая фар, но шофер хорошо знал Могилевскую область и уверенно вел машину.

Дорога проходила через лес, густо набитый войсками. В одном месте неожиданно поднялась стрельба: то ли немцы забросили диверсантов, то ли своих за врага приняли. С рассветом прибыли к месту базирования штаба дивизии.

1 июля первым прилетел на площадку командир 4-го штурмового авиаполка майор Семен Григорьевич Гетьман. Тут уже были генерал Кравченко и капитан Орлов. Они разложили посадочное полотнище, стали ждать самолеты. Полотнище приходилось то и дело убирать. В небе проплывали на восток фашистские эскадрильи. Новейшие бомбардировщики в сопровождении «мессершмиттов» были почти неприступны для малочисленных наших курносых «ястребков». У Григория Пантелеевича сжимались кулаки, скрипели зубы. Он вспомнил выступление на XVIII съезде партии наркома обороны Ворошилова, который тогда с высокой трибуны заявлял, что границы нашей Родины неприступны. Что наши бомбовозы за один вылет смогут поднять тысячи тонн авиабомб, сделать за минуту многие миллионы выстрелов. «О самолетах говорил, как об ишаках, что они могут перевезти, а о скорости полета, о вооружении и маневренности боевых машин и не подумал, — размышлял Кравченко. — А теперь тень фашистских бомбардировщиков закрывает солнце над Советской землей».

Гетьман прилетел сюда после того, как отправил полк по группам на боевые заданиях аэродрома близ Быхова и приказал возвращаться им уже в район Климовичей. Прилетающие самолеты ИЛ-2 приземлялись. Их быстро маскировали.

Летчики 4-го штурмового авиаполка удивленно смотрели на Кравченко, стоявшего у самолета У-2. На нем была коверкотовая гимнастерка с генеральскими звездами в петлицах, перехваченная широким ремнем. Две Золотые Звезды Героя, пять орденов. Наглаженные брюки, начищенные сапоги. Он стоял без фуражки, красивый и подтянутый.

Встретить в июльский день 1941 года в прифронтовом лесу дважды Героя Советского Союза генерал-лейтенанта авиации, блистательного, как на параде, было невероятно.

— Кто это? — спрашивали летчики друг у друга.

Майор Гетьман построил летчиков. Генерал Кравченко представился:

— Я назначен командиром одиннадцатой смешанной авиадивизии, ваш четвертый штурмовой полк входит в ее состав. Надеюсь, что четвертый штурмовой будет и дальше так же отважно сражаться с немецко-фашистскими захватчиками, как геройски дерется в эти дни.

Настроение у летчиков поднялось. Было радостно сознавать, что их командир — тот самый прославленный воздушный ас, который успел уже повоевать и в Китае, и на Халхин-Голе, и в финскую кампанию. А главное, бойцов удивили его спокойствие и уверенность, четкие и энергичные действия, подтянутость и аккуратность. И это в те дни, когда на фронте была до отчаянности трудная обстановка.

В последующие дни в состав авиадивизии на разные аэродромы в район Климовичей прибыли полк легких бомбардировщиков на ПЕ-2 и полк истребителей на И-16.

В дальнейшем полки менялись, прибывали и убывали на переформирование из-за больших потерь в постоянных жарких боях в воздухе и на земле. Немцы продвигались быстро. Бывало и так, что к возвращению самолетов с задания аэродром оказывался в руках врага, надо было искать площадку для приземления.

Кравченко с рассвета и до рассвета находился на аэродромах, которые больше напоминали тогда перевалочные базы, чем аэродромы. Он лично руководил боевыми действиями полков, сам ставил боевые задачи, решал вопросы хозяйственного порядка, вел воспитательную работу, находил время для бесед с бойцами аэродромного обслуживания. Это было так необходимо в период отступления, при страшной физической и моральной нагрузке, обрушившейся на людей. Самолеты делали по нескольку вылетов в день. Они бомбили и штурмовали колонны наседающего врага, отгоняли фашистские бомбовозы от городов и расположений наших частей. К вечеру уцелевшие от боев самолеты в большинстве своем были как решето. Их надо было ночью ремонтировать и латать, чтобы с утра они снова могли подняться в воздух. Техника не выдерживала, а люди выдерживали все.

Григорий Пантелеевич был доволен тем, что в состав дивизии входил 4-й штурмовой авиаполк. Он был первой частью, принявшей в самый канун войны на вооружение новые штурмовики ИЛ-2. Они несли реактивные снаряды, бомбовый груз, имели пушки. Отважные летчики наносили большой урон фашистам: громили колонны танков, автомашин с пехотой и грузами.

Немцы уже в те дни бросались в панику при виде ИЛ-2. Наши пехотные части метко окрестили самолеты, называя их «небесной артиллерией».

Дивизия Кравченко в те дни сдерживала напор фашистских армий группы «Центр» на реке Березине. Немцы, чтобы уберечься от нашей авиации, сосредоточили у переправ большое количество зенитной артиллерии, бросили сюда эскадрильи своих истребителей. Но отважные кравченковцы не давали им покоя, беспрерывно бомбили переправы, наводили панику. После их налетов там и тут горели танки и автомашины, надо было снова наводить понтоны и мосты. А атаки летчиков, несмотря на большие потери, следовали одна за другой. Надо было выиграть время, чтобы в тылу отступающих частей развернулись наши войска.

Ведя изнурительную работу по перебазированию авиачастей, организуя удары по наседающему противнику, Кравченко искал возможность ударить по фашистам заметно, по-крупному. И когда разведка донесла, что близ Бобруйска на аэродроме фашистские самолеты, «как на выставке стоят», у генерала, что называется «зачесались руки», мгновенно родилась мысль ударить по аэродрому, нанести противнику урон, подобный тем, что наносили герои Халхин-Гола самураям.

Он пригласил командира 4-го штурмового полка Гетьмана и поставил перед ним задачу. Тот ухватился за идею.

— Самолеты на аэродроме! Да за одну удачную штурмовку их можно столь накрошить… Надо только подловить момент, подготовить силы.