- А что Славик на меня накинулся?

- Ревнует. Он и слышать не хочет о том, что Стенин тебе в отцы годится.

- Он прав, - тихо улыбнулась Марина.

- Что ты хочешь сказать?

- Потом, мама, потом!

Было решено, что Марина остается в своей комнате, Славик отправится домой, им надо еще раз хорошенько обо всем подумать...

- Мне думать нечего! Я все решил! - громко говорил Славик. - Завтра зайду!

Марина не усидела в своей комнате, выскочила и закричала, как дети кричат:

- Инфантильный индивид! Подрасти сначала, акселерат!

Никто ничего не понял, но все невольно рассмеялись и разошлись.

Что ни говори, Марина оказалась в затруднительном положении. Славик хлопочет о свадьбе, а она в это время заводит роман на стороне, разве это не глупость? В самом деле необходимо собраться с мыслями и хорошенько все обдумать. Она ждала каких-то советов от Стенина, но теперь придется одной все решать, потому что для родителей никаких проблем больше не было, коль скоро Славик сделал предложение. Этот факт, которому она еще недавно безумно обрадовалась бы, нынче вызывал тревогу. Может быть, это естественно, ведь как-никак поворотный момент в ее жизни, с чем неизбежно связано то, что Стенин называет переоценкой ценностей.

Воспользовавшись случаем, Марина поселилась в студенческом профилактории на время сессии. Но Славик нашел ее и там. Он торопил с окончательным решением, находя, как и родители, что она напрасно тянет, ведь исполняется всего лишь ее желание, заветная мечта всякой девушки... Проходя, кстати, в профилактории определенный, чисто символический курс лечения, Марина не без основания смотрела на себя, как на больную, и просила томным голосом жениха подождать до полного ее выздоровления... Славик всерьез начинал беспокоиться и становился послушным, ручным, что на него мало было похоже.

Забегая домой переодеться, Марина неизменно спрашивала:

- Мне не звонили? Кто?

Стенин не давал о себе знать. Не хочет брать на себя инициативу? Оставить его, забыть? Или просто позвонить, сказать о своем замужестве и распрощаться с человеком по-хорошему?

Между тем Михаил Стенин, влюбленный, особенно много и плодотворно работал в эти дни, прислушиваясь к телефонным звонкам... Марина не звонила, и его, погруженного в работу, которую надо было скорее закончить, это даже устраивало. Прошла неделя, и он забеспокоился... И чем больше он впадал в тревогу, сомнения и раздумья относительно Марины, тем труднее ему было просто взять и позвонить девушке. В субботу он уехал на дачу к приятелю и вернулся лишь на другой день под вечер. Впервые в жизни он “унизился” до расспросов у соседей: “Мне не звонили?”

Стенин без всяких на то оснований обиделся на Марину и, желая, как он внушал себе, вывести ее на чистую воду, позвонил сам. Никто не отозвался. Он вздохнул с облегчением. Теперь он мог спокойно ждать еще неделю. Она позвонила в среду - ей предстояло решительное объяснение со Славиком, и речь должна была пойти о дате свадьбы, о свадебном путешествии, о жилищном кооперативе, то есть о сроках и финансах... Ее согласие подразумевалось само собой.

- Видимо, вы уже забыли обо мне? - сказала Марина. - Между тем я, кажется, выхожу замуж - и очень скоро.

- Этого следовало ожидать, - после некоторого раздумья отвечал Стенин глуховатым голосом. Ей уже приходилось слышать от него такие слова в том же тоне недовольства не то собою, не то ею. На этот раз, скорее всего, ею, и она невольно съязвила:

- А вы и рады?

- Представьте, да. Разумеется, за себя - меньше соблазна... А за вас - не знаю... Кто ваш жених?

- Как вам сказать... Ему двадцать четыре, то есть старше меня на три года... Он работает и учится... Из интеллигентной семьи... Очень услужливый, все может достать...

- Как это?

- Не понимаете?

- Нет, я не понимаю, как вы можете в таком уничижительном тоне отзываться о вашем женихе?

