— В таком случае, ее высочество захочет лично проверить, как ты орудуешь отмычкой! Но серьезно, Роби, как бы Летти ни была увлечена предстоящим сезоном, она действительно переживает за тебя. Все это время ты была равнодушна к Китчестеру, и это было так не похоже на тебя, что мы начали беспокоиться. Мне даже кажется, что из нас двоих Летти беспокоилась больше. Я то лучше понимаю тебя! Одно время, она хотела подговорить мальчиков, чтобы они силой отвезли тебя туда и там бросили. Ты зашла бы в замок и… все было бы хорошо.

— Надеюсь, она давным-давно забыла эту идею? Иначе, главной сенсацией будущего сезона станет несравненный темно-синий фингал под глазом очаровательной мисс Тернер. Вот уж, это точно принесет ей гораздо большую известность, чем ее красивое личико.

— С каких пор ты стала такой кровожадной, Роби? — я заметила, что она изо всех сил пытается сдерживаться, чтобы не рассмеяться.

— Как говорит наша Фини: «возраст сказывается»!

— Между прочим, я так и не знаю вашего имени! — заявила я старичку, сразу же, как только увидела его на следующее утро. — Кто вы? Кем работаете у Китчестеров?

Я долго гадала, кем бы он мог быть в замке, перебирала в памяти все рассказы Грейс и Била о прислуге и работниках поместья. О самих хозяевах, сколько бы мы их не пытали, они мало что говорили, так как сами почти не знали и не видели их, хотя взахлеб делились сплетнями и догадками, и правды в их рассказах было еще меньше, чем в рассказах Мэг. Я так и не пришла к определенному выводу. И решила сразу же выяснить этот мучивший меня вопрос.

— Во времена моей молодости, Роби, было принято сначала здороваться, а уж потом задавать вопросы. И насколько я знаю, законы этикета не менялись за последние годы. Или я ошибаюсь?

Я немного смутилась. Сколько раз ругала я себя за свою торопливость. И вот опять, стоит мне увлечься, как я сразу мчусь впереди ветра.

— Извините! И, конечно же, доброе утро! У меня полно недостатков, но этот, наверное, самый большой. Я не могу оставаться сдержанной, когда во мне бушует любопытство и голова занята нераскрытыми загадками.

— А не надо быть сдержанной, Роби. Если бы люди сдерживали себя в порыве познания, мы бы до сих пор жили в пещерах и носили звериные шкуры. Надо всего лишь чуть-чуть подумать, прежде чем действовать.

— Вот и тетушка мне твердит то же самое: «Сто раз подумай, прежде чем что-то сделать», а я наоборот всегда наворочу сто дел, прежде чем остановлюсь и подумаю, то ли я вообще делаю.

— Ну, это не беда, главное вовремя остановиться и ответить за последствия, — он подмигнул мне, комично сощурившись.

Увидев старика, я опять поразилась его необычной схожести с лепреконом. Маленький, сморщенный с увесистым грушевидным носом и в зеленых одеждах, он сидел на скамейке, выставив руки перед собой и опершись ими о трость, и наблюдал, как я устраиваюсь на траве. Котелок он снял и положил рядом с собой. Под шляпой голова у старика оказалась вся в проплешинах, но это не мешало ему отращивать жесткие волосы и стягивать их шнурком в хвост.

— Так значит, и моя скромная персона тебе небезынтересна?

— Сомневаюсь, что найдутся люди, которые будут к вам равнодушны.

— Хм… думаю, ты права, почти все люди в моем окружении питают ко мне сильные чувства.

— Вот видите! Вы необычный человек и, наверняка, вас все любят!

Внезапно он рокочуще рассмеялся. Я до сих пор не могла привыкнуть к его громкому раскатистому голосу, который не соответствовал щуплой фигурке.

— Я могу пересчитать по пальцам одной руки тех людей, которые меня любят. Да и те, при ближайшем рассмотрении, «любят» меня по той причине, что я могу им дать то, что они хотят.

— Я не верю в это! Неужели нет людей, которые бы просто любили вас? А ваши родные?

— По-моему, мы отвлеклись от темы, мисс. Мне казалось, ты хотела услышать о Китчестерах, а не о моих стариковских проблемах… — но, заметив упрямое выражение на моем лице, добавил. — Однажды Диоген, возвращаясь из Олимпии, на вопрос, много ли там было народу, ответил: «Народу много, а людей немного». Так и у меня — родных много, а близких — никого. Так что мне любить некого, так же, как и им — не за что любить меня… Кстати, мое имя Лемуэл.

