Сергей узнал — учиться на летчика можно только с восемнадцати лет. Ему только шестнадцатый. Ждать еще долго. Он решил схитрить и внести в паспорт отца, где перечислялась вся семья, «поправку» — прибавить себе два года. Нужна была и справка о состоянии здоровья. Пришел к фельдшеру Макаровскому.

— Чего тебе? — спросил Макаровский.

— Надо справку.

— Ты же здоров.

— Вот мне и надо такую. Хочу поступить в школу летчиков.

— Отец знает?

— Пока нет.

— Ну, так я скажу. Он тебе покажет летчика!..

Разговор с отцом был не из легких.

— Ну, как там в небе, есть дела? Земные ты уже все переделал: и выучился, и наработался, и хозяйством обзавелся? В небе, наверное, легче?

— А я не ищу легкого!

— Раз так, то незачем и ходить к фельдшеру. Выкинь из головы!

Сергей хлопнул дверью, молча ушел из дома. Но «выкинуть» авиацию из головы было уже невозможно. Все книжки, имевшиеся в Шумихе по авиации, он прочел.

В летние каникулы, выхлопотав как член семьи железнодорожника бесплатный билет в Москву, Сергей поехал навестить брата.

Жил у Ивана в общежитии. Когда тот уходил на занятия, Сергей уезжал смотреть Москву, бывал, на Ходынском поле у центрального аэродрома. Подолгу смотрел, как величаво выруливают на взлетную полосу серебристые птицы, как они стремительно взмывают ввысь. Росла в душе мечта летать.

В газетах красочно писали о новых самолетах, о летчиках. Сергей вырезал из одной газеты снимок Михаила Громова. Он знал о его полете из Москвы в Пекин сквозь туманы и грозы над горными хребтами, окутанными облаками, над безлюдной пустыней Гоби и о том, как на самолете «Крылья Советов» он за три дня облетел все столицы Европы.

Когда Сергей вернулся домой и рассказал своим сверстникам о том, что видел и узнал в Москве, не все верили. Это особенно огорчало Сергея. Раньше-то никто его не считал вруном, а вот теперь…

Вскоре приехал домой Иван Грицевец. Учебу в институте он совмещал с общественными нагрузками: участвовал в борьбе с беспризорностью, в ликвидации безграмотности, в организации пионерских отрядов. Комитет комсомола института на своем заседании обсудил решение общемосковского собрания юных пионеров по вовлечению молодежи в пионерские организации и решил: обязать студентов-комсомольцев в каникулы организовать по одному пионерскому отряду.

Иван встретился с секретарем Шумихинского райкома комсомола Егором Евсейчиком.

19 июля на бюро райкома комсомола приняли решение:

Согласно решению райкома, вступил в пионеры и Сергей Грицевец. На организационном собрании его избрали вожатым звена. С этого поручения и началась его общественная работа.

В партийном архиве Курганского обкома КПСС сохранился протокол пионерского собрания в Шумихе и обращение «к сознательным товарищам-гражданам», в котором говорится о том, что «юные пионеры — это члены великого будущего социалистического общества, и поэтому каждый сознательный гражданин, верящий в победу социализма, должен помочь этому зарождающемуся движению». Там же есть ведомость: для закупки красного материала на пионерские галстуки собрано 7 рублей 83 копейки. В ней стоит и подпись Ивана Грицевца, выделившего из своей шестирублевой стипендии на нужды пионерского отряда имени Розы Люксембург пятьдесят копеек.

В Москву, в институт, Шумихинский райком комсомола сообщал, что Иван Грицевец выполнил комсомольское поручение, организовал пионерский отряд, выступал с докладами на объединенных собраниях комсомольцев железнодорожной и поселковых ячеек по международному положению и об электрификации России.

20 июня 1926 года Сергея принимают в комсомол. Его избирают в бюро ячейки, вводят в состав школьного совета. Надежный парень, способен выполнить любую работу — так думали о нем его товарищи.

