— Я кое-что слышала! — Дамьян молча выждал, пока я выдержу эффектную паузу. — Стоны! Такие печальные, протяжные и явно потусторонние…

— Потусторонние, вот как? — спросил он, явно забавляясь. — Часовня старая, готовая развалиться от одного плевка, между камнями полно щелей, в которых завывает ветер… Хотя, это слишком скучно! Гораздо интереснее, если бы это выла душа усопшего младенца…

Как же я сразу не догадалась! Я испытала такое непередаваемое облегчение, убедившись в собственном невежестве. В Академии мы чуть ли не каждый день становились свидетелями таких вот нечеловеческих стонов, когда бушующие ветра завывали в длинных дымоходах.

— Две сумасшедшие — было бы много даже для Китчестера, — тем временем говорил Дамьян. — Рад, что рассудок у тебя оказался непоколебимым в отличие от твоих умственных способностей. Если честно, я считал тебя более сообразительной.

— В такой ситуации любой бы ощутил что-то потустороннее. Тем более место к этому располагает, — возмущенно парировала я. — Было немного неприятно сидеть там запертой.

— Всего лишь «немного неприятно»? Как я мог забыть, ты ведь у нас образец стойкости и невозмутимости.

Как он смеет издеваться надо мной! О какой стойкости и невозмутимости можно говорить в такую минуту, да еще смеяться, что мои умственные способности далеки от совершенства. Посидел бы сам там!

— Насмешник! — в сердцах бросила я ему. — Как люди могут быть такими отвратительными? Тебе лишь бы шутить да издеваться над людьми, не ведая, сколько горя могут принести твои забавы. Из-за тебя Эллен лишилась разума! Из-за тебя ей всюду мерещится ее сын!

Он с силой встряхнул меня, остановив рвущийся из меня поток слов.

— Подожди! Что за ахинею ты несешь? — процедил он. — Я польщен, что ты такого высокого мнения обо мне. Мне нет нужды оправдываться в своих поступках, даже если бы я о чем-то жалел, то тебя мои дела не касаются. Впредь помни это! А что до Эллен, то я не имею никакого отношения к ее сумасшествию. Или ты думаешь, что я настолько чудовищен, что от одного моего вида люди теряют рассудок.

— Не притворяйся, что не понимаешь о чем я. Ты прекрасно знаешь, что она сошла с ума после того, как ты ее разыграл, притворившись сыном. Не знаю, как ты это сделал… Подсунул куклу и стал говорить с ней дьявольским голосом или еще что…

Мне показалось, что он ударит меня. Даже в темноте было видно, как злость овладевает им. Его глаза засверкали безудержным гневом, дыхание стало тяжелым и прерывистым, словно он преодолел бегом десятки миль.

— Думай, что говоришь, золотко, — процедил он. — Я не делал ничего подобного! Ни с Эллен, ни с кем бы то ни было. Только ты не поверишь мне, не так ли?

— Точно так же не делал, как не поджигал дома в Эмбер-Виладже? — внезапно вырвалось у меня, и я в ужасе зажала рот рукой. Господи, что я говорю!

— О, да вы, мисс Сноу, хорошо осведомлены, — глаза Дамьяна сузились, и он угрожающе приблизился ко мне. Его рука потянулась ко мне. Я тревожно отступила, но он схватил меня за кружева блузы и резко дернул к себе. Кружева оказались прочнее, чем рукав его рубашки. О чем я досадно пожалела, так как их прочность не дала мне шанса вырваться от него.

— Так, значит, я отвратителен? — протянул Дамьян сладким голосом. Я нервно дернулась, пытаясь высвободиться из его хватки. Но он толкнул меня, и я почувствовала, как в спину впиваются холодные камни стены. Его тело прижалось ко мне. Прижалось с такой силой, что мне стало трудно дышать. Задыхаясь, я уперлась в его грудь руками и надавила, что есть мочи.

— Трепыхаться бесполезно…птичка, — почти пропел он, как будто совсем не ощущая моего сопротивления. — Ты все еще так же невинна? Ты помнишь, что я говорил тебе. Я единственный! Единственный имею на тебя право. Ты моя…Только посмей ослушаться меня…

Его лицо было так близко. Губы почти касались моей щеки. Слабость горячей волной затопила меня. Сердце бешено стучало, нет, грохотало…Оно грохотало на весь дом, оглушая меня этим бесцеремонным звуком. Мои руки онемели от напряжения, упираясь ему в грудь. Я чувствовала, что еще немного, и сдамся на его милость. Нет! Я не позволю ему унижать меня, играть со мной, будто я безвольная, бесчувственная кукла.

