— И не собиралась, — улыбнулась я. — Уверена, даже при благоприятных обстоятельствах переезд — тяжелое испытание. А когда он вызывает смешанные чувства, думаю, он вдвойне тяжелее.

— Именно так, — вздохнул профессор.

— Полагаю, вас разочарует мое предложение, но как специалист в области английской литературы вы понимаете, что в вашей библиотеке нет ничего особенного. Это не означает, что вы не любите книги, просто среди них нет ни одной, которая обладала бы ценностью для перепродажи.

— Правда? — удивился он. — А что вы имеете в виду, говоря о ценности?

— Здесь не так много книг, которые я смогу продать дороже, чем за доллар.

— Но у меня много книг о Гражданской войне. — Он указал на стеллаж справа от двери. — Они стоят гораздо больше. Я сам покупал их у букинистов. На обложке до сих пор осталась цена. — Он вытащил одну книгу и показал написанную карандашом пометку «12 долларов».

Я перелистала страницы.

— Ее состояние уже не настолько хорошее, чтобы запросить за нее такую цену. Вы видите? — Я указала на переплет. — Корешок порван, а здесь несколько страниц совсем потрепаны.

— Потому что ее читали. — Профессор начал потихоньку злиться. — Но сама книга по-прежнему замечательная.

— Я понимаю. — Я указала на книги: — Но они всего лишь копии, переиздания. — Я улыбнулась: — У меня самой целые стеллажи таких книг. Извините, как деловой человек я не могу предложить больше двухсот долларов за все.

— Что? — В его голосе прозвучало возмущение.

— Я понимаю, вы любите эти книги. — Я встретилась с ним взглядом и смягчила тон. — Мне жаль, что я не могу предложить вам больше двухсот долларов. Если хотите, попробуйте обратиться к другому антиквару. Но моя цена такова.

Он помолчал, успокаиваясь, и, покачав головой, сдался.

— Просто для меня стало шоком узнать, как мало стоит то, что я так лелеял.

— Это действительно больно, — кивнула я.

— Хорошо, я отдам их вам за триста долларов.

Шок прошел. Началось выторговывание условий. Я это обожала.

Помолчав, словно обдумывая его слова, я отрицательно мотнула головой:

— Извините. Самое большее, на что я могу пойти, — это двести десять долларов.

— Всего на десять долларов больше! Звучит как оскорбление.

— Вы бы так не сказали, знай о моих финансовых возможностях. Я совсем не хотела вас оскорблять. Я увеличила сумму на пять процентов от того, что предложила вначале. По-моему, справедливая сделка.

Он насупился:

— Тогда двести пятьдесят.

Я улыбнулась и направилась к дверям.

— Попробуйте обратиться к кому-нибудь еще, но все, что я могу вам предложить, — это двести десять долларов. Здесь и сейчас. Наличными.

Не успела я переступить порог, как он меня окликнул:

— Погодите.

Я обернулась.

— Я согласен, забирайте.

Он был хорошим человеком. Возможно, он не разбирался в стоимости подержанных книг, но он согласился, чтобы Эрик приехал за ними завтра утром, и радостно помахал мне рукой, когда я отъезжала от его дома.

Возвращаясь на склад, я самодовольно улыбалась. Мне не только удалось значительно пополнить ассортимент подержанных книг, но и не переступить установленный мною же лимит в двадцать пять центов за том. Ей-ей, я неплохо справилась с работой.

Неожиданно для самой себя я решила съездить в церковь. Мне захотелось выказать уважение миссис Кэбот, которая вела свою борьбу в одиночку. Вряд ли, подумала я, моя деловая репутация пострадает от этого поступка.

Я была одета в джинсы, майку и клетчатую фланелевую рубашку. Не слишком подходящий наряд для траурной церемонии. И все-таки я крутанула рулевое колесо.

Зайдя в церковь, я просмотрела имена в гостевой книге и добавила свое. На церемонию, кроме меня, приехало двадцать человек, среди которых я с удивлением обнаружила шефа полиции Альвареса. Я подождала в атриуме до тех пор, пока священник не начал говорить, и проскользнула к ближайшей скамье.

