— Неделю.

— Тогда наверняка знает. Вся школа об этом говорит.

— У, чертов Пампуша!.. Он у меня получит, трепло несчастное!..

Андреас был зол и подавлен.

— Да что на Пампушу сваливать? Ты сам виноват. Нашел кому рассказывать! Тут надо придумать что-нибудь другое. Все равно это чепуха — кто станет в такую жару ходить в берете? У меня есть одно предложение. Только, чур, не трепаться. Даешь слово?

— Даю.

И Гано рассказал Андреасу свой план.

Как раз в это время фрау Линден выходила на остановке из трамвая. Она перешла улицу и пошла вдоль шоссе по Обезьяньей лужайке к школе. Ей было трудно подниматься в гору, и шла она медленно.

Тут ее догнали девочки из третьего «А» и, поздоровавшись, пошли с ней рядом. Одна из них спросила, очень ли был переполнен трамвай и удалось ли ей сесть или она стояла всю дорогу. Фрау Линден ответила, что сначала она стояла, а потом, к счастью, удалось сесть. А то портфель такой тяжелый…

Тогда другая девочка сказала, что, а вот она, наоборот, любит стоять в трамвае. А третья сказала, что нет уж, гораздо лучше сидеть, потому что трамвай все время качается и даже головой об окно ударяешься.

— А вообще-то я ужасно люблю качаться, — добавила она.

Тут девочки заговорили все разом.

В это время мимо них прошла ватага мальчишек. Они серьезно поздоровались с учительницей, удивляясь, как это девчонки так запросто болтают с фрау Линден. Им было даже немного завидно. Сами они и понятия не имели, о чем можно разговаривать с учительницей.

Перед школой, на том месте, где обычно строился третий «А», девочки отошли от учительницы и встали в шеренгу. Фрау Линден подошла к Андреасу и строго сказала:

— Какой у тебя опять сегодня вид! Ты что, не умывался?

Андреас от смущения крепче прижал к груди тапочки для физкультуры.

— Нет, я умывался…

— Вон на платье Клавдии тоже остался след — вон, вон, грязь от твоих тапочек. Видишь?

Андреас не посмотрел в ту сторону. Но Клавдия, поглядев на свое платье, сказала:

— Тьфу!

— Нет, это уж слишком! Каждый день ты чем-нибудь пачкаешь Клавдию. Придется пересадить тебя на такое место, где тебе некого будет пачкать.

— Да я-то чем виноват! — оправдывался Андреас. — Меня на нее толкнули!

Учительница не ответила. Она повела свой класс вверх по лестнице. В дверях Андреас опять обратился к фрау Линден:

— Да я ведь не виноват!

— Ты никогда ни в чем не виноват. Садись на заднюю парту.

Андреас вдруг почувствовал себя совсем одиноким. Сдерживая слезы, он прошел мимо своей парты, на которой сидел с первого дня, и подошел к последней парте в среднем ряду. Перед ним теперь оказался Детлев Тан.

Амброзиус Поммер стоял уже у доски, готовясь отдать рапорт.

Когда все встали, здороваясь с фрау Линден, Детлев Тан пробормотал:

— Привет! Наконец-то и ты с нами! Здесь у нас все руководство!

Чувство одиночества рассеялось. Андреас не удержался и громко рассмеялся — как раз в то мгновение, когда Амброзиус Поммер начал рапортовать.

Учительница сделала вид, что не слышит смеха Андреаса. Она ничего не сказала. Она вновь ощутила неприязнь к этому дерзкому мальчику.

На большой перемене ребята опять играли во дворе в ту старую игру: разбойники похищали девочек и заключали их в крепость. Андреас искал глазами Клавдию. Ему очень хотелось знать, разрешит ли она ему сегодня взять себя в плен. Он сел на каменный столбик и стал следить за игрой.

Клавдия давно его ждала. Теперь она подошла к нему и сказала:

— Моя мама спрашивает, когда ты вернешь деньги за книгу.

— Когда поймаю того парня в красном берете. Он должен мне их отдать, а я тогда отдам тебе.

— А если ты его не поймаешь?

— Все равно я отдам тебе деньги.

— А у тебя что, так много денег?

