— Вот и отлично, — мужчина взял поварешку и стал накладывать в миски некую кашеобразную субстанцию бурого цвета.

— Вот, — он поставил перед каждым по миске и положил на стол три алюминиевые ложки. — Ну а с солью… вот она, на столе. Тут, так сказать, дело вкуса. Досаливайте сами, кому сколько требуется.

— А что это? — ковырнул ложкой в своей миске Трофим Мышкин.

— В основном бобовые, — провел ладонью по всклокоченной шевелюре мужчина. — Ну и… немного корнеплодов. В частности брюквы. В общем, все, что максимально способствует метеоризму. Все хорошо разварено, усваивается сравнительно легко.

— Чему способствует? — поднял к нему лицо жующий Лобов.

— Так вы что же, впервые у меня? — деловито спросил мужчина.

— Угу, — кивнул уписывающий содержимое своей миски Страхов.

— Ну, тогда… доедайте, я вам все потом объясню.

— А еще можно? — протянул ему опустевшую миску Мышкин.

— Непременно, — мужчина взял миску и направился к кастрюле.

— И мне… — Страхов облизал ложку.

— Вы тут пока ешьте, — накладывал добавку хозяин дома. — А я вас оставлю. Мне еще необходимо некоторые параметры просчитать.

Некое время спустя осоловевшие от выпитого самогона и плотной еды менты выползли из кухни и, лениво переставляя ноги, гурьбой направились в комнату.

— Спасибо за угощение, — Лобов достал сигарету и полез за зажигалкой.

— А вот курить у меня в доме категорически нельзя! — оторвался от своих записей мужчина. — Во-первых, это вредит чистоте эксперимента. А во-вторых, весьма небезопасно. Нам еще воспламенения не хватало! Тем более взрыва.

— Так вот мы вообще-то… — замялся Страхов. — По этому вот поводу к вам и заглянули.

— То есть? — сидящий за заваленным рулонами ватмана и покрытыми рядами формул и графиков листами бумаги столом мужчина приспустил очки на кончик носа и вопросительно посмотрел на него. — По какому поводу?

— Старший лейтенант Лобов, — продемонстрировал свое раскрытое удостоверение Виктор.

— Новодельский, — чуть привстал мужчина. — Леонард Амбросиевич. А какие, собственно, ко мне вопросы у вашего ведомства?

— А вопросы возникают такие, — Лобов убрал удостоверение в карман и огляделся вокруг. — Чем вы тут вообще занимаетесь-то? Что тут может взорваться?

— Вот, значит, в чем дело… — Новодельский снял очки, положил их на стол и потер переносицу. — Ну что ж, попробую вам объяснить. В двух словах.

— Да мы не торопимся, — Страхов тяжело опустился на стул.

— Тем лучше, — кивнул Новодельский. — Так вот… Вы когда-нибудь задумывались над тем, что пройдет еще немного времени, и у нас не останется уже ни угля, ни нефти, ни… вообще ничего не останется? Человечество все сожжет. И что тогда?

— Нет, — честно признался Трофим Мышкин. — Не задумывались.

— Ты за всех-то не говори, — неприязненно взглянул на него Страхов. — Я вот, например…

— А тогда настанет полный крах! — не дал ему закончить Новодельский. — Крах всей цивилизации! Полная разруха и запустение! Встанут электростанции, вслед за ними встанут заводы и фабрики, автотранспорт, сухогрузы, авиация и метрополитен. Угаснут науки и культура. Рухнут государственные институты, и прежде всего — институт брака и семьи! Человечество вновь вернется к промискуитету[57] и каннибализму[58]! Человечество станет постепенно дичать и вернется в пещеры! Все! Все! Все законы, формирующие гражданское общество, исчезнут навсегда!

— Законы исчезнут? — приподняв тяжелые веки, спросил Страхов.

— Ну да, конечно! — с жаром подтвердил Новодельский.

— Так что же, и мы, милиционеры, тогда тоже исчезнем?

— А кому вы будете нужны? Государства же не будет! Кто вам будет жалованье ежемесячно платить, а?!

— Как будто бы мы сейчас кому-то нужны… — тихонько буркнул Лобов. — Как будто бы нам сейчас кто-то денег плотит…

— И пойдут дикие орды друг на друга! И прежде всего сюда, на нашу территорию!

