— Пардон, мусье! Рамов, Рамов, — и для убедительности ткнул себя пальцем в грудь. — Николя Рамов!

Полицейский понимающе подмигнул. Видно, не впервые ему приходилось встречаться с добровольцами. Несомненно, он догадывался, куда направляются эти молодые люди.

— Сергио Горев, — представился Грицевец.

Все обошлось благополучно.

Летчиков разместили в отеле на Набережной. Здесь ничто не напоминало, что совсем рядом идет жестокая война. Музыка. Огни реклам. Влюбленные парочки. В доме напротив пели, плясали, а у входа плакала женщина.

— Весело здесь, но наша Одесса лучше! — говорит Романов.

Сергей прислушался к обрывкам музыки, к тихим репликам товарищей.

Что-то ждет их впереди?

Очень долго проверяли документы. Наконец, со всеми формальностями покончено. Получено разрешение на посадку в поезд. Но его нет, и неизвестно когда будет. Нужно проехать только тоннель, а он на территории Франции. Фашисты несколько раз намеревались сбросить на него бомбы, но все же отказывались от этого разбоя — придется нести материальную ответственность за причиненный французам ущерб.

Когда прибыл поезд, в вагон вошел станционный служащий. Он еще раз проверил документы и дал расписаться в том, что пассажиры переезжают границу на собственный страх и риск. Это даже рассмешило наших ребят. Да разве ж это страх и риск?

Вокзал в Порт-Бу оказался крытой платформой. Где только возможно наклеены различные плакаты.

Прибыли в Фигерас. Опять все заклеено плакатами и лозунгами. Тут и «Но пасаран!», и «Да здравствует анархия!», и «Долой Франко-пекеньо (коротышку)!», и «Да здравствует независимая Испания!»

На одном из плакатов — республиканец в альпаргатас (тряпичные туфли на войлочной подошве) топчет свастику, рядом самолет с фашистским крестом сбрасывает бомбы и мать прижимает к груди ребенка.

Первые признаки войны. Когда-то беломраморный, город выглядел, мрачно: вокзал с разбитыми окнами и длинный станционный перрон были безлюдны. На привокзальной площади незасыпанные воронки от бомб. Редкие прохожие тревожно смотрят в небо. Недалеко аэродром.

Город с закопченными домами и старинными особняками на холмах спускался к самому Средиземному морю. С другой стороны на фоне ярко-лазоревого неба четко вырисовывались зубчатые вершины гор. Воздух горячий и влажный. Дышать тяжело. Опаленная испанская земля…

Летчиков отвезли на аэродром. Первыми, кого они увидели, были, конечно, мальчишки.

— Руссо? Советикос?

— Си! Носотрос амигос! (Да! Мы ваши друзья!)

Летчики угощали малышей шоколадом.

— Салюд! Салюд! Виктория!

Потом появились и взрослые. Испанцы — открытый и дружелюбный народ. Они встречают не первого русского, но им все равно интересно. Спрашивают, как живет наша страна, которая делится с испанцами всем, что у нее есть.

Яркие лучи солнца и бездонная небесная голубизна. Цветы. Много цветов.

В тени деревьев замаскированы истребители. Вскоре на аэродроме появился полковой комиссар Филипп Александрович Агальцов. В Испанию он прибыл в апреле 1937 года под именем Мартин. Старший группы Неделин доложил но уставу. Комиссар по-дружески поздоровался, расспросил, как добрались, каково самочувствие. У него были усталые глаза и озабоченное лицо. Обстановка сложилась нерадостная. Силы неравны. Республика задыхалась в тисках блокады.

— Вы смените группы майоров Родина и Глушенкова, — говорил Мартин новоприбывшим. — Товарищи хорошо здесь поработали, смело дрались. Они заслужили отдых. Надеюсь, что вы будете воевать не хуже!

— У нас настроение боевое, — ответил за всех Грицевец.

— Мы на это и рассчитываем. Иначе вы не были бы здесь.

Мартин, как никто другой, знал слабые и сильные стороны врага.

— Поверьте моему опыту, — продолжал комиссар, — всегда первыми ищите боя и будете в выигрыше. Настоящий летчик-истребитель ищет противника уже на взлете. Я в этом убежден.

В ожидании боевых вылетов начали изучать карту района предстоящих действий.

