Здесь, на Халхин-Голе, встретил Сергей своих друзей и знакомых: Александра Николаева, Героев Советского Союза Павла Коробкова и Григория Кравченко.

— Здесь будет пожарче, чем в Испании, — сказал Коробков Грицевцу.

— Поживем — увидим. Наше дело такое, — ответил Сергей, — а воевать здесь, видно, будет нелегко.

В планах японской политики Монголия рассматривалась как ключ к северной части Азии, как выгодный плацдарм для нападения на Советский Союз, главным образом, на наш Дальний Восток.

Получив первый поучительный урок на берегах Халхин-Гола, японцы занялись тщательной подготовкой к новой решающей операции. Подтягивали резервы из глубины. Совершали одиночные разведывательные полеты. По всей вероятности, им стало известно и о прибытии наших летчиков, имевших большой опыт.

До середины июня воздушных боев почти не было. Несколько раз на наши аэродромы приезжал маршал Чойбалсан, делился с летчиками своими мыслями и предположениями, не скрывал трудностей, просто и откровенно говорил о них и давал толковые советы.

Чойбалсан хорошо говорил по-русски. По рассказам монгольских цириков (солдат), летчики узнали, что Чойбалсан родился в бедной крестьянской семье, учился в ламаистском монастыре, но сбежал оттуда в город Ургу (теперешний Улан-Батор). Во время первой мировой войны попал в Иркутск и три года проучился в высшем начальном училище при учительском институте. В начале двадцатых годов Чойбалсан был заместителем Сухэ-Батора, а потом был направлен в военную академию в Москву.

Часто на аэродром прилетал комкор Яков Владимирович Смушкевич. Он всегда и со всеми был ровен в обращении, мог внимательно выслушать и тактично поправить. Он требовал тщательно тренировать молодых летчиков. С утра до позднего вечера не умолкал гул моторов над аэродромом.

К этому времени активность японской авиации возросла. Это объяснялось тем, что японцы готовили крупную наступательную операцию с целью окружить и уничтожить советские и монгольские войска. Во второй половине июня японцы сосредоточили на аэродромах около трехсот самолетов. Это было грозным предзнаменованием. Чтобы оказать достойную встречу самураям, необходимо было совершить несколько тренировочных полетов, чтобы ознакомиться с районом предстоящих действий и государственной границей. Полетные карты ничего не давали, пришлось делать на них собственные пометки.

24 июня Грицевец с одним из молодых летчиков вылетел на разведку. Они были уже близко от маньчжурской границы, когда из-под облаков вынырнула тройка И-97, вышедшая «на свободную охоту» или совершавшая разведывательный полет. Грицевец, дав сигнал ведомому «делай, как я», ринулся наперерез головному самолету. Со средней дистанции точной прицельной очередью поджег японский истребитель. Обгоняя раскрывшийся белый купол парашюта, рухнула наземь пылающая машина. Сергей не стал преследовать летчика: все равно опускается на нашу территорию и плена ему не избежать…

Он промчался между двумя японцами и стал заходить в хвост самолету, который был левее его. «С правым справится ведомый», — решил он. Сделал свечку, потом спикировал и дал одну за другой несколько коротких очередей. Но японец ловким маневром сумел уйти из-под удара.

Сергей стал снова нажимать на него, но словно десятки отбойных молотков разом заработали позади. Машина завибрировала от пуль, хлеставших по хвосту.

Второй японский летчик находился в выгодной позиции — позади советского. Сергей никак не ожидал такой опасности. Это не была беспечность, недопустимая в бою, просто естественно было надеяться, что ведомый защитит сзади своего ведущего. Где же он? Провалившись вниз, чтобы уйти от обстрела, Сергей осмотрелся и заметил, что тот кружит на почтительном расстоянии. Как видно, летчик никак не может решиться кинуться в схватку. «Струсил, должно! Уж я пропесочу его», — подумал Сергей и, сделав боевой разворот, бросился в лобовую атаку на ближайшую к нему машину. У японца тоже оказались крепкими нервы. Он взмыл вверх, лишь когда расстояние между ним и атакующим уменьшилось до десятка метров. На мгновение открыл свое брюхо и… это решило его судьбу. Третий вражеский самолет счел заблаговременно уйти за облака. Там его не найдешь. Самолеты майора Грицевца и его ведомого произвели посадку почти одновременно. Грицевец подошел к лейтенанту, понуро стоявшему, и отозвал его в сторону.

— Что с вами случилось?

— Сам не знаю… И руки и ноги вдруг перестали слушаться… Вот и вышло, что я… Готов нести любое наказание…

— М-да… Дочку свою я за вас замуж не выдал бы, лейтенант. Наказать вас всегда успеем. Хорошо, что вы хоть осознали свою вину.

— Никак не пойму, как случилось такое?

— Что тут понимать? Просто струсили! Подумали: Грицевец не в таких переделках бывал, обойдется без моей помощи…

— Клянусь, ничего подобного не подумал!

— А на деле так и вышло… Как же предполагаете дальше воевать?

— Поверьте мне, никогда больше это не повторится. Честное слово!

— Предположим… Наказание отложим до следующего боя. Посмотрим, как вы будете сражаться! Оставляю вас пока своим ведомым. Давайте теперь поговорим о том, как надо было действовать.

Подошел Забалуев:

— Как леталось?

— Прогулка была интересной… Вместе с лейтенантом сбили два японских истребителя.

Улетевший И-97, наверное, успел передать по рации о завязавшемся бое. Вскоре в районе Дунгур-Обо появились двухмоторные бомбардировщики в сопровождении большой группы истребителей. Всего около 70 самолетов. Навстречу им поднялись эскадрильи 22-го, а затем 70-го полков. Японцы стремились начинать свои атаки со стороны солнца, чтобы самим оставаться невидимыми. Но их маневр быстро разгадали.

В этом воздушном бою японцы потеряли 16 самолетов. Пленный летчик рассказал, что только недавно закончил обучение в имперской школе высшего пилотажа и вместе с группой выпускников участвовал в бою. По его словам, в небе творилось что-то невообразимое. Советские истребители сразу так закрутили, что даже лучшие инструкторы, признанные летчики высшего класса, не находили себе спасения.

Наши потери — два истребителя. Один из них врезался в землю, преследуя И-97.

После первых воздушных боев Сергей Иванович Грицевец, используя испанский опыт, предложил переводить бой из горизонтального маневра в вертикальный. Это принесло успех. Потом пробовал проводить бои при плохой видимости, на закате и при восходе солнца. Это помогло летчикам успешнее громить врага, вырывать у него боевую инициативу. Способствовало этому и появление новых, наиболее современных по тому времени боевых машин.

Однажды, поднявшись в воздух перед рассветом, эскадрилья Грицевца появилась над ближайшим аэродромом и застала японцев в момент подготовки самолетов к очередному вылету.

Самураи заправляли машины бензином, подвешивали бомбы. Снизившись до бреющего полета, эскадрилья расстреляла и подожгла более двух десятков самолетов, несколько цистерн с бензином, склад с боеприпасами и, не потеряв ни одной машины, возвратились на свою базу. После этой удачи было решено на следующий день всем полком произвести штурмовку аэродрома в районе Ганчжур, в семидесяти километрах за линией фронта. И-16 уже подходили к цели. С высоты 3000 метров был виден японский аэродром. В это время большая группа вражеских истребителей атаковала полк с верхней полусферы. Пришлось принять невыгодный бой.

Командир полка Вячеслав Михайлович Забалуев вел ударную группу, а Грицевец находился в группе прикрытия. Звено японских истребителей атаковало самолет Забалуева. Приняв бой, несколько минут он успешно отражал атаку. Совершив удачный маневр, зашел в хвост японскому самолету и поджег его. И тут новое звено врагов набросилось на отважного командира. На помощь ему пришел Грицевец. Он поджег одного из атакующих. Забалуев хотел резко отвернуть от сбитого вражеского самолета, но в это момент услышал пулеметную очередь. Стрелял другой японский летчик, зашедший в хвост. Загорелся мотор. Пламя хлестнуло вдоль борта. Машина стала неуправляемой. Прыгать. Другого выхода не было. Забалуев отстегнул ремни и выпрыгнул из кабины горящего самолета. Парашют раскрылся. Высота была менее тысячи метров. Со стороны вражеского аэродрома в район, куда упало несколько сбитых самолетов, двигались машины, бежали враги. Очевидно, японские летчики предупредили своих по радио. «Что ж, живым не дамся. Буду сражаться на земле!» — твердо решил Забалуев. Едва коснувшись ногами земли, выхватил пистолет и дослал патрон в патронник. Главное — не потерять счет, в обойме восемь патронов. Семь — захватчикам, восьмой — для себя…