Почистив сына, Мара протянула ему кусок вафли.

— Теорий столько, сколько звезд на небе, — предупредила она. — Некоторые считают, что, соприкоснувшись с Мглой в раннем детстве, человек сохраняет способность ее воспринимать. Другие полагают, что это наследственное или что этому можно научить. Или что-то заразное, как корь или гонорея, или передается с пищей и водой, как фтор. Можно оспорить любую их этих теорий или все вместе. Но дети действительно обладают редкой восприимчивостью, которой нету взрослых. А почему ты спрашиваешь?

Я отхлебнула кофе.

— Я так и не научилась перемещаться во Мгле, чтобы проследить нить. Я хотела разобраться, что за «слои времени», — объяснила я. — Пыталась выяснить у Карлоса…

Мара ошарашенно уставилась на меня и на миг отвлеклась от Брайана.

— У Карлоса? Зачем ты к нему ездила?

— Потому что он обладает ретровосприятием, заглядывает в прошлое. Я подумала, может, он видит во Мгле, как я, и знает больше о времени.

— И что, знает? — спросила она.

— Немного, хотя он ясно дал понять, что наше с ним восприятие Мглы различается. У меня от его слов мурашки по коже…

— Сильнее, чем обычно?

Я вспомнила голодный взгляд Карлоса и содрогнулась.

— Угу… — Я стряхнула дрожь. — Ну да ладно! Мне казалось, что я чего-то недоглядела, пропустила какую-то важную деталь. Я хотела понять, в чем ошибка. Дети одной из участниц играют с полтергейстом. Брайан играете Альбертом. Значит, это несложно. По крайней мере даже дети входят во Мглу. Я собираюсь поговорить с их матерью.

— Прямо сейчас?

— Как только закончим. Как там наша бутылка для джинна?

— Ах да. Ловушка для призрака, — отозвалась Мара. — Работа продвигается? — Липкие яблочные брызги приземлились ей на плечо. — Ох, Брайан…

Брайан сделал большие глаза.

— О-оу… — Он угрем выскользнул на пол и метнулся в коридор.

Мара зарычала и закрыла глаза.

— Как думаешь, может, нам его подкинули? Ну, там, в роддоме подменили, например? Если так, я бы хотела вернуть обратно своего малыша. Да ради одной недели тишины я готова нагишом и босиком пройти по Голуэю[18] по битому стеклу.

— Дай ему еще виски, — предложила я.

— Еще чего! — простонала она и устремилась в погоню.

— Ну, или… Наложи на него какое-нибудь заклятие, чтобы успокоился и вернулся.

— Злоупотребить магией?.. Нет уж, уволь! Да и побочные эффекты опять же… Изловлю по старинке. Обманом и хитростью.

Она рассмеялась, а затем на цыпочках стала красться по коридору. Я повернулась к Бену. Тот усмехался.

— Наша ведьмочка явно лукавит, — сказал он. — Мара справляется куда лучше меня.

— Ты тоже справляешься.

Он засмеялся.

— Твоими бы устами!.. А, не важно… Ну, как тебе?

Он поднял повыше стеклянный сосуд. Нижнюю колбу почти целиком покрывала тонкая синяя пленка, переливающаяся всеми цветами радуги. Во Мгле обклеенная часть выглядела черной и непроницаемой. В обычном же мире достаточно было чуть наклонить голову и скосить глаза, и колба становилась прозрачной. Результат меня приятно удивил.

— Здорово!

Бен улыбнулся.

— Спасибо. Вообще-то я не мастер работать руками. Будем надеяться, не напортачил. Доделаю горлышко, и можешь забирать.

Я подняла чашку с кофе.

— За то, чтобы сработало!

На этот раз усмешка Бена прозвучала как-то невесело:

— Надежда умирает последней.

Он сосредоточился на работе.

— Только бы не вышло, как в прошлый раз.

Сердце защемило: я вспомнила первое погружение. Тогда я переоценила свои силы и жестоко за это поплатилась… Мгла не прощает ошибок. Я явственно почувствовала, как удушливая гарь наполняет ноздри. Память о тех событиях навсегда останется со мной, в узелке Мглы у сердца, вместе с магическим предостережением, которое не дает мне говорить о некоторых вещах.

