ПОТИН (многозначительно). Ты понимаешь, Теодот? Я остаюсь пленником.
ТЕОДОТ. Пленником?
ЦЕЗАРЬ. И ты будешь тратить время на разговоры, в то время как горит память человечества? (Кричит из лоджии.) Эй, там! Пропустите Теодота! (Теодоту.) Ну, ступай!
ТЕОДОТ (Потину). Я должен идти спасать библиотеку. (Поспешно уходит.)
ЦЕЗАРЬ. Проводи его до ворот, Потин. Скажи ему, пусть он внушит вашим людям, чтобы они, для твоей безопасности, не убивали больше моих людей.
ПОТИН. Моя жизнь дорого обойдется тебе, Цезарь, если ты захочешь отнять ее. (Идет вслед за Теодотом.)
Руфий, поглощенный наблюдением за посадкой, не видит, что оба египтянина уходят.
РУФИЙ (кричит из лоджии на берег). Все готово?
ЦЕНТУРИОН (снизу). Готово! Мы ждем Цезаря.
ЦЕЗАРЬ. Скажи им, канальям, что Цезарь идет. (Кричит.) Британник! (Это пышное производное от имени его секретаря – одна из обычных шуток Цезаря. Впоследствии это вполне серьезно и официально означало бы – завоеватель Британии.)
РУФИЙ (кричит вниз). Отваливай все, кроме баркаса! Становись на посадку, стража Цезаря! (Идет через лоджию в зал.) А где же египтяне? Опять милосердие? Ты отпустил их?
ЦЕЗАРЬ (посмеиваясь). Я отпустил Теодота спасать библиотеку. Мы должны уважать литературу, Руфий.
РУФИЙ (в бешенстве). Да падет это безумие на голову безумца! Я думаю, что если бы ты мог вернуть к жизни всех перебитых в Испании, Галлии и Фессалии, ты бы сделал это, чтоб нам опять с ними драться и драться.
ЦЕЗАРЬ. Ты думаешь, боги не разрушили бы вселенной, если бы их единственной заботой было сохранить мир на ближайший год? (Руфий, потеряв терпенье, с раздражением отворачивается. Цезарь внезапно хватает его за рукав и шепчет лукаво ему на ухо.) Кроме того, каждый пленный египтянин – это два римских солдата, которые должны стеречь его. Ясно?
РУФИЙ. А! Я должен был догадаться, что за этими высокими разговорами скрываются какие-то лисьи хитрости. (Отходит от Цезаря, раздраженно пожимая плечами, и идет в лоджию посмотреть на погрузку войск. Затем уходит.)
ЦЕЗАРЬ. Что же это Британ спит? Я послал его за моими доспехами час тому назад. (Кричит.) Британник! Эй ты, британский островитянин! Британник!
Клеопатра бежит через лоджию с мечом и шлемом Цезаря, которые она выхватила у Британа. Тот следует за ней с латами и поножами. Они подходят – она слева, Британ справа.
КЛЕОПАТРА. Я буду облачать тебя, Цезарь. Садись. Цезарь повинуется.
Какие красивые эти римские шлемы! (Снимает с его головы венок.) Ах! (Покатывается с хохоту.)
ЦЕЗАРЬ. Что ты смеешься?
КЛЕОПАТРА. У тебя лысина? (Она не договаривает и снова разражается хохотом.)
ЦЕЗАРЬ (почти рассердившись). Клеопатра! (Встает, чтобы Британ мог надеть на него латы.)
КЛЕОПАТРА. Так вот зачем ты носишь венок! Чтобы ее не было видно.
БРИТАН. Замолчи, египтянка, это лавры победителя. (Затягивает латы.)
КЛЕОПАТРА. Сам молчи, островитянин! (Цезарю.) Ты должен втирать в голову крепкий сахарный настой. Они будут расти.
ЦЕЗАРЬ (с кислой миной). Клеопатра, тебе приятно, когда тебе напоминают, что ты очень молода?
КЛЕОПАТРА (надувшись). Нет.
ЦЕЗАРЬ (снова садится и подставляет ногу Британу, который надевает ему поножи). Ну, а мне не нравится, когда мне напоминают, что я не молод. Хочешь, я отдам тебе десять моих лишних лет? Тебе будет двадцать шесть, а мне только… ну неважно. Согласна?
КЛЕОПАТРА. Согласна. Двадцать шесть, запомни. (Надевает на него шлем.) Ах, как красиво! Тебе в нем никак не больше пятидесяти.
БРИТАН (строго смотрит на нее). Ты не должна так говорить с Цезарем.
КЛЕОПАТРА. А правда, что, когда Цезарь поймал тебя там, на твоем острове, ты был весь-весь выкрашен синей краской?
БРИТАН. Синий цвет – это цвет бриттов высокого рождения. На войне мы окрашиваем наши тела в синий цвет. Наши враги могут снять с нас одежду, отнять нашу жизнь, но они не могут отнять у нас нашу респектабельность. (Поднимается с колен.)
КЛЕОПАТРА (держа в руках меч Цезаря). Дай, я надену его на тебя. Теперь ты прямо замечательный! А в Риме есть твои статуи?
ЦЕЗАРЬ. Да. Немало.
КЛЕОПАТРА. Ты должен послать за одной и подарить мне.
РУФИЙ (возвращается в лоджию в страшном нетерпении). Ну, Цезарь, наговорился ты? Как только ты вступишь на борт, задержки не будет. Галеры наперегонки летят к маяку.
ЦЕЗАРЬ (вытаскивая меч и пробуя лезвие). Хорошо ли он наточен, Британник? Под Фарсалой он был туп, как втулка от бочки.
БРИТАН. Рассечет волос египетский. Я точил его сам.
КЛЕОПАТРА (в внезапном страхе бросается на шею Цезарю, обнимает его). Нет, нет, неужели ты в самом деле идешь затем, чтобы его убили.
ЦЕЗАРЬ. Нет, Клеопатра, ни один человек не идет в бой затем, чтобы его убили.
КЛЕОПАТРА. А их убивают. Муж сестры моей был убит в бою! Ты не должен уходить. Пусть он идет. (Показывает на Руфия).
Все смеются над ней.
Пожалуйста, пожалуйста, не уходи! Что же будет со мной, если ты больше не вернешься?
ЦЕЗАРЬ (внушительно). Ты боишься?
КЛЕОПАТРА (съеживаясь). Нет.
ЦЕЗАРЬ (спокойно и властно). Иди на балкон, и ты увидишь, как мы возьмем Фарос. Тебе следует приучаться смотреть на бой. Иди!
Она идет, поникшая, и смотрит с балкона.
Вот и хорошо. Ну, Руфий, марш!
КЛЕОПАТРА (хлопая в ладоши). А вот ты и не сможешь уйти, Цезарь!
ЦЕЗАРЬ. Что там еще?
КЛЕОПАТРА. Они осушают гавань, они сейчас вычерпают оттуда всю воду ведрами. Сколько солдат! Вон там. (Показывает налево.)
РУФИЙ (поспешно выглядывает). Верно. Египетская армия! Усеяли всю Западную гавань, как саранча. (Разозленный, подходит крупными шагами к Цезарю.) Это все твое проклятое милосердие, Цезарь! Их привел Теодот.
ЦЕЗАРЬ (в восторге от собственной проницательности). Я так и полагал, Руфий. Они пришли тушить огонь. Они будут возиться с библиотекой, а мы пока захватим маяк. (Решительно идет через лоджию в сопровождении Британа.)
РУФИЙ (с отвращением). Опять лисьи хитрости. Эх! (Бросается за ними.)
Крик солдат внизу возвещает появление Цезаря.
ЦЕНТУРИОН (внизу). Все на борт! Дай дорогу!
Снова крики.
КЛЕОПАТРА (машет шарфом из арки лоджии). Прощай милый Цезарь! Возвращайся невредимый! Прощай!
Действие третье
Набережная перед дворцом, обращенная на западную сторону Восточной гавани Александрии; отсюда открывается вид на остров Фарос, на одном конце которого, выступающем узкой косой, стоит знаменитый маяк – громадная квадратная башня из белого мрамора, сужающаяся кверху от этажа к этажу и закашивающаяся сигнальной вышкой. Остров с материком соединен Гептастадием – это большая дамба длиной в пять миль, она примыкает к гавани с южной стороны.
Посреди набережной стоит на посту римский часовой. В руке у него пилум, он с напряженным вниманием, прикрыв левой рукой глаза, смотрит на маяк. Пилум – это толстый деревянный кол в четыре с половиной фута длиной, с железным наконечником длиною примерно в три фута. Часовой так поглощен своими наблюдениями, что не замечает, как с северной стороны набережной приближаются четверо египтян-носильщиков, которые несут тюки свернутых ковров. Впереди идут Фтататита и сицилиец Аполлодор. Аполлодор – блестящий молодой человек лет двадцати четырех, красивый, с непринужденными манерами; он одет с вычурной изысканностью – в серо-голубую с бледным пурпуром одежду с украшениями из бронзы, оксидированного серебра, нефрита и агата. Вороненое лезвие его меча, отделанного не хуже, чем средневековые кресты, блестит в прорезях пурпурных кожаных ножен с филигранными украшениями. Носильщики вслед за Фтаггатитой проходят позади часового к ступеням дворца, где они складывают свои тюки и присаживаются на корточки. Аполлодор отстает от них и останавливается, заинтересованный поведением часового.