Позади миссис Кэбот сидели Барни и Марта. Барни наклонился и что-то прошептал миссис Кэбот. Та ничего не ответила, зато Энди повернулась к нему и отпустила пару слов, ласковых, надо полагать. Альварес размещался поодаль от них. Заметив меня, он кивнул.

Адвокат мистера Гранта, Эппс, сидел рядом с миссис Кэбот. Почувствовав мой взгляд, он оглянулся и посмотрел на меня с неодобрением. Похоже, адвокат по-прежнему считал меня мошенницей. Потом он отвернулся и стал внимательно слушать священника.

Речь преподобного оказалась настолько проникновенной, что разбередила во мне затянувшиеся раны. Я вспомнила о своих утратах и почувствовала боль. Не дожидаясь конца церемонии, я покинула церковь.

В машине я опустила стекло и подставила лицо холодному ветру. Что-что, а уж это мне было известно: лучший способ заглушить душевную боль — с головой уйти в работу.

Вернувшись на склад, я какое-то время потратила на проверку финансовых документов, накопившихся после дней распродажи. Дела обстояли просто великолепно. Разобравшись с бумагами, я задумчиво посмотрела в окно.

Уэс был прав. Мне следовало подготовиться к атаке со стороны Барни. Он был очень серьезным конкурентом. Благодаря неплохо подвешенному языку и умению заговаривать зубы ему удалось прослыть большим знатоком в области антиквариата. Конечно, не все ему верили, но были и такие, кто прислушивался к его мнению. Хотя бы Эппс. Иначе с какой стати адвокат мистера Гранта считал меня мошенницей?

Упершись мысками ботинок, я выдвинула нижний ящик стола и водрузила на него ноги, устроившись поудобнее. Потом я откинулась на спинку кресла и завела руки за голову. Что бы такое придумать в противовес Барни? С помощью каких оригинальных услуг увеличить приток клиентов и защитить престиж фирмы?

И тут мне пришла мысль, которая заставила меня принять рабочую позу. Бинго! Как насчет услуги экспресс-оценки? Что-то вроде доморощенного варианта телевизионного шоу, идущего по Пи-би-эс. Мы с Сашей могли бы по очереди заниматься этим во время субботнего показа. Наверняка посетителям будет интересно узнать, как с помощью подписных сайтов определяется стоимость того или иного предмета. Подобная демонстрация привлечет не только зевак, но и вызовет доверие к нашим ценам.

Не в силах усидеть на месте, я вскочила и подошла к окну. Предстоящее поражение Барни вызвало у меня злую усмешку. Соперник не располагал специалистами соответствующего уровня, чтобы продублировать мое нововведение. Марта определенно была не в счет.

Тогда скандалы вроде того, что она устроила по поводу табуретки, станут невозможными, подумала я. Мы назовем это «Экспресс-оценкой Прескотт». И не будем брать деньги с человека, который пожелает уточнить цену приглянувшейся вещи.

Я заметалась по кабинету, подхлестываемая идеями. От одних я отмахивалась, другие брала на заметку. Я размышляла над тем, как организовать рекламу новой услуги, каким должен быть киоск, где эта услуга будет оказываться, и какую толпу народа соберет моя затея.

Зазвонил телефон.

— Это Барни Трюдо, — сказала Гретчен, когда я подняла трубку. — Он хочет узнать, можно ли ему заехать и поговорить с тобой. Он сказал, что это очень важно.

— Конечно, — мгновенно отреагировала я на вспыхнувшее любопытство.

Нетерпеливо побарабаня пальцами по столу, я почувствовала, как на смену уверенности и азарту приходит беспокойство. Взглянув на часы в компьютере, я сообразила, что мистер Грант уже предан земле. Человек, который мне нравился и который оказался вором и лжецом. Человек, которого зарезали. «Почему же его убили? — задумалась я. — Чтобы предотвратить продажу картин или сохранить в тайне их историю? Связан ли визит Барни с убийством?» Мое сердце зашлось от страха.

Я прошлась по кабинету, остановилась возле окна, выглянула наружу и снова опустилась в кресло.

Наконец Гретчен сообщила о прибытии Барни. Я попросила ее направить его ко мне и вышла на лестничную площадку.