Таково начало литературной деятельности Ан. К. Но с чисто ломоносовской настойчивостью и верой в себя преодолевает он грамматику, и вскоре мы видим в нем одного из блестящих представителей русского эпистолярного стиля.
Еще с большей легкостью овладевает он версификацией.
Пока собрано до шестидесяти стихотворений Ан. К. Но, конечно, их много больше рассеяно в незарегистрированных еще письмах. Следы некоторых стихотворений уже найдены.
По большей части стихи эти — шутливые послания к друзьям.
Но Лядов-поэт куда более мягок и незлобив, чем Лядов-карикатурист.
Стихи эти имеют троякое значение.
Во-первых, они говорят о многогранности русского таланта вообще и таланта Лядова в частности.
Во-вторых, они показывают, насколько сильна была в Ан. К. потребность обмениваться впечатлениями, жить в органическом общении с людьми и в общении именно на поприще искусства.
В-третьих, они подкрепляют многое в биографии, внешней и внутренней, Ан. К.
К сожалению, они теряют много своей соли оттого, что обращены к инициалам, то есть лицам, публике неизвестным.
Технически не всегда совершенные, они тем не менее отличаются очень свежими рифмами и, всегда удачными (в звуковом смысле), стремлениями к каламбуру в рифме, как, напр.:
Молю тебя, Животворящий,
Пошли Мари живот варящий.
Или:
Позвав к себе жен знатных бар, Борис
Велел подать чай, кекс и барбарис,
А на закуски — сиг, бри, полба, рис…
Так угощал прекрасный пол Борис.
Или:
У мужчин страх крепок сон.
Вот пример вам — Адамсон.
А дам сон ужасно чуток,
Даже будит их крик уток.
Неоднократно писал Ан. К. стихи своему портному Орлову. Вот одно из них:
Хоть волком вой,
Хоть Фигнер пой,
Орлов портной
Совсем не внемлет.
Зато порой —
И не впервой,
А сто второй
Упрек приемлет.
А все ж зимой
Ходи нагой…
Зато весной
В мехах и в вате!
Орлов портной,
Хоть чем прикрой:
Ведь день седьмой
Сижу в халате!
При огромном уме, которым обладал Ан. К., очень характерно, что в постижении мира он, с чутьем истинного художника, давал предпочтение интуиции, как можно судить из следующих строк:
Красотою все объято.
Лучезарен небосклон.
Не умом, а сердцем взято,
Что скрывал во мраке он.
Необычайно ценны следующие стихи о самом себе, посланные родным как новогоднее приветствие:
Ваш брат двоюродный А. Лядов,
Противник многих Ваших взглядов,
В родне — единственный урод,
Не глуп, не зол, ужасный мот,
Скучает прозой жизни жалкой,
Пленен драконом и русалкой,
В мечтах и в сказке лишь живет —
На Новый год привет Вам шлет.
В одном стихотворении увлечение идеями Льва Толстого отразилось так:
Итак я к свету!.. Жить на воле,
Ходить, косить с народом в поле —
Вот жизни идеал.
Любить людей, без славы, злата,
Любить их, как родного брата;
Любить, как Бог велел.
На этом стихотворении позднее была сделана приписка: «Фу, как глупо!!!»
Прочитав «Божественную комедию» в переводе Федорова, Ан. К. так выразил свое возмущение недостатками перевода:
То в строчке два лишние слога,
То нет одного — проглотил.
Местами туман в переводе,
Добраться до смысла нет сил!
О, Федоров! Если б, как Данте,
Ты из лесу выход искал,
К тебе не явился б Вергилий,
К волчице 6 ты на зуб попал.
Строгое отношение к искусству сквозит в этих стихах. Искусство — подвиг избранных:
Пускай берется только тот за эпиграмму,
Кто может у людей найти пороков гамму
И отыскать из гаммы сей
Ту ноту, что звучит больней.
Среди стихов Ан. К. есть две небольших шутливо-повествовательных вещи, описывающих летнюю дачную жизнь. Начало одной из них проливает свет на одну из причин вечной тоски Ан. К.:
Уж лето красное промчалось!
Так дни за днями и бегут…
Недолго жить мне здесь осталось —
Опять за ненавистный труд.
Чтоб обучать девиц, мальчишек,
Терпенья должен быть излишек,
А я устал уже давно
Твердить год целый все одно.
Как жалок тот, кто поясняет
Глухому звук, слепому цвет.
Ей-богу, в этом проку нет!
Лишь время попусту теряет.
К такому делу еду я —
Печальная судьба моя.
Но и «красное лето» бывало не особенно красно для Ан. К. «Как мы живем?» — пишет он: «Беру фотографию и снимаю»:
Курочка хлопочет:
Кормит, обшивает;
Петел — что-то хочет,
А чего — не знает.
Петушки-цыплята
Пьют, едят, гуляют,
Смехом день встречают…
И картинка снята.
И называет тут же эту фотографию «позорной пасторалью».
К стихописанию своему Ан. К. относился как к «греху», называл стихи свои «деланными».
Я не поэт, нет, я не Пушкин,
Куда! Я ниже, чем Козлов.
Бездарностью я просто Душкин,
А глупостью — забью ослов.
Но если можно на стихи Ан. К. смотреть как на шутки, то нельзя не видеть в письмах его высокого искусства.
Пока они не изданы целиком, нельзя и понятия дать, как обаятельно-цельно отражен в них весь его облик, как искрится в них и сверкает многогранная его личность.
Но о стиле этих писем можно сказать и теперь несколько слов, если судить даже только по выдержкам, приводимым в настоящем издании.
Написанные довольно мелким, скрытным, меланхолическим, красивым почерком во второй половине жизни, а в первой — размашистым и неустановившимся, они поражают изящным своим лаконизмом и мощной изобразительностью.