— Лемуэл! Как необычно. Вы и впрямь, как настоящий лепрекон!

Несколько секунд он смотрел на меня непонимающе, а потом расхохотался, да так, что скамейка под ним опасно затрещала и накренилась, грозя опрокинуть старичка. Но все обошлось. На земле оказался лишь котелок, упавший от сильной тряски и покатившийся по крутому склону к самой реке. Я соскочила и схватила его, не дав упасть в воду. Затем, отряхнув от земли и сухих травинок, передала его владельцу.

— Сейчас редко встретишь таких живых девиц, — сказал он, отсмеявшись и нахлобучив котелок на голову. — Ни в коем случае не меняйся! Никогда не угадаешь, какой фортель ты выкинешь в следующее мгновение…

Он хотел еще что-то сказать, но замолчал и задумался, опустив голову и выводя тростью на земле корявые знаки. Не дождавшись продолжения, я ответила:

— Уверяю вас, я вполне устраиваю себя и не собираюсь меняться… Теперь, может быть, перейдем к нашим баранам, ой…то есть к Китчестерам?

— Ну что ж… с кого же начнем?

— С графа, конечно! Больше всего мне не терпится узнать про него, — заявила я старичку

— Кто ж прыгает от закуски к десерту? Так у тебя интерес к остальным блюдам пропадет. Оставим графа напоследок. В конце концов, у старика не так много родственников, чтобы рассказ о них занял много времени, и ты не успеешь соскучиться.

Мистер Лемуэл принял расслабленную позу и сложил руки на животе.

— Итак. Пожалуй, начнем с сестры графа — Элеоноры. Это, наверное, единственный человек в замке, кого тебе следует опасаться.

— Мне незачем ее опасаться! Я не собираюсь знакомиться с ней!

— Пути господни неисповедимы, — хмыкнул старик.

— Но эти пути проходят мимо меня! — упрямо отрезала я.

Он говорил так, будто бы знал обо мне все. Я встревожилась, ведь если это так, то он мог рассказать о моем интересе к Китчестерам графу. Но старичок больше ничего не сказал. Он достал из внутреннего кармашка сюртука кривую трубку и начал заботливо набивать ее табаком из кисета, висевшего на поясе. После чего долго раскуривал, пыхтя и жмурясь от удовольствия. От трубки поднялось плотное терпкое облачко, и старик задымил еще усерднее, выдыхая вверх тугие кольца дыма. У меня защипало в носу, и я приглушенно чихнула, зажав рот ладонью.

— Леди Элеонора Редлифф, в девичестве Сноу, значительная особа в замке, — тем временем продолжил старик. — Любительница закулисной игры, в которой сама предпочитает выступать режиссером. Ее основное занятие — плести интриги и дергать за ниточки своих марионеток.

— И кого же она дергает? Едва ли граф позволит управлять собой собственной сестре.

— Сейчас ему уже наплевать, что кто-то решает за него семейные дела, — после недолгого молчания ответил старик. — А сестра графа с большой охотой берет эти заботы на себя. Она верховодит и в собственной семье, состоявшей из ее тщедушного мужа, отставного полковника Ферджиса Редлиффа, дочери Эллен и зятя Мэтью Уолтера. Не скажу, что кто-то из них заслуживает хоть капельки уважения. Но леди Элеонора считает своим долгом каждый раз указывать им на этот недостаток. Ее любимый способ общения с ними — презрительные намеки и бесконечные упреки их убожеству.

— Они что инвалиды?

Старик кисло усмехнулся:

— Нет, они убоги в другом. Один — непросыхающий пьяница, чьи мозги, если таковые когда-то и имелись, давно проспиртовались и атрофировались. Полковник до сих пор уверен, что его «маленькая слабость» для других остается незаметной. Он ворует бутылки и набивает ими сюртук и даже засовывает в сапоги, становясь при этом похожим на вздутое огородное чучело. Крадясь по дому и думая, что никто не замечает торчавших из рукавов горлышек, отяжелевших карманов и звона стекла, он выискивает укромное местечко, где в строжайшей тайне предается возлиянию. Но быстро отключается и храпит до тех пор, пока не протрезвеет. А потому на его воняющее перегаром тело можно наткнуться в любом месте дома, даже самом неожиданном. Служанки иногда, услышав раскаты храпа под лестницей или в темном чулане между витками колбас, разбегаются в страхе, крича, что там привидение.