«А кольцо? — задумался он. — Что с ним делать? Ничего, продам другому скупщику, чтобы замести следы. Хорошо, что я додумался встать лагерем на улице Сен-Пер. Душегуб из медальона — наверняка и есть тот самый проклятый А.Д.В., что разгромил мой бивуак! — не смог меня найти, потому что не знал, что искать нужно у себя под носом!»

Тротуары на улице Рамбюто были заставлены тележками зеленщиц, на которых вокруг весов с медными тарелками громоздились овощи и фрукты. Толстые щекастые тетки в фартуках и сабо, перекрикивая друг друга, зазывали покупателей:

— Чудные апельсины, сочные севильские апельсины! Эй, старичок, попробуй апельсин, улетишь в неба синь!

— Ему милей моя редиска, правда, дорогой? Похрусти редиской, станешь чист, как киска!

— Да он брюзга! Сгрызи мою морковь, будешь весел и здоров!

Папаша Моску сбежал от их шуточек и насмешек в тихую гавань улицы Архивов. Метров через сто он остановился. Может, вернуться и оценить кольцо у ювелиров, которые вместе с перекупщиками толпятся возле ломбардов? Нет, лучше спросить совета у мамаши Бриско, она подскажет верный адресок, решил он.

Старик оказался в тихом квартале. За старинными фасадами открывались просторные дворы, с которыми соседствовали фабрики игрушек, мастерские и магазинчики по производству и продаже бронзы. Он прошел мимо мэрии Третьего округа и сквера у Тампля, где сидел лукавый Беранже с закрытой книгой в руках. Вид липы, под которой, если верить легенде, Людовик XVI проверял у сына уроки, навеял папаше Моску патетический панегирик «великому победителю королей», и он затянул охрипшим голосом: «Наполеон — наш император, он велик и милосерден!»

Папаша Моску пересек рынок Тампля, где на знаменитой площадке второго этажа находили последний приют тряпки, не продавшиеся на первом. Там в нескольких павильончиках торговали вещами из тех, что выбросили богачи. Папаша Моску устал, ему не терпелось добраться до места, и он шустро лавировал между прилавками с обувью и сюртуками, грудами юбок и занавесок, коврами и перинами. Он вспомнил свой разгромленный бивуак и снова впал в отчаяние. «Этот господин с фотографии хочет меня укокошить! Не жаловаться же легавым! Хотя… почему бы нет? Я получу кров и еду, буду жить в тепле, и никакой Груши меня не достанет…»

— У меня уже есть! — рявкнул он в лицо молоденькой модистке, предложившей ему поношенный котелок.

— Отдам за ломоть хлеба, будете в нем кум королю!

— Лапы прочь, Жозефина!

Старик покинул рынок и пошел по узкой улочке де ла Кордери, в центре которой находилась маленькая треугольная площадь. Именно там располагался кабачок мамаши Бриско.

Виктор не сразу отыскал в коридорах префектуры бюро по розыску пропавших, которым руководил некто Жюль Борденав, и изложил причину своего прихода молодому чиновнику с опухшими от усталости глазами, который едва справлялся с зевотой.

— Мадам Одетта де Валуа, я записал. Вы — член семьи?

— Н-нет…

— Родственник?

Виктор покачал головой. Клерк вздохнул.

— Так кто же вы этой даме?

— Друг.

— Друг или… любовник? — утомленно поинтересовался собеседник Виктора.

— Друг. И очень беспокоюсь за нее: она с прошлой пятницы не возвращалась домой.

— Эта дама замужем?

— Да, то есть теперь она вдова.

— Понятно, — кивнул полицейский. — Когда скончался ее супруг?

— В ноябре или декабре, точно мне неизвестно, он работал на строительстве Панамского канала и заразился желтой лихорадкой.

— Да-да, канал… — буркнул чиновник, болтая пером в чернильнице. — И как долго он там работал?

— С сентября 1888 года. Но какое отношение…

— Если я правильно понимаю, мадам… де Валуа — поправьте, если я ошибаюсь, — жила одна с сентября 1888 года?

— Я сказал вам об этом минуту назад! — ответил Виктор, теряя терпение.

