Сказав это, он пожал мне руку и, откинувшись на подушки, закрыл глаза. Я всматривалась в его лицо, надеясь прочитать хоть какие-то чувства на нем, кроме все того же лукавства. С нарастающей досадой я поняла, что дед так ни разу и не сказал мне, что будет скучать и ждать моего возвращения. За то время, что я смотрела на него, лицо его, дряхлое и желтушное, расслабилось, пропало сковывавшее его напряжение, и дед громко засопел.

Через несколько дней я уехала в Дарем. В этот раз я ехала намного раньше назначенного до конца каникул времени, так как должна была выполнить поручение директрисы. Мисс Дарлингтон прислала мне письмо, в котором просила сопроводить новую ученицу. Девочка была из знатной родовитой семьи и приходилась племянницей герцогу Лестребскому. Я была очень польщена, что директриса выбрала меня в качестве провожатой, отрекомендовав семье девочки как одну из лучших воспитанниц академии и возможно будущую преподавательницу. После недолгого собеседования с ее семьей, живущей во время сезона в Лондоне, я была принята и одобрена в качестве провожатой. Для меня же этот момент стал первым испытанием, переходом во взрослую самостоятельную жизнь. Мне уже пора было задумываться о будущем и начинать делать крохотные шажочки в этом направлении. Сама я еще не представляла, каким оно будет и чего я хочу для себя. Но то, что другие уже видят во мне вполне самостоятельного человека, готового бороться с трудностями и отвечать за чужую жизнь, порадовало меня и только укрепило во мне желание стать именно таким человеком.

Последний год учебы пролетел для меня слишком быстро. В расписании появились новые занятия, и количество свободного времени уменьшилось, но я чувствовала себя беззаботной и совсем не обремененной учебой. Эта легкость выглядела странно, если учесть, что мне надо было думать о будущем.

Я всегда знала, что буду зарабатывать на жизнь. Конечно же, я могла остаться в деревне и жить без каких-либо особых дел, но мне не хотелось становиться обузой для тетушки. Мысли о ярмарке невест и сезонах, где я могла бы заполучить мужа, были для меня отвратительны. Тем более, ни у меня, ни у тети не было таких денег, чтобы оплатить столь дорогое удовольствие. Поэтому мысли о замужестве, как о способе устроить свое будущее, раз и навсегда покинули меня, когда я поняла, что мне предстоит идти другой дорогой.

По правде говоря, в этот год я должна была сделать все, чтобы уже к выпуску иметь приглашение на достойное место. Как когда-то сказала тетя Гризельда, выбор подобного места весьма небольшой для девушки из приличной семьи — либо стать гувернанткой, либо компаньонкой у старой леди. Но меня не прельщало ни то, ни другое. В отличие от моей подруги Софи Ларкем я не просматривала газеты с объявлениями о вакансиях и не рассылала пачки писем и рекомендации академии, предлагая свою кандидатуру. Весь этот год я с энтузиазмом ждала, что директриса обратится ко мне с предложением. Ведь не зря она отрекомендовала меня как будущую преподавательницу Даремской Академии благородных девиц.

Годы учебы сделали нас с Софи близкими подругами. Она, так же как и я, не попала в число тех счастливиц, чьи судьбы решаются на светских балах, а достоинства обсуждаются за карточными столами, между ставками и партиями. Мне до сих пор не понятно, по каким причинам Софи выбрала для себя стезю гувернантки. В моем представлении гувернантка должна быть неким эфемерным существом, которое можно увидеть только в классной комнате, а в других частях дома оно растворялось и исчезало, чтобы не мешаться под ногами слуг, не попадаться на глаза деспотичному хозяину и не вызывать мигрени у чувствительной хозяйки. Пытаться вписать Софи в этот образ — было бы крайне оскорбительным. Потому как она была невероятно энергична. Никто не видел ее скучающей без дела или пребывающей в депрессии. Именно благодаря ей годы учебы стали для меня яркими и веселыми. Мы устраивали скачки на холмистых лугах, выходили по утрам в море на старенькой лодке, ставили потешные спектакли, к которым сами же шили костюмы, а иногда (и к нашему полному восторгу нам все прощалось) сбегали из-под опеки миссис Вестедж на деревенские праздники. В общем, я не представляла Софи в роли гувернантки, и мне было горько, что она растратит свою пылкую душу в услужении.

