— Он ходил с тростью. Хромал, не хромая.

— Как так?

— Ну, он хромал, но это было не слишком заметно, просто у меня глаз наметанный.

— Вы с ним о чем-нибудь разговаривали?

— Здравствуйте и до свиданья, только и всего. Я и видел-то его раз пять или шесть, а вот с ней встречался регулярно.

— Он был высокий, маленький, блондин или брюнет?

— Да этот Тюрнер вечно ходил набычившись и шляпу на глаза надвигал, так что насчет цвета волос я затрудняюсь…

— А жена?

— Красавица-блондинка с осиной талией, а уж бюст…

— Я бы посмотрел квартиру, одна из моих тетушек хочет переехать.

Виктор обошел все четыре комнаты, открыл окна, чтобы полюбоваться видом, раскритиковал обои, обшарил кухню — короче, сделал все, чтобы разозлить консьержа. Почувствовав, что тот доведен до крайности, он сказал, что хочет остаться один и «проникнуться атмосферой», чтобы принять решение.

Виктор обыскал все шкафы и полки, порылся в двух письменных столах: везде было пусто. Он заглянул в ящики комода, не смог до конца закрыть верхний, вынул его, поставил на пол, нашел сложенный гармошкой листок и быстро сунул его в карман, услышав на лестнице шаги консьержа.

— Нет, не подходит, я ощущаю негативные флюиды, — сообщил он и пошел прочь, а консьерж покрутил ему вслед пальцем у виска.

На улице Виктор развернул смятую бумажку и прочел надпись в верхней части:

Виктор присел на бортик фонтана во дворе Арсенала, глядя на лежавший на коленях конверт. Сделанная мелким неразборчивым почерком надпись «Личное» расплывалась перед глазами. Он на мгновение смежил веки и вообразил, что город исчез, а сам он парит в пустоте. Перед мысленным взором возникли казавшиеся вполне реальными пейзажи. Постепенно приходило понимание. Виктор решился открыть конверт: он знал, что найдет, но должен был убедиться — и убедился: внутри лежало письмо, отосланное Одеттой из Парижа 29 июля 1889 года и адресованное ее дорогому супругу:

Виктор сравнил адрес с тем, что был на бланке, найденном в квартире Тюрнеров. «Кайседо. Гостиница “Розали”. Кали…» — повторял он про себя. В голове возникали все новые вопросы. Был ли господин Тюрнер Арманом де Валуа? Прикинуться мертвым очень просто. За десять лет две трети приехавших в Панаму на заработки французов умерли от желтой лихорадки, эпидемия погубила и множество людей других национальностей, так что похоронить чье-то тело под своим именем не составляло труда. Еще один довод в пользу этой теории — консьерж сообщил, что Тюрнер хромал, а Одетта в свое время говорила, что ее муж носил подпяточник, дабы скрыть врожденную хромоту.

Виктор убрал бумаги. Часы показывали 18:30, пора было отправляться на встречу с Кэндзи.

Виктор поднялся по улице Фонтен, остановился, чтобы прочесть программу «Концерта Путаников» в пивной некоего Карпантье, поправил волосы и шляпу, глядя на свое отражение в стекле витрины, и пошел дальше. В мощенном булыжником дворе дома № 36-бис, под акацией, его поджидал Кэндзи.

— Мне дали ключ, так что мы можем идти, — сказал он Виктору.

Бывшая типографии была загромождена ржавыми прессами, деревянными ящиками и картонными коробками. Виктор подключил воображение и представил, как будет выглядеть помещение, если все вычистить, вымыть и перекрасить. Мастерская получится просторная, да еще и с водопроводом. Нишу, где стоит литографическая машина, можно превратить в уютный альков и поставить там широченную кровать. Невысокая арендная плата стала решающим доводом «за». Но как уговорить Таша? Очень просто: пусть пока поживет на улице Нотр-Дам де-Лоретт, а он все устроит с ремонтом, выберет момент и устроит ей сюрприз. Удовлетворенный найденным решением, которое на данный момент ни к чему его не обязывало, Виктор решил открыть окно, но шпингалет отвалился и остался у него в руке.