— Я не сомневаюсь в искренности ваших намерений, дорогой мсье, — сказал чиновник, опуская перо в чернильницу, — но согласитесь: нельзя начинать поиски пропавшего по запросу друга. Каждый гражданин Республики имеет право передвигаться в любом направлении. Скорее всего, дама отлучилась, не поставив вас об этом в известность, такое случается каждый день.

Вполне удовлетворенный собственной логикой, он уткнулся в бумаги.

— Так вы отказываетесь принять мое заявление?! — рассвирепел Виктор.

— Повторяю, дорогой мсье, вы ей не ее муж и не родственник. Вряд ли вам это известно, но мы каждый год регистрируем от сорока до пятидесяти тысяч заявлений от членов семей пропавших. Большинство провинциалов отправляются в Париж и пропадают без следа. Мы перегружены…

— Мне так не кажется! Прощайте, мсье, и спокойной вам ночи! — воскликнул Виктор и на прощанье сердито хлопнул дверью.

Он успокоился, только оказавшись на мосту Искусств. На площади Института он купил газеты и пролистал их в поисках упоминания о смерти Денизы, но ничего не нашел.

Виктор поднялся к себе, не заходя в магазин. Таша допивала кофе. Она ничего не спросила и выслушала его путаные объяснения молча.

— Ты крепко спала, и я не стал тебя будить, а мне нужно было отправиться на набережную Сен-Мишель, к папаше Дидье, он букинист, специализируется на торговле афишами, но время от времени к нему попадают старинные издания, и он попросил оценить одно собрание сочинений…

— И ты совершил удачную покупку?

— По правде говоря, нет, все тома были слишком потрепанные, но папаша Дидье пригласил меня в кафе, а там я встретил приятелей — собратьев по цеху, и…

— Все ясно. Мне нужно показать еще несколько эскизов издателю, ты будешь дома вечером?

— Надеюсь…

Таша подошла к Виктору, поднялась на цыпочки, поправила упавшую ему на лоб прядь волос и поцеловала.

— Я побежала, увидимся.

Она упорхнула, а Виктор спустился в магазин, где Жозеф расставлял на полке полное собрание сочинений Ретифа де ла Бретона.

— Это невозможно продать, — буркнул он, увидев своего патрона, но тоже ничего не сказал по поводу его отсутствия в час открытия магазина и не вернулся к сюжету о Денизе.

Виктор обошел стеллажи, взял в руки одну книгу, другую, потом вдруг заинтересовался свежим изданием Дидро, провел пальцем по затылку Мольера и был удовлетворен, не обнаружив на нем пыли. Через десять минут он не выдержал.

— Я вернусь через час, — коротко бросил он Жозефу.

— Хорошо, патрон.

Дверной колокольчик звякнул, выпуская Виктора на улицу, и из задней комнаты тут же появилась Таша.

— Поспешите, Жозеф, и будьте осторожны.

— А если он возьмет фиакр?

— Вы что-нибудь придумаете. Не упускайте его из виду ни на мгновение, меня волнует только одно — чтобы с ним ничего не случилось. Деньги у вас есть?

— Не волнуйтесь и положитесь на меня, я не подведу.

Жозеф надвинул кепку на глаза и кинулся догонять направлявшегося к Сене хозяина.

Виктор пристально вглядывался в зияющее провалами окон здание. Он пересчитал высокие аркады и колонны. Счетная палата, где когда-то соседствовали Министерство торговли и Министерство общественных работ, была мечтой для любителя античности: классические формы, заросшие зеленью развалины. Но Виктору, воспитанному на английской культуре, это здание больше напоминало замок с привидениями, которые так любила описывать Анна Радклиф. Закопченные каменные стены, обрушившаяся кровля, выбитые стекла и — странная деталь — трепещущий на ветру обрывок шторы на одном из окон, которая дополняла ощущение запущенности и таинственности.

— Замок Синей Бороды, — сдавленным голосом пробормотал Виктор, направляясь к улице де Лилль.

Он позвонил в дверь привратницкой. Бдительная консьержка впустила его только после того, как внимательно изучила визитку.

— Извините за беспорядок, я как раз начала уборку.

— Я ищу старика с длинными седыми волосами. Хочу отблагодарить его за то, что украсил цветами могилу моей жены на Пер-Лашез.