Сергей постоянно чем-нибудь увлечен. То он организует комсомольско-пионерские субботники по устройству катка (его личные коньки давно уже стали общественной собственностью), то создает пионерскую комнату, то с ребятами собирает материал по истории края и пионерского движения, то что-то изобретает по самолетостроению.

После окончания школы Сергей собрался в Златоуст. Отец был грустен: третий сын покидает родной дом. Внешне суровый и вспыльчивый, он очень любил детей.

И вот отцовская рука лежит на плече Сергея.

— Раз уж решил ехать — поезжай. Рабочие руки сейчас везде нужны. А если что не так — возвращайся, будем вместе робить.

— Ладно, батя, там видно будет.

— Вот я и говорю, чтобы видно было, а не в потемках плутать. Понятно?

— Понятно.

Иван Антонович долго скручивал «козью ножку», затянулся крепчайшей махоркой.

— Только вот беда… Деньги, что остались после матери, мы потратили… на дорогу тебе дать нечего. Вот разве полпуда муки?

…С котомкой муки, на тормозной площадке товарного вагона приехал Сережа Грицевец в Златоуст.

Чуть вздрагивает небо над Златоустом. Это отсветы металлургических печей. Клубы дыма, уходящие в небо из высоких заводских труб, кажутся то алыми, то розовыми, то оранжевыми. В Златоусте есть старики, которые по цвету и густоте дыма точно определяют, как идут дела на заводе.

В отделе кадров сказали: надо подождать. Что делать? Город хоть и небольшой, но совсем незнакомый. Куда податься? Товарищи Сергея махнули рукой и собрались на вокзал ехать домой.

— Я не поеду, — сказал Сергей.

— Ну и жди, а с нас хватит. Есть нечего, жить негде.

На работу Сергея приняли через несколько дней учеником слесаря в эфесный цех.

Сергей поселился на одной из Нагорных улиц. Зимой можно прямо от дома съехать на санках к заводским воротам. Платой за квартиру была котомка с мукой. Мастер, учеником которого стал Сергей, в первый же день сказал:

— Завтра пойдешь не в цех, а в музей. Смотри там, в какое место попал. Познакомься с делами дедов и прадедов наших, может, и сам станешь уральским умельцем.

В музее у Сергея разбежались глаза. Сколько же здесь было образцов великолепного старинного оружия: шпаги, сабли, шашки, палаши! С эфесами из золота, серебра, слоновой кости! С богатыми ножнами, отделанными бархатом, цветной кожей, уральскими самоцветами! И все сделано руками златоустовцев в цехе, где он будет работать.

На заводе творились чудеса. До сих пор в кузнечном цехе лучшие мастера ковали по 250—300 топоров в смену. Это считалось пределом. Молодые кузнецы-комсомольцы Василий Симонов и Павел Дударев решили создать ударную бригаду и перекрыть норму. Первая на Урале комсомольско-молодежная бригада не только выполнила, но и перевыполнила сменное задание. Их имена занесли на Доску почета, премировали. Вскоре другие цеха подхватили почин и тоже создали ударные бригады. В одну из них и попал Сергей Грицевец, который уже работал сборщиком. Бригада приняла решение: во время смены не останавливать станки, передавать их на ходу, из рук в руки. Производительность увеличилась. Одна бригада вызывала на соревнование другую. Сергей успешно выполнял задания, и его фотографию как ударника труда поместили на заводской Доске почета. Заметка о достижениях Сергея была напечатана в газете «Заводской гудок». А вскоре он стал участником 1-го Всесоюзного слета ударников.

В 1929 году в Златоуст приехала сестра — Женя. Вслед за ней — Коля Дерябкин. Женя стала работать на заводе, училась на вечернем отделении техникума. Николай стал неплохим молотобойцем, но скоро его уволили как сына священника. Сергей ходил в завком, в партком, к директору. Объяснял, доказывал: нельзя ломать жизнь парню, — предъявлял затребованную из Шумихи справку о том, что бывший священник, отец Николая, ныне работает счетоводом. Добился своего: Дерябкина восстановили на работе.