Литмир - Электронная Библиотека

— Какую работу?

— Расследование.

— Значит, вам разрешат забрать тело?

— Да.

— И вы сможете его похоронить.

— Верно. Похороны назначены на понедельник.

Я покачала головой, выражая сочувствие.

— Еще он сказал, что эксперты закончили изучение места убийства.

— Значит, вы сможете попасть в дом?

— Да. — Она закашлялась. — Всем так этого не терпится.

Я из деликатности помедлила с ответом.

— Вы говорите о своей дочери?

Она слегка кивнула и робко улыбнулась.

— Ненавижу, когда меня подгоняют. Дочь называет меня нерешительной, но она не права.

— Вы просто предпочитаете сначала все обдумать, а потом действовать, — поддержала я ее.

— Вот именно. — Она улыбнулась более уверенно. — Я действительно не склонна к импульсивным поступкам. Это никогда не было в моем характере.

Мне вспомнился ее разрыв с родителями сорок лет назад. Было ли это неожиданным решением? Или она давно планировала уехать и лишь воспользовалась скандалом? Мне хотелось спросить ее об этом, но время было не слишком подходящим для таких расспросов.

— Впрочем, это не важно, — сказала она, переключаясь на другую тему. — Я хочу рассказать вам о списках, которые вела моя мама.

Я ждала, что она скажет дальше.

— Отец вам показывал ее бухгалтерские книги? С описью?

— Нет.

— Значит, он показывал их только мистеру Трюдо, — кивнула она.

Я неопределенно пожала плечами.

— О, не подумайте, что это говорит в его пользу.

— Я не понимаю.

— Конечно же, нет. — Она вздохнула и слегка поерзала на месте. — Я знала о существовании этих бухгалтерских книг. Знала всю свою жизнь. Я видела, как мама каждый вечер вносит в них новые записи. — Она грустно покачала головой. — Она записывала туда каждую мелочь. Это было ее навязчивой идеей. — С этими словами она открыла сумочку и вытащила соединенную скрепкой и свернутую втрое пачку бумаг. — Это копии с бухгалтерской книги, в которой перечислены предметы домашнего обихода. Как вы увидите, большую часть списка составляет антиквариат.

Она протянула мне бумаги, испещренные красивым ровным почерком. Я взяла их и пролистала. Первая запись была сделана 3 апреля 1943 года, последняя — 15 марта прошлого года.

Я подняла глаза.

— И что вы хотите от меня? — тихо спросила я.

— Я хочу, чтобы вы проверили правильность описания вещей и их наличие.

— Другими словами, вы хотите, чтобы я провела детальную экспертизу?

— Да. Я хочу, чтобы вы убедились, что все перечисленное моей матерью находится в целости и сохранности, что ее список полон и точен. И еще я хочу знать, сколько, по вашему мнению, я смогу получить от продажи всего этого.

— Я смогу назвать лишь приблизительную сумму.

— Этого будет достаточно, — согласилась она.

— А что вы собираетесь делать с информацией?

— Убедиться, что «Добсон» делают свою работу на совесть.

Я прикинула: а правда ли то, что она говорит? Нет ли у нее добавочного мотива? Разумеется, это был умный ход с ее стороны — заказать параллельную экспертизу. Подобная практика гарантирует честность оценки. Но в сложившейся ситуации мне следовало быть вдвойне осторожной.

— Почему вы не хотите обратиться к мистеру Трюдо? Ведь ваш отец показал ему список.

Она ответила не сразу.

— Я не могу этого утверждать, но меня беспокоит, что отец… Вероятно, он думал, что мог бы… — начала она запинаться, пока не стряхнула с себя остатки нерешительности. — Полагаю, он договаривался с мистером Трюдо о тайной продаже, чтобы избежать выплаты налогов. У меня нет стопроцентной уверенности, но, зная отца, я допускаю такую возможность. Я не знакома с мистером Трюдо, поэтому не стану утверждать, что он способен на незаконные действия. Но я хорошо знаю отца и могу подтвердить, что он не раз и не два обходил правила.

— Подумать только.

— Да, это так, — кивнула она. — К сожалению.

Она считала свою дочь нетерпеливой, когда, по сути, та была настоящей фурией. Непорядочность отца вызывала у нее лишь сожаления. Она явно обладала талантом преуменьшать очевидное.

