— А, это папаша Моску. Я его давненько не видела, должно быть, отсыпается после запоя. Скоро появится, не сомневайтесь.

— Покажите, где он обретается, я оставлю ему немного денег.

— Простите, мсье, не могу, он разозлится. В конце прошлой недели кто-то устроил в его комнате такой разгром! Беднягу это так поразило, что он позвал меня. Видели бы вы этот кошмар! Помню, я напугалась, когда увидела в Лувре «Плот Медузы», но тут меня просто ужас охватил. Будто ураган прошел. А папаша Моску выглядел так, словно призрак увидал, ну да, призрак, хотя с его-то ремеслом… Готова поклясться, что в этом деле нет ничего сверхъестественного. У нас тут шляются молодые бездельники, обжимаются в кустах с девицами — позади дома настоящие дебри. Вот они-то смеху ради и устроили погром… Я сказала полицейским, но что им до моих слов, у них хватает дел поважнее. Приберегите ваши деньги, папаша Моску их все равно пропьет.

Она проводила Виктора на крыльцо и уже собиралась уйти к себе, но спохватилась:

— Погодите, я кое-что вспомнила, сегодня ведь среда, так что, если хотите его поблагодарить, сходите в Тампль. Он там что-то покупает, перепродает, болтает с приятелями, а потом отправляется есть суп к мамаше Бриско на улицу де ла Кордери, в «Бриско, не останешься без обеда». Там его и найдете.

На беду Жозефа, добравшись до набережной д'Орсэ, Виктор взял фиакр.

«И что мне теперь делать? — задумался юноша. — Мадемуазель Таша будет в ярости. Ладно, слежку я прекращаю, но в эти развалины наведаюсь. Ей богу, дыр там больше, чем в швейцарском сыре!»

Лавочки были слишком тесными и темными, чтобы старьевщики могли выставлять там свой товар, вот они и раскладывали вещи прямо на тротуарах. Папаша Моску азартно торговался за помятый рожок с продавцом, предлагавшим публике старую военную форму, ржавые шпаги и лохмотья, которые выдавал за наряды императрицы Евгении. Последнее слово осталось за папашей Моску. Он с довольным видом засунул инструмент в глубокий карман и направился к заведению мамаши Бриско.

Потолок в маленьком зале был низкий и закопченный, столы и лавки стояли тесно. Кое-кто из посетителей дремал, другие играли в карты и домино. Огромная металлическая печь отапливала зал. Здесь подавали луковый суп — фирменное блюдо заведения. Женщина с курчавыми седыми волосами и могучей грудью, шаркая носами, обносила посетителей горшочками. Это и была хозяйка заведения мамаша Бриско.

— А вот и наш папаша Лашез! — громогласно поприветствовала она вошедшего старика. — Садись поближе к огню! Хочешь супу?

Не дожидаясь ответа, она поставила перед ним дымящийся горшочек.

— Надеюсь, хлеб ты принес? Не забыл, что я тут хлеба не подаю?

— Обойдусь. Подай мне полсетье[16] красного.

— Слушаюсь, мой генерал.

Съев суп и выпив вино, папаша Моску осоловел и, когда хозяйка похлопала его по плечу, едва не свалился со стула от испуга.

— Готовь денежки, старик, ты последний, все разошлись, я закрываю лавочку.

— Мне нужен твой совет, красавица. Я хочу избавиться от одной фамильной драгоценности…

— Показывай. — Она поднесла кольцо к свету. — Мне нравится. Где ты его стянул, старый прохвост?

— Получил в наследство от родственницы.

— Ври кому-нибудь другому. Я его возьму, но вместо денег буду месяц кормить тебя до отвала, идет?

Они затеяли долгий спор, и старик одержал победу: месяц превратился в три. Виктор наблюдал за посетителем и кабатчицей через окно. Он обрадовался, что отыскал папашу Моску, и решил дождаться его, укрывшись в сарае. Ждать ему пришлось почти полчаса: старик вышел в тот самый момент, когда Жозеф выскочил из фиакра на другом конце улицы.

Не подозревая, что за ним следят, папаша Моску направился к Тамплю. За ним по пятам следовал Виктор, которого, в свою очередь, «вел» Жозеф.