Но неожиданно он отступил от меня. Холод коридора сразу окутал меня. Не понимая, в первый момент что произошло, я протестующее вскрикнула.

— Беги, — донесся из темноты его голос. Натянутый и словно уставший. — Беги, убегай, несись от меня быстрее ветра, как ты это умеешь делать. Такое сопротивление достойно награды.

Не говоря ни слова, я отлепилась от стены и пошла. Нет, я не бежала, не ускоряла шаг, я просто шла. Шла, высоко подняв голову и гордо расправив плечи, будто все, что произошло ну ни капельки, ни единой крохотной капельки, не задело меня.

Вечером я сказалась больной и не вышла к ужину. От Джудит, принесшей мне стакан теплого молока и печенье по распоряжению Жаннин, я узнала, что за столом также не было миссис Уолтер, которая все еще пребывала в беспамятстве, леди Редлифф, сама мучавшаяся от мигрени после волнений с приступом Эллен, и графа Китчестера, чей прострел разыгрался не на шутку.

— Доброе утро, Джордан! Как ваше самочувствие?

Спускаясь к завтраку, я буквально налетела на дворецкого. Я торопилась, так как хотела проехаться верхом, перед тем, как отправиться к деду. И, окрыленная надеждой заполучить лошадь, которую Дамьян купил в Чейзморе, или же, если ее еще не доставили, оседлать Стрекозу, перепрыгивала через ступеньки. А Джордан, как всегда, не представлял, что творится у него под носом, зато во всех подробностях изучил узоры паутин на потолочных балках. Столкновение было неизбежно. И, к счастью, никто не пострадал!

— Превосходно, мисс Сноу, благодарю вас, — с достоинством вымолвил он, одергивая одной рукой фрак, сморщившийся незначительной, но не дающей покоя складочкой. В вытянутой перед собой руке дворецкий держал крохотный поднос для писем, и, к чести своей, сохранил все письма на нем в идеальной стопочке.

— Надеюсь, вы больше не огорчите нас своей болезнью, — учтиво добавила я и премило улыбнулась, что было излишне, так как он, глядя в потолок, все равно не мог заметить моих похвальных ухищрений. — Без вас как без рук, Джордан!

Мне вдруг почудилось, что его стоячий сильно накрахмаленный воротничок издал жалобный хруст, и подбородок дворецкого, окаймленный густой растительностью бакенбардов, с превеликим трудом, словно не делал этого с самого рождения, опустился. Его глаза остановились на мне и начали проявлять подчеркнутое внимание. Я невольно попросила прощения у потолочных балок за бестактную, но временную конкуренцию.

— К несчастью, мисс Сноу, временами вот в этом самом месте, — и Джордан выставив указательный палец поднес его к кадыку, — чувствуется некая нестабильность. Боюсь, как бы мне не пришлось еще пару дней провести в постели.

— О, Джордан, тогда вам надо поберечься и как можно меньше разговаривать. Упаси боже, чтобы нестабильность в этом месте прогрессировала!

— Я обязательно так и сделаю, мисс, — дворецкий склонился в нижайшем поклоне, не забыв вновь задрать подбородок. — Ах да, мисс, вам корреспонденция!

Длинным ногтем мизинца он подцепил краешек конверта, лежащего в самом низу стопки, и мастерски дернул его. Стопка даже не шелохнулась, а письмецо оказалось в руках Джордана. Я чрезвычайно восхитилась его разносторонними талантами, отчего у дворецкого, проявив свою нестабильность, смущенно задергался кадык.

Время было раннее. Я наслаждалась завтраком в одиночестве. Поэтому без стеснения прочитала письмо от тети Гризельды. Написала она всего несколько строк, в которых выразила сильное негодование, что уже прошло «два дня», а я до сих пор не соизволила появиться в Сильвер-Белле. «Разве так должна вести себя любящая племянница?». А в последнем предложении сквозил явный намек, что если в самое ближайшее время я не навещу бедных, одиноких старушек, то они сами заявятся сюда. Во время прогулки я решила заехать к ним.