— Мне обещали премию, если я получу тройку по поведению. Ты не бойся, я отдам.

— А что это такое — премия?

— Ну, это выдают, когда добьешься особых успехов.

— Тройка по поведению — это разве «особые успехи»?

— Конечно. Мой отец говорит, что для меня тройка по поведению больше, чем для тебя пятерка. У тебя ведь всегда пятерка.

Клавдии показалось смешным это заявление Андреаса. И почему это он говорит с таким пренебрежением о ее пятерке? Ей захотелось поставить его на место.

— Ты небось думаешь, мне ставят пятерку за красивые глаза? — сказала она. — Очень даже ошибаешься, деточка.

В те дни, когда шел дождь, Гано Блумгольд заходил за Андреасом, чтобы вместе идти в школу. Еще не было половины восьмого, а Гано уже звонил в дверь. Потом они бежали бегом к Школьному пригорку и прятались за старой акацией. Отсюда им была видна большая часть шоссе и вся Обезьянья лужайка. Они внимательно разглядывали ребят, идущих в школу, — всю длинную-предлинную вереницу. Не появится ли красный берет? Они не обращали внимания на капли дождя, стекавшие за воротник. Они были заняты делом.

Так они стояли день за днем. Пока шел дождь и ребята надевали шапки, они не теряли надежды. Но когда между тучами проглядывало голубое небо, они чувствовали себя одураченными.

— Одно из двух, — сказал наконец Гано Блумгольд, — или этот парень предупрежден, или бабушка Штейнбок уже не различает цвета.

— Как же нам теперь быть? — спросил Андреас.

Гано покачал головой.

— Надо что-нибудь придумать. Дело серьезное.

— Я видел один сон… — сказал Андреас.

— Расскажи.

— Да чепуха…

— Все равно расскажи.

— Ну ладно. Я иду с Клавдией в продовольственный магазин. Покупаем там конфеты и выходим на улицу. Идем и едим конфеты… Только никому не рассказывай.

— А какие конфеты?

— Мятные леденцы.

Гано был удивлен, что Андреас говорит так тихо. Словно о чем-то очень важном.

Помолчав, Гано сказал:

— Ну какой толк видеть во сне мятные леденцы?

Андреас читал «Сказки братьев Гримм».

Он читал их уже в десятый, а может, в пятнадцатый раз. Точно он этого не знал. Многие сказки, например «Лягушиный король», наверно, даже в двадцатый. Он их знал наизусть.

Раньше Андреас, когда что-нибудь читал, всегда затыкал пальцами уши. Но сегодня он этого не сделал.

Он положил книгу на подоконник раскрытого окна в кухне и читал, стоя коленками на стуле. А сам все прислушивался к тому, что происходит за окном. Сперва он слышал только неистовое щебетание птиц. Потом до него донесся знакомый голос Гано. Наконец-то!

Книга захлопнулась. Андреас перемахнул через подоконник прямо в сад и бросился бегом за калитку.

Гано Блумгольд стоял в пруду у самого берега и, опустив сачок в воду, водил им взад и вперед. Он ловил головастиков, еще совсем маленьких, не больше кончика карандаша. Берег пруда был илистый и топкий, и головастики прятались в тине между полузатопленной старой коляской и ржавым ведром. Гано почти не двигался. И все-таки ему удавалось ловить этих будущих лягушат, у которых пока еще были одни только глазки. Из сачка он перекладывал их в банку с водой, стоявшую на берегу.

Увидев его улов, Андреас загорелся. Он быстро скинул ботинки и снял носки.

По его поспешным приготовлениям Гано понял, что Андреас сейчас взбаламутит весь пруд. Он вытряхнул головастиков из сачка в банку и сказал:

— Не раздевайся, и так хватит.

Андреас поднял банку на свет:

— Как крупа в супе. Что ты с ними делаешь?

— Я их исследую.

— Чего ж тут исследовать?

— Много чего. — Гано так озабоченно глядел на головастиков, словно собирался их съесть.

— Ну, например?

— Ну, например, вот. Сейчас они могут жить только в воде, как рыбы. А потом смогут жить только на земле, как люди. Я хочу исследовать, когда у них появляются ноги.