Старьевщики зазывали покупателей, нахваливая свой товар:

— Отличное пальто! Взгляните на этот потрясающий фрак, мсье!

Сытый и довольный, папаша Моску на ходу приветствовал знакомых. Он как будто кого-то искал. Неожиданно он врезался в собравшуюся вокруг разносчика толпу, вынырнул рядом с полицейским и принялся кашлять, что-то невнятно бормоча, а потом отхаркался в сторону второго агента. Виктор застыл перед грудой подсвечников и не заметил Жозефа, наблюдавшего за происходящим из-за штабеля матрасов. Стражи порядка призвали на помощь своего бригадира.

— Что случилось? — спросил он.

— Вообразите, шеф, этот человек нарочно кашлянул мне в лицо. Я спросил, в чем дело, а он ответил: «Не собираюсь с тобой разговаривать!» — и толкнул моего товарища.

— Я сразу понял, что этот тип — смутьян, — подхватил его напарник. — Когда я подошел, он сплюнул в мою сторону. Я приказал ему прекратить, а он заорал: «Грязный легавый! Разве не видишь, что я болен?»

Бригадир смерил папашу Моску строгим взглядом.

— Что скажете в свою защиту?

— Простите, полковник, бронхи у меня забиты…

— Разве это дает вам право харкать в лицо служителям правопорядка?

— Со всем моим уважением, командир, но кашель ведь не сдержишь!

— Можно прикрыть рот ладонью! Кроме того, вы, если не ошибаюсь, назвали моего подчиненного «грязным легавым»!

— Я?! Да никогда в жизни, император мне свидетель! Я всего лишь посетовал на собственные несчастья и хворобу!

— Вы усугубляете свою вину, поминая императора. Забираю вас в участок, там уж я вылечу вашу простуду.

Папаша Моску воззвал к окружающим, и Виктор едва успел спрятаться за кучей тряпья.

— Какая несправедливость! — вопил старик. — Это все из-за Груши! Это он сказал: «Легавый! Грязный легавый!» — и удрал, а я расплачиваюсь!

На самом деле папаша Моску был страшно доволен, что полицейские отведут его в участок, но продолжал ломать комедию.

— Бедняга чокнутый, а они его загребли, какой позор! Инфлюэнца есть инфлюэнца! — воскликнула одна из старьевщиц.

Раздались свистки и улюлюканье, шуточки и насмешки. Жозеф увидел, что Виктор присоединился к толпе зевак, сопровождавшей папашу Моску, и, напомнив себе девиз Лекока: «Тот, кто вовремя стушевался, видит яснее, выйдя из тени», решил применить его на практике.

Виктор дождался, когда зеваки разошлись, вошел в комиссариат и поинтересовался у дежурного судьбой старика.

— Не беспокойтесь, проведет ночь в камере и успокоится. Учитывая погоду, так для него же будет лучше.

Виктор поблагодарил дежурного и вышел на улицу, решив вернуться на рассвете и забрать старика. Небо стало свинцовым, на грязных тротуарах таяли снежинки. Виктор зажал трость подмышкой, сунул руки в карманы и пошел прочь. Вслед ему из-под козырька подъезда смотрел худенький лицеист.

— Погода совсем рехнулась, — проворчал Жозеф, вытирая ноги о коврик перед бюстом Мольера.

— Вы его потеряли! — воскликнула Таша.

— Меня едва не застукали, и я счел за лучшее скрыться, но, если хотите, могу вернуться… — ответил раздосадованный юноша.

Он сделал вид, что хочет обслужить двух рассматривавших новинки франтов, но Таша удержала его за рукав.

— Не сердитесь, я просто очень волнуюсь. Рассказывайте, прошу вас.

Жозеф дал ей детальный отчет.

— Не бойтесь, опасность патрону не грозит, я не дам его в обиду.

— Спасибо, Жожо, я знаю, что могу на вас положиться. Мне пора. Напомните мсье Легри, что мы с ним встречаемся вечером в «Золотом солнце».

Таша ушла. Франты оплатили «Современные маски» Фелисьена Шансора, и Жозеф, вскарабкавшись на любимую лесенку, принялся просматривать газету «Сьекль» в поисках новостей о Денизе. Он ничего не нашел, но одна статья привлекла его внимание.