— Джози, дело не только в мастерстве художника, — сказала тогда мама. — Несомненно, Рокуэлл обладал блестящей техникой. Но это не все. Главное, психологизм. Ему удавалось очень точно передать настроение людей. Смотришь на его картины и понимаешь, что чувствует тот или иной персонаж. Это изумительный талант.

С того дня я полюбила Нормана Рокуэлла. Меня раздражали так называемые тонкие ценители прекрасного, которые цедили, рассматривая его иллюстрации: «Банально, скучно». Похоже, Пола принадлежала к их числу. Что ж, тем хуже для нее. А Рокуэлл наверняка с большим сочувствием изобразил бы ее маму в момент, когда та гордо взирает на плод своих дизайнерских потуг.

На сей раз футболка Полы гласила: «Не лезьте ко мне со своей религией». И все-таки я решила пояснить, что именно подразумевала под словом «мило», отмежеваться, так сказать.

— Мне очень понравилась витрина.

Пола на мгновение растерялась. Очевидно, она не привыкла получать щелчки по носу.

— О, конечно. Я передам маме. Ей будет приятно.

— Значит, вы продаете ириски? — улыбнулась я.

— Не только. Мы торгуем всевозможными домашними сладостями.

— Могу я кое-что у тебя спросить?

— Да, конечно. — Она положила на прилавок коробку конфет.

— Ты знаешь о мистере Гранте, которого убили?

— Да, я слышала. Это ужасно.

— Он был вашим клиентом?

— Клиентом? Не думаю. Не знаю. А что?

— А ты была с ним знакома?

На ее лице отразилось искреннее удивление.

— Нет. А в чем дело?

Чтобы ничего не объяснять, я пожала плечами:

— Да так. Я просто подумала: раз он местный, то мог бывать у вас.

В магазин вошел мужчина, держа на руках девочку лет семи-восьми. Оба смеялись.

— Привет, — сказала Пола новым посетителям.

— Привет, — ответила малышка. — Ой, папочка, гляди… — И она указала на конфетное облако в витрине.

Чувствуя, что пора уходить и нужно как-то обосновать свое появление здесь, я спросила, можно ли купить коробку, лежащую на прилавке. Получив разрешение, я протянула Поле деньги, забрала коробку и пошла вон. В дверях я обернулась и похвалила Полу за работу на распродаже.

Она явно не ожидала этого.

— Спасибо.

— Увидимся в следующую субботу.

— Обязательно. — Губы Полы тронула робкая улыбка.

Забравшись в машину, я положила конфеты на соседнее сиденье и только тут заметила на коробке трогательные в своей высокопарности слова: «Честь изготовления принадлежит семье Тернер».

Легкий ветерок донес соленый запах океана, и я решила прогуляться пешком до дома мистера Гранта. По моим подсчетам, до него было не больше двух миль — как раз столько, чтобы хорошенько размять ноги. В воскресенье ограничения на парковку не действовали, поэтому я могла оставить машину там, где она сейчас находилась.

Я вылезла из машины, заперла ее и двинулась на юг, оставляя океан по левую руку. По дороге я задумалась о Поле. Я поняла, что до сего дня ничего о ней толком не знала, потому что всегда воспринимала ее как функцию, а не как личность. Это было вызвано скорее привычкой, нежели желанием держать подчиненных на расстоянии. «Правильно ли я поступаю, соблюдая профессиональную дистанцию? — спросила я себя и раздраженно тряхнула головой. — Откуда мне знать!»

Зато теперь я кое-что узнала о Поле, например, то, что она, будучи претенциозной особой, не брезговала заниматься семейным бизнесом. Это свидетельствовало о ее привязанности к родным и не удивило меня. Странным показалось другое: моя сотрудница работала в заведении, телефон которого значился в полицейском списке.

Дом Гранта олицетворял собой благодатные старые времена. Построенный в 1920 году, он прекрасно сохранился до наших дней. Приблизившись к дому, я заметила темнокожего копа, сидящего на крыльце. Он тихо раскачивался на стареньком кресле из необработанного дерева. Стиль «Адирондак», машинально определила я, а потом признала и полицейского. Он проводил обыск у меня дома. Его живот был таким огромным, что, казалось, вот-вот вывалится из брюк. При нашей первой встрече он представился, но я позабыла его имя.

