— Послушай, брат Томас, не прикидывайся пиратом! Пока ты еще не пират.

Томас мотнул головой:

— И как только ты на эту должность попал? На той стройке у нас был бригадир куда интеллигентнее. Так калькулировал, что каждый член бригады мог оторвать себе солидный кусок.

— У меня попробуй покалькулируй! Кости переломаю. Ты и так свое заработаешь.

Томас отхлебнул из бутылки, потом опустил ее.

— Бригадир должен уметь убеждать, — заявил он, — а не так, как ты: «кости переломаю»… Это голое насилие. Но раз вы все против меня, я применю другой способ.

— Какой же это способ? — спросил бригадир.

— Заработаю на скорости. Восемьдесят километров в час! — ответил Томас и рассмеялся. — На два рейса в день больше. В убытке не останусь!

— Эта премудрость у тебя тоже от твоего бригадира?

— Да все так делают!

— Не болтай ерунды. Ты на той стройке весь прокоптился. Придется тебя продрать с песочком, чтобы снова заблестел! И заблестишь, солнышко!

— Это у вас так принято? — спросил Томас и сдвинул свой ледокол со, лба на затылок. — Разговаривает со мной, как папаша! Выходит, если я кашляну, он мне не камни возить наряд выпишет, а мятные конфетки?.. Выпьем еще лимонаду?

— Закругляемся, — сказал бригадир. — Допивай, и пошли!

Они поднесли бутылки ко рту и все, как один, запрокинули голову, глядя куда-то вверх.

Бригадир сунул Томасу пустую бутылку.

— Иди сдай бутылки. В убытке не останешься. Оторвешь кусок на свою байдарку.

Томас собрал пустые бутылки и направился к двери магазина. Но тут он споткнулся об Андреаса, который протягивал ему рисунок, свернутый в трубочку.

— Это тебе, — сказал Андреас робким и хриплым голосом.

Томас покраснел:

— Ты давно уже тут стоишь?

— Я искал тебя на стройке, — ответил Андреас.

— У нас остановка — пьем газировку. Ты давно уже тут стоишь?

— Ничего, я не спешу.

Томас растерянно глядел на бумагу, свернутую в трубочку. Наконец он сказал:

— Гляди, как ты вырядился… Рубашка глаженая — ну и ну! Мы, брат, в ваши годы только грязные рубашки носили.

— А тебя за это домой не отправляли?

— Ну, не до того уж грязные… А как тебя вообще-то зовут?

— Андреас. А тебя?

Томасу не хотелось называть свое имя. Он спросил:

— Слыхал, что мне бригадир говорил?

— Да, слыхал, как он все гнусавил… Все тебя за что-то пилил… А за что?

— Да нет, слова-то ты его понял?

— Чего там понимать? Имя я понял. Тебя зовут Томас.

— Ага, значит, понял? А говоришь — гнусавил.

— А почему он тебя пилил?

Томас развернул рисунок и вздохнул.

— Ну есть такие люди, которые все нудят. Это ты нарисовал?

— Да, тебе.

Томас повертел в руках картину:

— Где тут верх? Я, знаешь, в искусстве не разбираюсь.

— Когда ты ее… ну, эту картину, повесишь на стенку, то вот этой стороной кверху, — сказал Андреас.

— А, значит, это надо повесить! Законно ты все тут нарисовал, особенно тыквы… Ну как, влетело за плюшки?

— Это не тыквы… Это плюшки!

— Вот видишь, какую я чушь порю! Это уж у меня сегодня день такой — весь день порю чушь. Вообще-то я ничего, в порядке, только вот сегодня… Если ты тут чего слыхал, ты это позабудь. Но ведь ты говоришь, ты ничего не слыхал, а?

Томас еще много раз задавал ему все тот же вопрос. По поведению Андреаса он заключил, что тот все понял. Так оно и было. Но Андреас не верил, что человек, который ему помог, оказался плохим. Не хотел верить. Поэтому он увиливал от вопросов Томаса и все толковал про картину. Он ткнул пальцем в машину, потом в другую, в третью и сказал:

— Жаль, тут не видно, какая у них скорость.