— Вас что-то смущает? — поинтересовался Кэндзи, обеспокоенный его молчанием.

На языке вертелась подходящая к случаю восточная пословица — «Когда кукушка совьет гнездо, ее голос станет песней», — но Виктор счел за лучшее не дразнить компаньона.

— Я прикидывал объем работ. Придется проверить, не течет ли крыша.

Лицо Кэндзи просветлело: он мог надеяться на счастливое разрешение дела. Подруга Виктора не сразу покинет их дом, но он терпелив, он подождет. Развеселившись, Кэндзи подошел к нише и спросил:

— Вам не кажется, что этот альков идеально подходит для кухни?

Таша раздевалась с хорошо рассчитанной неторопливостью, и Виктор не выдержал.

— Я люблю тебя, — прошептал он, сунув ладони ей под сорочку, — позволь мне помочь.

Она включилась в игру и дала себя раздеть. Виктор увлек ее на кровать, и девушка обняла его.

Нужно ловить момент, иначе он никогда не осмелится сказать ей о мастерской.

— Я был сегодня в одном месте. Квартирка для нас с тобой. Комната очень большая, ты сможешь там работать.

— О чем это ты?

Виктор почувствовал, как напряглась Таша, и еще крепче обнял ее.

— Плата невелика, ты легко ее осилишь, а я займусь обстановкой… Злишься?

— А комната и вправду большая? — промурлыкала Таша.

Мысли о расследовании не давали Виктору покоя, и он поднялся с постели среди ночи. Таша спала, обнимая подушку. Он натянул длинные кальсоны, девушка застонала во сне, он наклонился и поцеловал ее в щеку, очень довольный своим маневром: она согласилась завтра же посмотреть будущую мастерскую.

Виктор подсел к секретеру и зажег лампу. Ему не терпелось сличить почерк. Он положил перед собой доставленное Денизе по пневматической почте письмо, разгладил листок ладонью, пристроил рядом послание за подписью Зенобии и анонимную записку, которую получила мадам де Бри.

Нужно выбрать букву — скажем, «т». Сравнить нажим и наклон… Нет, он не бредит, буквы совершенно идентичны! Все они написаны с наклоном влево.

Значит, эти три послания — дело рук одного и того же человека.

Уж грелся на солнце, свернувшись кольцом на плоском камне. Раздался хруст: два черных остромордых чудища приближались по траве к его убежищу. Уж испуганно скользнул в кусты.

Ноги в остроносых туфлях нерешительно топтались на месте.

— Я видела змею! — вскрикнула худенькая девушка.

— Тебе показалось, Элиза. Здесь тебе не Сенегал, а Париж! — успокоил ее шестнадцатилетний паренек с бачками, в кепке.

— А как мы найдем выход? — спросила она, отцепляя подол юбки от колючего ежевичника.

— Я знаю это место как свои пять пальцев, лучше убежища не найти. Тут живет один старый болван, но он вечно пьян в стельку, так что…

— Ой, Фердинанд, там какой-то зверь!

— Это просто кот, не бойся, идем.

Он провел ее за руку вдоль обвалившейся стены к укромному уголку под выступом, скрытым занавесом густого ломоноса.

— Шикарное местечко! Настоящее любовное гнездышко!

Парень расстелил на траве куртку, но девушка отпрянула.

— Ты рехнулся? Земля же мокрая!

Кавалер схватил подружку за подбородок и впился ей в губы жадным поцелуем.

— Мне больно! — жалобно пролепетала она, вырываясь.

Фердинанд разозлился и оттолкнул ее.

— Чего ломаешься? Сама ведь согласилась!

— Ага, но… мне страшно, понимаешь?

— Да ты всего боишься — змей, кошек, кустов!

— Как же не бояться, в первый-то раз?! И потом… вдруг ты меня обрюхатишь?

Он глумливо хмыкнул.