- А что такого я сказала?

- Он все может достать. Или вы это в похвалу ему сказали?

- А что, если и в похвалу?

- Да с кем это я разговариваю? Вы - Марина?

- Я! Я! Вы меня совсем не знаете, - отвечала Марина, оскорбленная до глубины души. - Мы люди маленькие. Нам тоже надо как-то устраиваться, жить...

- Марина! Мы маленькие постольку, поскольку ставим перед собой маленькие задачи!

- Не все же могут ставить большие задачи...

- Почему нет? Великий талант, гений действительно редкость, но я имею в виду нечто чисто человеческое: прожить все жизни всех великих людей, всех людей на Земле в ее прошлом, настоящем, да и в будущем, - вот что дано каждому из нас. Здесь заключается, может быть, высочайшая цель всемирной истории, слияние человечества и индивида в непрерывном, по-детски живом развитии... Способность сопереживания, сочувствия, эстетическая восприимчивость, то есть, по существу, всемирная отзывчивость Пушкина и русского народа - вот что высшая цель и идеал... Вот залог... Только животному дается одна жизнь, за пределы которой ему не выйти, а человеку столько, сколько он может вместить в себя и вынести... Жизнь велика и необозрима, и вся она - жизнь каждого из нас, если мы не замыкаемся в узкие рамки индивидуального существования, в жалкие пределы эфемерных веяний моды. - После некоторой паузы он сказал: - Мы можем увидеться? Или нет, я лучше напишу... завершение истории инфантильного индивида.

- Вы не все рассказали? Так я и думала. Жду.

Он был для нее неожидан во всем, как человек из другого мира, из другой жизни. Что же она обещала? “Жду”. Теперь она ничего не решит со Славиком, пока не получит письма от Стенина. Возникла непостижимо странная для нее ситуация. Ни она сама, ни ее родители, ни Славик решали ее судьбу, а словно бы совершенно чужой человек. Но по какому праву?

Стенин так продолжал свою исповедь: “Я буду по возможности краток. Лет семь тому назад, в пору, когда я уже понемногу выздоравливал и выходил на настоящую дорогу, меня познакомили с молодой женщиной, которая знала меня понаслышке, видела несколько раз мимолетно... Дело было на даче у моего приятеля, где я и поныне ее вижу - изредка и издали. Что-то было в ней... Высокого роста, гибкая, сильная - с таким свежим и чистым цветом лица, что вся она светилась нежным, молочно-розовым светом... Так и чувствовалось, что наследственность и природные данные у человека исключительно счастливые, и это светлое превосходство молодой женщины казалось не только природой во всей ее чистоте, но именно свойством ее личности, высокой и совершенной, о чем словно бы говорила ее легкая, смущенно-самолюбивая улыбка.

Мы отчаянно влюбились, чему способствовали море, пустынный берег и прибрежные сосны, в которых свистел ветер даже в тихую погоду. Но я-то стреляный воробей, я уже не хотел повторения того, что у нас было с Машей, да и времена переменились... Она знала о Маше от жены моего приятеля.

- Ты же от меня потребуешь всего, - сказал я ей, - чего ожидала и не получила Маша... Устроенного быта, уюта, заботы, благополучия...

- Я сама тебе все это создам! - отвечала Таня (так я ее назову здесь) с уверенной улыбкой человека, привыкшего иметь все, чего душа пожелает.

- Да, - впадал я в еще большее сомнение, - ты будешь хлопотать вокруг меня, когда все это пустяки и не нужно.

Таня смеялась надо мной, как над маленьким мальчиком и не очень слушала мои рассуждения (в чем, пожалуй, и состояла ее ошибка). Ей я казался ясным. Она считала, что я не живу, мало с кем общаюсь, а так нельзя. Она знала, как жить, а я не знал.

Представьте нас на берегу Финского залива в час заката. Волей-неволей нам становится грустно, будто жизнь наша уже прошла. В конце концов она обвинила меня в том, что я просто струсил, испугался жизни, любви, счастья, как известный всем Рудин.