— Почему? — заинтересовался Лобов. — Почему именно к нам?

— А потому что у нас — ресурсы! Они-то там, в Европе, все леса давно вырубили, и дичи у них нет! А у нас просторы! Что такое тайга? Тайга, это кедровый орех — раз! Так? Потом, всевозможные питательные растения и дикий зверь. Это два? А нормальный медведь, это не только шкура, покрытая теплым мехом, но еще и, как минимум, несколько сотен килограммов диетического мяса! Вот они к нам и попрут! С каменными топорами!

— А у меня сеструха в деревне… — растерянным взглядом обвел окружающих Витя Лобов. — И племяши малолетние. Как тут быть-то?

— Вот! — вздернул вверх указательный палец Новодельский. — Теперь вам понятно?

— Ну… — сидя на стуле, Страхов скрипнул зубами и, нетрезво качнувшись, потянулся рукой под мышку, к пистолету. — Мы ведь и ответить можем. Пусть только сунутся. Это еще неизвестно, кто кого. А, Вить?

— Погоди, — жестом остановил его Лобов, — Ну… а это-то все, — он вновь обвел непонимающим взглядом загроможденную всякой всячиной квартиру Новодельского. — Это-то… каким ко всему, о чем мы говорим, боком?

— Объясняю, — кивнув, терпеливо продолжил Новодельский. — Меня этот вопрос стал мучить еще несколько лет назад. Я тогда служил в некоем НИИ. И… работал, надо сказать, над совершенно заурядной темой. Скучно это все было, мелко как-то. И стал я все свое свободное время посвящать решению двух основополагающих вопросов. Первое — поиск альтернативных энергоносителей. Это раз! Это, так сказать, базовый момент. Это основное. А второе — создание на базе этих принципиально новых энергоносителей… уже несколько модернизированной — относительно существующих на сегодняшний момент — модели оружия, способного защитить нашу державу от любых посягательств со стороны неприятеля.

— Цель достойная, — кивнул Страхов, — И что?

— Что… — тяжело вздохнул Новодельский. — Я же использовал для своей работы казенное научное оборудование и служебные лабораторные площади. И хоть работал большей частью по ночам, слухи об этих моих исследованиях в тайне мне сохранить не удалось. В конце концов, стало о них известно…

— Врагу? — прищурив глаза, катнул желваками Страхов.

— Да нет. Начальству.

— И что? — встрял в разговор Трофим Мышкин.

— Что, — пожал плечами Новодельский. — Не поняли. Не оценили. Уволили.

— Вот так вот, — покачал головой Страхов. — Так вот и бывает…

Необходимо заметить, что Леонард Амбросиевич Новодельский не обо всем поведал своим гостям. В частности, он утаил тот факт, что начальство его не просто так уволило, но еще и прямиком упаковало в больничку имени Скворцова-Степанова[59], в которой он и пребывал более года. И лишь после того как он, утомившись, наконец, втолковывать врачам и санитарам суть своих научных исследований, внутренне затаился и, лукаво соглашаясь с мнением лечащего врача, признал их бредом, Новодельский был выпущен на волю, под присмотр районного ПНД[60]. Диагноз ему влепили стандартный для всех подобного рода психов — «вялотекущая шизофрения». Но поскольку агрессии в его поведении не наблюдалось, а вконец обнищавшим в процессе социальных реформ клиникам и буйных-то больных кормить было совершенно нечем, и те иной раз алчно поглядывали голодным взглядом на яремные вены докторов и сестричек, его и выслали из больничных стен на все четыре стороны. Гуляй, дескать. Только мозги никому не морочь. А хочешь… пожалуй, и морочь. Нам-то какое дело.

Обретя желанную свободу, Новодельский со скорбью узнал, что за время его отсутствия померла его родная тетка. Но скорбь от потери родственницы была отчасти смягчена тем фактом, что в завещании тетка отписала свою отдельную приватизированную квартиру в новом районе своему единственному племяннику. Вступив во владение недвижимостью, Леонард Амбросиевич немедленно стал сдавать ее внаем за баксы[61]. И на эти самые деньги с головой ушел в научные исследования, но уже на своей собственной жилплощади, превратив ее в самую настоящую лабораторию.