— Ты не виноват, — сказала я. — Тогда, в музее… Все, что там произошло, целиком на моей совести. Сколько раз тебе повторить? На каком языке объяснить, чтобы ты наконец поверил? Может, по-японски? Хватит двух-трех уроков. Научи меня, как сказать «mea culpa», и покончим с этим!

Он нахмурился.

— Почему?

Я не могла объяснить. Слова не шли, плотно закупоренные подкатившим к горлу комком из чувства вины и магического запрета. Тяжко… Я лишь покачала головой.

— Ты ни при чем, — пробормотала я.

Бен доделал ловушку в тишине. Он заткнул отверстие резиновой пробкой и передал мне то, что получилось. В коридоре заскрипели половицы: Мара и Брайан возвращались.

— Будь осторожна.

Я взяла колбу обеими руками.

— Обязательно. — И улыбнулась широкой, лучистой и чуть глуповатой улыбкой. — Все будет хорошо. Спасибо.

В коридоре я попрощалась с Марой, поблагодарила ее за завтрак и бочком, чтобы уберечь ноги от выходок Брайана, юркнула к двери.

— Пока, носорожик! — крикнула я, выскальзывая за дверь.

— Гра-а! — прорычал Брайан. До меня донесся его смех, и дверь между нами закрылась.

Брайан начинал мне нравиться. Сегодня у меня вышел «детский день». Если так и дальше пойдет, глядишь, к концу дня я научусь любить этих маленьких чудовищ.

Патриция была не слишком рада снова меня видеть. Я снова к ней вторглась, и снова в воскресенье — единственный день, когда она видела своего мужа, о чем не преминула мне сообщить.

— Простите, миссис Рейлсбек, — сказала я, вновь входя на детскую площадку. — Скажите, вы понимаете, что полтергейст будет и дальше нападать на членов группы, в том числе и на вас, если от него не избавиться? Вам ведь звонил доктор Такман? — Она кивнула. — Я пытаюсь помочь, но мне понадобится содействие ваших детей. Это займет несколько минут, не больше.

— Ума не приложу, при чем тут мои малыши!

— Они играют с Селией. И у них есть свои, лишь им известные способы.

— А мне кажется, это Марк творит…

— Возможно, но именно Селия убила Марка, и именно от нее мы должны избавиться.

У нее отвисла челюсть.

— Марка убила Селия?

Я посмотрела Патриции в глаза, вновь пропустив через себя худшие мгновения этого жуткого дела: медленное, секунда за секундой, осознание того, чем является Селия, и что она творит. Наши взгляды пересеклись, и, когда она в ужасе отпрянула, в ее зрачках мелькнул отблеск понимания.

— О нет… Так это правда? — пробормотала она.

— По всей вероятности, да.

Она попятилась.

— Это ужасно! Ужасно!.. — Патриция затрясла головой. Мне показалось, она пытается выбросить жуткие образы, что рисовал ее мозг. — Ладно. Можете поговорить с детьми, только недолго: я еще должна их переодеть, сегодня мы обедаем с папочкой.

— Спасибо.

Патриция подозвала детей.

— Так, ребятки, это Харпер. Она хочет с вами поговорить. Согласны?

Дети, которые смотрели на мать, нетерпеливо топчась с ноги на ногу, закивали.

— У-гу, — хором проговорили они.

— Оки-доки. Харпер, это Итан, Ханна и Дилан, — объяснила она, указывая на всех по очереди. На лицах детей отразились разные эмоции. Итан глядел на меня с подозрением, Ханне было скучно, а Дилан смутился.

— Привет, — заговорила я, присев на корточки, чтобы быть с детьми на одном уровне. Ростом ни один из них не дотягивал даже до пяти футов, и на их фоне я ощущала себя эдакой неуклюжей великаншей.

Они выглядели как уменьшенные копии взрослых.

— М-м… Я знаю, у вас есть подруга — особая подруга, которую другие люди видеть не могут, и я бы хотела вас о ней расспросить.

— Друг! — не согласился Итан.

— А вот и нет! — прошипела Ханна. Потом посмотрела на меня ясными, честными глазами. — Наше привидение — девочка.

— А вот и нет! — выпалил Итан. — Он мальчик.

— Да уж, — вздохнула я. — Эй, а пойдем посидим на качелях? А то я так скрючилась, что стала похожа на большую лягушку.

Дилан засмеялся.

— Вы не похожи на лягушку. Вы похожи на обезьянку.