Через два дня на аэродроме приземлился истребитель И-16. Прилетел комэск Глушенков. Ему было поручено отобрать группу для вылета на фронт Леванта, как называли восточные провинции Испании. Какова же была его радость, когда среди прибывших он увидел своих товарищей-одесситов.

Уже на аэродроме в Лирии встретились с командиром группы Федором Васильевичем Родиным. Во время завтрака состоялось знакомство со «стариками». Все они имели на своем боевом счету не один сбитый самолет и теперь пристально вглядывались в лица тех, кому предстояло принять их боевые машины. Самолеты уже не раз бывали в ремонте и внешне выглядели совсем изношенными. На них и предстояло драться с новыми «мессершмиттами» и «хейнкелями», «фиатами» и «юнкерсами».

Весть о прибытии новой советской группы облетела близлежащие аэродромы. Вскоре старенький грузовик лихо подкатил к столовой. Из кузова спрыгивали испанцы с оплетенными бутылями вина. Шумной толпой они вошли в столовую, с радостными приветствиями обнимали друзей. Появились порроны — стеклянные сосуды, напоминающие одновременно и чайник, и колбу. Подняв их высоко над головой, струйку вина направляют прямо в рот. Тотчас же стали предлагать нашим ребятам попробовать самим, но из этого ничего не получилось. Больше было пролито, чем попало в рот.

С присущим южанам темпераментом делились испанские друзья новостями. Сражение за Валенсию было в самом разгаре. Республиканцы под напором превосходящих сил мятежников вынуждены были отступить, но всякий мало-мальски выигранный бой вселял в них чувство восторга, и они, позабыв о потерях, на все лады, порой с заметным преувеличением, рассказывали о победах. Верили в успех Сопротивления и надеялись, что вместе с русскими одержат верх над фашизмом.

Для вновь прибывших наступил ответственный этап: надо было войти в курс боевых действий. Климат явно не из легких. Нестерпимо палит солнце. От знойного, горячего воздуха пересыхает во рту. Нельзя дотронуться до самолета рукой.

— Ничего, — успокаивают «старики», — привыкнете, это не самое страшное. Там труднее, — и они поднимают головы вверх, туда, откуда в любую минуту мог появиться враг.

Совершили несколько тренировочных вылетов. Однообразная местность. Замаскированные аэродромы, а кое-где и ложные. Связи нет. Все управление ракетами да выложенными на летном поле полотнищами, да и то не всегда.

В одном из полетов километрах в сорока от линии фронта встретили звено «фиатов». Их легко опознали по неубирающимся шасси. Командир покачиванием крыльев дал сигнал «Внимание, к бою»! Силы равные. «Фиаты», шли встречным курсом, не меняя высоты. Сближались быстро, но когда до фашистов осталось две-три сотни метров, те, нарушив боевой порядок, резко отвернули в сторону. С обеих сторон прочертили небо трассирующие пули. Один из «фиатов» перевалился через крыло и, оставляя за собой шлейф черного дыма, рухнул вниз. Кто сбил врага, не установили, да и не в этом суть. Все пойдет в «общий котел», в общий счет. Важно другое — выигран первый поединок.

Нервы наших оказались крепче, глаз — зорче, выучка — лучше. Во время разбора боя командир отметил, что «новички» воюют не хуже «старичков». По неписаному закону в честь боевого крещения причитался приличный обед.

Но красная ракета прервала поздравления. Летчики бегом бросились к самолетам. Федор Родин, вскочив в легковую машину, помчался к штабному домику. Пока самолеты выруливали на старт, он уже несся обратно, и, подъезжая то к одному истребителю, то к другому, ставил боевую задачу. Фашисты перебрасывают по шоссе на автомашинах свои войска. Необходимо уничтожить автоколонну, не дать вражеским частям соединиться.

Поднялись в воздух. Вскоре увидели вражескую колонну и группу немецких «мессершмиттов» на встречном курсе. Родин покачиванием крыльев подал команду: «Внимание, до «мессеров» не более пятисот метров!» Командир, используя некоторое преимущество в высоте, направил самолет на машину противника и атаковал. Сергей поймал один из самолетов врага в прицел и, продолжая сближение, нажал на гашетку. Длинная очередь пришлась по фюзеляжу «мессера», но он продолжал лететь. Сергей ушел вправо с набором высоты и вновь начал пикировать на подбитый «мессершмитт». Враг пытался увернуться, но после двух коротких очередей «клюнул носом» и камнем пошел вниз.