Взглянув еще раз на документ, я задумалась об исчезнувших Сезанне и Матиссе. Знает ли она об этом? Скорее всего да. Полиция должна была ей сообщить. Тогда зачем она хочет услышать это от меня?

— А если что-нибудь пропало? — спросила я.

Она впилась в меня тяжелым взглядом.

— Я уверена, что вы найдете.

Я опешила. Неужели она полагает, будто я могу сделать то, что не под силу полиции? Я открыла было рот, чтобы разочаровать ее, и тут меня осенило. Наверное, она думает, что картины спрятаны в таком месте, о котором может догадаться только антиквар.

— Полиция сказала вам, что я помогала искать Ренуара?

— Нет. А что вы сделали?

— Я вспомнила, что видела у вашего отца старинный двухтумбовый письменный стол. В таком столе обычно имеется потаенный шкафчик. Я его нашла, но картины в нем не оказалось.

Медленно, словно взвешивая каждое слово, она сказала:

— Но в доме могут быть и другие тайники.

Я кивнула. Мы молча воззрились друг на друга, и меня поразило, с каким самообладанием она держится. Чтобы разрядить обстановку, я встала, подошла к столу и взяла бутылку воды. Отпив из нее, я посмотрела в окно на огромный раскидистый клен со сломанной ветвью. Прошлым летом во время грозы я опасалась, что ранение смертельно.

— Энди знает, что вы меня нанимаете? А «Добсон»? — спросила я, стоя спиной к миссис Кэбот.

— Нет. Я подумала, будет лучше… что… я потом все объясню… Нет.

Я промолчала, не зная, что и сказать. В одном я была уверена: если ей известно, где спрятаны картины, то она ни за что не признается в этом. Достань она их сама, Энди потребует продать полотно в обход закона; помоги она мне найти его, девушка изведет ее попреками. Только я могла обеспечить ей мир с дочерью и поступить по совести.

— Спасибо, что разъяснили ситуацию, — повернулась я к ней. — Я согласна. — Ее лицо просветлело.

— Благодарю вас. Я вам очень признательна. Я извещу о вас «Добсона». И чего бы мне это ни стоило, я не позволю Энди вам мешать, — сказала она, смущенно покашливая.

Я кивнула, удивляясь, каким образом она собирается остановить Энди, если той взбредет в голову вмешаться. «Возможно, она распоряжается всеми деньгами и использует их, чтобы контролировать дочь, подумала я. Представляю, как это бесит Энди! Одному Богу известно, что она устроит, когда доберется до своей половины дедушкиного состояния. Бедная миссис Кэбот.»

Неожиданно я подумала об Эрике, который тоже нуждался в деньгах. Я вспомнила, как однажды проезжала мимо его дома и увидела женщину, подметавшую дорожку. Это была его мама. Я помахала ей рукой, а она почему-то проводила меня сердитым взглядом. Вернувшись на склад, я рассказала об этом Эрику.

Он смутился и стал объяснять:

— Мама очень много работает по дому и устает. Я хотел бы отремонтировать дом, но ты же знаешь, сколько все сейчас стоит.

— Я не заметила ничего, что нуждается в ремонте, — вежливо ответила я, раскаиваясь, что завела этот разговор. — Я заметила лишь, какой большой и красивый у вас дом. А яблони! Я бы не отказалась от яблочного пирога.

— О да! Яблочные пироги у мамы получаются — пальчики оближешь.

Любопытно, что бы он сделал, унаследуй большое состояние, подумала я. Стал бы он ремонтировать дом и покупать маме разные красивые вещи? Или же просто, как многие девятнадцатилетние юнцы, покинул бы надоевшую развалюху и вздорную женщину, которой он так дорог?

Отец как-то сказал, что за деньги счастья не купишь, только свободу. Весь фокус в том, чтобы решить, что делает тебя свободным. И я не знала, как бы Эрик ответил на этот вопрос. Иногда мне кажется, что я многого о нем не знаю, о его скрытых сторонах. Хотя чаще всего я считаю, что он такой, каким кажется, — любящий сын, милый паренек с золотыми руками, который обожает собак, и способный работник, лишенный честолюбия.

29
{"b":"216917","o":1}