Мистер Грант вел переговоры о продаже «Девушек». Очевидно, его не устроили предложенные условия, и он отказал покупателю. Тогда покупатель с досады убил его и забрал полотно.

Убийца был уверен, что о Ренуаре, кроме него, никто не знает и что он сможет безнаказанно наслаждаться плодом преступления. Наверняка для него стало ударом известие, что вторично украденное полотно не составляет тайну тайн. Ренуар превратился в чрезвычайно опасную улику, и убийца решил ловко от нее избавиться, подкинув на мой склад и тем самым переложив на меня всю вину.

Меня затошнило от допущения, что кто-то обошелся со мной таким образом. А когда я сообразила, что человек, убивший из-за одной картины, способен убить и из-за другой, мне стало просто страшно.

Если мистер Грант упоминал о Сезанне или Матиссе во время переговоров, если убийца не знает, что полиция заглянула в бухгалтерские книги миссис Грант, то он до сих пор считает, что можно безнаказанно поживиться чужим добром.

Разумеется, он не осмелится заняться поисками, пока дом находится под охраной. Но стоит полиции уйти, и он проникнет в дом, как сделал это вчера. И чем тогда закончится наша с Сашей экспертиза, большой вопрос.

Было почти половина седьмого, когда я подъехала к складу. Набрав код, я отключила сигнализацию и помчалась в свой кабинет.

Наилучший способ определить стоимость произведения искусства — провести тщательное исследование, ибо решение, основанное на поверхностном осмотре, на голой теории, может оказаться ошибочным. Следует сделать сравнительный анализ состояния вещи, выяснить, пользуется ли она спросом на рынке сейчас и каков был спрос на похожие раньше, ознакомиться с ее историей и так далее, и так далее. А потом — самое главное — выбрать из этих факторов наиболее важный.

Две стены моего кабинета были заняты стеллажами, забитыми разными руководствами и каталогами. Кроме того, мы подписались на несколько сайтов в Интернете, которые отслеживают и сообщают о результатах аукционов по всему миру.

В качестве теста я выбрала напольные часы в стиле «Королева Анна». Мне хотелось увидеть, сколько времени у меня уйдет на определение их цены. Часы вполне подходили для подобного теста, так как являлись типичным образцом имущества Грантов: ценные, но не уникальные.

Отметив время начала работы, я пролистала американские каталоги мебели, составляющие четверть моей деловой библиотеки, и нашла парочку часов, напоминающих те, что стояли в доме Гранта. Одни были проданы в 2003 году антикварной фирмой из Флориды «Антикварные товары Шо». Марк Шо описывал их как «изумительные». Вторые были проданы с аукциона в 2002 году фирмой Барни «Нью-Хэмпширский аукцион Трюдо». М. Тернер описала состояние часов как «очень хорошее».

Большинство антикваров использует слова «отличное» и «новое», чтобы указать на превосходное состояние вещи. Некоторые поэтические натуры употребляют прилагательное «изумительное». Общепринятых терминов в данной сфере не существует, поэтому покупателю необходимо узнать профессиональный жаргон того или иного продавца прежде, чем лезть за кошельком. Слово «изумительное» в данном случае свидетельствовало об идеальном состоянии вещи, «очень хорошее» намекало на незначительный дефект или обычный износ.

По оценке фирмы «Шо», часы стоили девять тысяч долларов, продали их за десять тысяч триста. Фирма «Трюдо» оценила часы в десять тысяч пятьсот, но ушли они всего за шесть тысяч семьсот пятьдесят. Разница оказалась довольно серьезной — Марк Шо обскакал Барни на три тысячи пятьсот пятьдесят долларов, что, вероятно, стало для муженька Марты неприятным сюрпризом.

Огромная разница в цене за похожие товары, как правило, объясняется разницей в их качестве, которое — я знаю по собственному опыту — определить с максимальной точностью очень сложно. Скорее всего состояние часов, проданных Барни, было гораздо хуже, чем состояние тех, что продал Шо. Еще я предположила, что Барни выступал от имени малоизвестного человека, а Шо представлял бывшего губернатора штата Джорджия. И наконец, цена, назначенная Барни, могла быть нечем иным, как капризом или завышенным ожиданием. На экспертизу его фирмы никогда нельзя было полностью положиться: их проводили либо спустя рукава, либо не особо вдаваясь в детали.

На сайте я тоже нашла похожие часы, их состояние описывалось как «отличное». Полгода назад они ушли с аукциона в Пенсильвании за восемь тысяч сто долларов. Первоначально за них просили семь тысяч.

Я сделала вывод: самое меньшее, на что можно рассчитывать, — шесть тысяч семьсот пятьдесят долларов, самое большее — десять тысяч триста. Исходя из этого я решила оценить часы мистера Гранта в семь — девять тысяч. Если Добсону и миссис Кэбот повезет, то в процессе аукциона цена вырастет.

Я составила описание, включила в него предполагаемый расклад цен и взглянула на часы на своем компьютере. На все про все у меня ушло полчаса. Неплохо. В отдельном документе я объяснила свои подсчеты.

Условия протокола были соблюдены: оценка базировалась на изучении сбыта трех однотипных предметов за последние пять лет. Я отправила файл по электронной почте Гретчен и Саше и распечатала его для себя. Удовлетворенно улыбнувшись, я поздравила главу фирмы «Прескотт» с успешным началом работы.

Уэсу я позвонила по дороге и предупредила, что опоздаю. Когда я припарковывалась позади его старенькой «тойоты», часы показывали двадцать минут восьмого. Уэс ждал меня, прислонившись к капоту своей машины и улыбаясь как Чеширский кот.

— Извините за опоздание. — Я поспешила к нему, держа в руке пакет с едой.

— Если бы вы только знали, что я хочу вам сообщить, то поторопились бы, — ответил Уэс и запихнул в рот пригоршню орешков.

— Уэс, хватит меня дразнить. Скажите, в чем дело.

— Подождите, я включу радио.

— Вы до сих пор надеетесь, что я обвешана жучками?

Он тихонько рассмеялся, издавая звуки, напоминающие лошадиное фырканье, и принял очередную порцию орешков.

— He-а, но лучше не рисковать, — сказал он с набитым ртом.

Уэс уселся в машину, оставив дверцу открытой, завел мотор, включил радио и поймал какую-то станцию, транслирующую старые песни. Я устроилась на пассажирском сиденье, расстелила на пыльной приборной доске салфетку, достала из пакета яйца и положила их на подстилку. Потом протянула Уэсу пластмассовую вилку.

— Зачем это? — удивился он.

— Вам не помешает вспомнить, какова на вкус нормальная еда.

— Что вы имеете в виду?

— Ваши конфетки, орешки и пончики. Все это трудно назвать едой. Яйца и фруктовый салат — вот это еда.

Он одарил меня скептическим взглядом.

— Спасибо, — выдавил он, но и не подумал притронуться к моему угощению.

Я пожала плечами и начала чистить яйцо.

Уэс поманил меня пальцем. Я наклонилась к нему. Под аккомпанемент знакомого танцевального ритма «Под мостовой» он прошептал:

— Барни пришел на встречу с мистером Грантом в три часа дня, и об убийстве ему сказал Альварес.

Я мгновенно прикинула: одно из двух — либо Барни говорит правду, и он действительно позвонил мистеру Гранту накануне, чтобы перенести встречу с девяти утра на три часа дня, либо лжет, и звонок был сделан совсем по другой причине.

От мысли, что Барни мог появиться у мистера Гранта в девять утра и убить его, я покрылась гусиной кожей. Времени, чтобы замести следы, у него было предостаточно. Да это, в сущности, и не требовалось. Все, что ему было нужно сделать, — это уйти и вернуться в три часа, притворившись, будто он явился на заранее оговоренную встречу.

В задумчивости я положила яйцо на приборную панель, вылезла из машины и направилась к дюнам. Мне вдруг очень захотелось увидеть океан.

Пенистые волны мерно набегали на песчаный берег.

— С вами все в порядке? — окликнул меня Уэс, высунувшись из машины.

Я не ответила, а просто вернулась и села на прежнее место.

— Ну, и что вы скажете? — поинтересовался Уэс.