В начале марта состоялось собрание учителей. После него учителя стали поглядывать на меня с любопытством, и многие благосклонно улыбались. Я поняла, свершилось то, чего я так жаждала — мисс Дарлингтон предложила мою кандидатуру в качестве преподавателя. И теперь я со дня на день ожидала, что директриса вызовет меня. Но разговор произошел только в мае.

Пригласив меня в кабинет, она сама лично налила мне кружку чая и, положив два кусочка сахара, очень долго и тщательно перемешивала. Пока серебряная ложечка монотонно выписывала круги, директриса изучала исписанные четким подчерком листы. Наконец, отложив листы, она пододвинула мне блюдце с чашкой чая и заговорила. Начала она издалека. Сказала, что в течение всех этих лет наблюдала за мной и осталась довольна моими успехами в учебе и блестящими знаниями, которые я неоднократно демонстрировала. Кроме того, она попросила всех преподавателей оценить меня. И я с гордостью услышала, что все отозвались обо мне положительно. Затем мисс Дарлингтон долго распространялась на тему новейших методик обучения и пользе молодых учителей с их свежими взглядами и идеями. В конце этого длинного монолога директриса предложила мне занять место в преподавательском составе и учить воспитанниц английской и иностранной литературе. Но было и условие, сильно огорчившее меня в первый момент. Приступить к обязанностям я смогу только через год, когда миссис Эбинест уйдет на заслуженный отдых и освободит место. Мисс Дарлингтон обещала, что я обязательно займу эту вакансию. так как я подхожу ей по всем показателям. Если же, разумеется, меня это устроит, и я приму ее предложение.

Год! Мне предстоит ждать целый год! Я надеялась, что уже летом приступлю к работе и стану независимой. В конце сентября мне исполнится восемнадцать, и хотелось бы к этому времени выйти из-под опеки тетушки. Однако и с таким условием я обязана быть благодарной мисс Дарлингтон. Как выразилась директриса, у меня будет время подумать. Перед Рождеством я должна дать окончательный ответ. Я от всего сердца поблагодарила ее, и покинула кабинет окрыленная успехом.

Через пару дней я в корне изменила мнение на счет предстоящего года ожидания. Теперь я была счастлива, что у меня будет уйма свободного времени, которое я могу потратить на тысячи дел. Софи повезло меньше. Сразу же после выпуска она приступала к работе. Расставаясь, мы обещали писать письма и навестить друг друга, как только будет возможность.

Дорога до дома прошла как обычно в ожидании встречи с родными. Я представляла, как они обрадуются, когда я сообщу новость. И как Фини тотчас отправится на прогулку, неожиданно вспомнив, что еще утром обещала заскочить к знакомой. И уже через полчаса к нам потекут потоки визитеров. А миссис Додд однозначно заявит, что мои успехи — это, безусловно, ее заслуга, поскольку хорошо вымуштровала меня и привила мне любовь к дисциплине и знаниям еще в те времена, когда я посещала местную школу.

Я думала о том, как проведу этот год. Представляла уютные вечера в гостиной у огня, когда тетя будет пить какао и грызть овсяные печенья с миндалем, к которым испытывала особое пристрастие. Я же, утонув в кресле, буду перелистывать уже истертые до дыр книги. И весь вечер мы будем смеяться над дневными происшествиями. Ведь даже в такой глухой деревушке, как наша, всегда найдется что-нибудь, над чем можно посмеяться.

Но кроме Сильвер-Белла меня ждал Китчестер. О, я с нетерпением предвкушала это время! И хотя мне порой казалось, что, переступив порог Китчестера, я, словно ничтожная мушка, окажусь в цепких объятиях гибельной паутины. От этих мыслей мне становилось не по себе. Я гнала их прочь, уповая, что любовь деда даст мне силы выдержать интриги вокруг меня, а его воля подавит непомерное желание леди Редлифф управлять мной.