— Здравствуйте, — сказала я, ступив на выложенную плитами дорожку.

Он встал, подтянул штаны и шагнул мне навстречу.

— Я Джози Прескотт. Мы с вами уже встречались.

— Да, я помню вас.

— Мне разрешили зайти в дом.

— У вас есть доверенность владельца?

Я достала из сумки письмо миссис Кэбот. Полицейский медленно его прочитал, зачем-то глянул на обратную сторону и вернул мне.

— Вы хотите зайти сейчас?

— Да. Если это можно.

— Пожалуйста. — Он пожал плечами. — Я просто исполняю свои обязанности.

Я не сомневалась, что ему интереснее расслабляться в удобном кресле под теплыми лучами весеннего солнышка, чем заниматься проверкой, но кивнула, подтверждая его служебное рвение.

— Я собираюсь тут осмотреться.

— Хорошо, мне нужно сейчас уехать, но я вернусь. Вы долго намерены здесь пробыть?

— Пока не знаю. Думаю, что не очень.

Я проводила его взглядом до переулка. Похоже, он припарковался там. Услышав рокот мотора, я поняла, что он уехал, и огляделась. Сад выглядел ухоженным, газон перед домом был недавно подстрижен. Вероятно, служба по озеленению продолжала следить за состоянием двора. Случайный прохожий ни за что бы не догадался, что в доме никто не живет.

Я наудачу обошла участок. Увы! Ни отпечатков обуви сорокового размера на свежевскопанной земле, ни скворечников, достаточно просторных, чтобы вместить скатанные в рулон полотна. Разочарованная, я поднялась на крыльцо и, отперев дверь ключом, который мне дала миссис Кэбот, прошла в холл.

В доме царила тишина. Казалось, время здесь остановилось. Впрочем, так оно и было. Маятник больших напольных часов висел неподвижно.

Я подошла и осмотрела часы. В высоту они достигали более двух метров и представляли собой красивый образец изделий в стиле «Королева Анна», я отнесла их к 1785 году. Футляр из орехового дерева был отполирован до глянцевого блеска. Верхняя часть с плоской крышей на витых столбиках была выполнена в виде арки, задник, расписанный вручную, показывал разные фазы Луны. По основанию часов, почти у пола, шла надпись: «Якоб Спанглер, Йорк».

Я благоговейно провела пальцами по шелковисто гладкой поверхности часов и повернулась к кухне. Мне стало настолько жутко, что я даже подумала, не уйти ли совсем. Но чувство долга не позволило мне сделать это: требовалось восстановить в памяти планировку дома, чтобы эффективно руководить действиями Саши.

Я прошлась по всем комнатам. Окна заслоняли старомодные жалюзи. Полумрак был пропитан затхлым запахом, который быстро появляется в нежилых помещениях. На паркетном полу и мебели лежал тонкий слой пыли. Тоска, словно саван, начала окутывать меня.

Я спустилась в подвал и включила лампочку, висевшую под потолком. Внимание привлек дорожный сундук, обтянутый мягкой, как масло, козлиной кожей. Он стоял на деревянном настиле толщиной примерно пятнадцать сантиметров. Судя по виду, он был сделан в двадцатых годах прошлого века. Мне доводилось раньше обследовать нечто подобное. Сундук делился лотком на две секции. Высота верхней составляла около полуметра, нижней — от метра двадцати до метра восьмидесяти. Мистер Грант использовал его для хранения старой одежды.

Я присела на корточки и, подсвечивая себе фонариком, осмотрела нижнюю часть кофра. Память меня не обманула: спереди в десяти сантиметрах от днища я нашла то, что искала. Два углубления, а в них металлические скобы.

Сердце затрепыхалось от радостного предчувствия. Передо мной было идеальное место для сокрытия картин. Просунув пальцы под скобы, я потянула на себя. Ящик не поддался. Пришлось потянуть сильнее. Ящик выдвинулся и…

Меня охватило дикое разочарование. Но на сей раз оно вызвало не потоки слез, а взрыв гнева. Я с грохотом задвинула пустой ящик, выпрямилась и огляделась. Подвал напоминал лабиринт из маленьких комнат. Вдохновленная неудачей, я двинулась по нему.