— Пятьдесят километров в час, — объяснил Томас с уверенностью профессионала. — Превышать запрещается.

— Но ведь самосвалам разрешено? — спросил Андреас.

— Откуда ты взял? — спросил Томас.

— Просто я так думаю.

Томас вздохнул:

— Пойди-ка сдай вот склянки — получишь залог. А я пока подсчитаю, все ли плюшки нарисованы. Их ведь тридцать шесть было, точно?

Андреас просиял.

— Точно! — Он показал на рисунок: — Вот этот… ну, в ледокольной шляпе, — это ты!

Томас кивнул, не взглянув на картину.

Андреас взял бутылки и помчался в магазин. Он пролез без очереди, поставил бутылки на прилавок и крикнул:

— Только сдать!

— Одна марка двадцать пфеннигов, — сказала продавщица.

Андреас схватил деньги и выскочил из магазина. Велосипед его стоял на том же месте. Но ни Томаса, ни самосвала не было.

Следующий день начался как обычно.

Солнце заглянуло к Андреасу в окно.

На окне сидела муха. Она недовольно зажужжала и перелетела на сандалию, прикрывавшую банку от горчицы. А оттуда на другую сандалию, подвешенную на веревочке к лампе. В этой сандалии качалась обезьянка, умевшая высовывать язык. Да мухе-то от этого какая радость?

Она взяла курс на шорты Андреаса, лежавшие в углу на полу. Ими было прикрыто несколько кусочков каменного угля, которые Андреас поднял перед «Светлым будущим», прельстившись их блеском. Шорты пахли смолой — муха так и взвилась!

С сердитым жужжанием перелетела она на стол, на одной стороне которого лежали и стояли в ряд разные ученые вещи: циркуль, стержень от шариковой ручки, стакан с самопиской, треугольник, окаменелость, ключ от заводной машины и другие совершенно никчемные, с точки зрения мухи, предметы.

Муха, перебирая лапками, пересекла стол, вскарабкалась по стене небольшого домика на крышу и юркнула в какую-то щелку. В домике лежало только несколько металлических кружочков разной величины. Мухе стало противно, она вылезла из домика на стол. Но и тут тоже лежал один металлический кружочек побольше, а по бокам от него — два поменьше. «Деньги», — с отвращением подумала муха и, перелетев через всю комнату, села на нос Андреаса.

Здесь ей понравилось.

Андреас, не просыпаясь, смахнул муху с носа. Четыре раза она, покружив в воздухе, снова садилась ему на нос. Когда она приземлилась в пятый, Андреас потянулся.

«Что за порядки! — сердито жужжала муха, улетая. — Ни кусочка сахара в доме, и на тебя же еще руками машут!»

Она перелетела на рубашку, которая свисала с подъемного крана, стоящего на шкафу, и спряталась в складку.

В комнату вошел отец.

— Выспался?

Андреас сел на кровати.

— А про седло ты не забыл? — спросил он, протирая глаза.

— Вчера вечером присобачил.

— В технике, кажется, говорят «вмонтировал»?

— Ага. Тогда докладываю: вмонтировал. А почему у тебя сандалия на банке?

— Чтобы бабочка не улетела, когда вылупится.

— Да, я вижу, у тебя тут полный порядок. Все имеет свой смысл. А это что за деньги? Те самые, про которые ты вчера рассказывал?

— Да, это Томаса деньги. За бутылки. Папа, а самосвал может ехать со скоростью восемьдесят километров в час?

— В городе это запрещено.

— А с какой можно ехать в городе?

— Пятьдесят. Почему тебя это интересует?

— Просто я хочу знать.

— Если собираешься завтракать вместе с нами, вставай. Застели постель, раньше чем спустишься вниз, и убери тут. Есть вопросы?

Андреас выпрыгнул из кровати и бросился отцу на шею. Завязалась веселая борьба. Но длилась она недолго. Отец вышел победителем, оставив побежденного сына на полу возле кровати. Тот задыхался от смеха.

Умывание Андреас решил сегодня отложить на потом. Он приветствовал песней своих друзей, которых вчера вечером уложил в ряд за подушку: