Внезапно в поле моего зрения возникло плоское лицо Айка, и во мне сработал какой-то древний хищный инстинкт. И так как моя левая рука была занята лазером, я отпустил Ляльку, которую до сих пор цепко придерживал рядом, и коротко, наотмашь, но изо всех сил засадил кулаком в эту отвратительную харю. Очевидно, силенки у меня еще оставались, поскольку что-то хрустнуло, и Айка смело будто ветром. Но развить успех мне не дали.

— Брось его, Ромка, — снова вцепилась в меня Лялька. — Быстро, быстро выбираемся отсюда!

К нашему счастью, мы находились с края драки, потому что из ее центра нам вряд ли удалось бы выбраться без потерь. А так уже минут через пять мы тяжело хватали воздух ртами в каком-то подъезде, сидя на его грязных ступеньках. Лялька съежилась, охватив плечи руками. Дмитрий, закрыв глаза, оперся спиной о выкрашенную зеленым стену. А я, положив лазер на колени, чувствовал, что меня сейчас разорвет от злости.

— Ну что, дебил, — обратился я к Бабию, используя слово, которым закончилась наша предыдущая беседа, — легче стало?.. Маринуй свой аккумулятор, маринуй. Но если бы ты, дебил, его не мариновал, то сейчас Мирошничиха, может быть, была б жива. Она хоть и дуреха, но человеком была неплохим. Да и эти проклятые тарелки не меньше твоего любила. Может, даже больше. Но из-за любви этой вон еще сколько людей погибло…

— Это случайность, — облизнул потрескавшиеся губы Бабий, — случайность. Перед выстрелом я зафиксировал рост инфразвукового фона. На поверхность шли кремняки… И тарелки каким-то образом ощутили это. Потому и дали предупредительный выстрел. Значит, они людей защищали. Ведь если бы они не выстрелили, то мы бы оказались на месте извержения.

— З-защищали, — захлебнулся я. — З-защитнички нашлись, охотнички, спаниели несчастные! Да какая мне разница, от чего я погиб: от магмы или от луча?..

— Нельзя же подходить с человеческими мерками к пониманию поведения иных форм жизни, — с болью простонал Бабий.

— Нельзя? Ах ты!.. А ну давай сюда аккумулятор и документы! Не то я из тебя сейчас тоже иную форму жизни сделаю!

Пока я орал на него, Лялька даже не шевельнулась. Это, наверно, и дало мне сил для того, чтобы подтянуться к Бабию. Но тот уже вскочил на ноги и ткнул мне под нос неумело скрученную дулю:

— Вот тебе документы!..

Он повернулся спиной и хлопнул себя по заду:

— Вот тебе аккумулятор!..

И пока я медленно чумел от такого неинтеллектуального поведения провинциального интеллектуала — вполне, кстати, земной формы жизни, — Бабий схватил у меня с колен лазер и выскочил с ним и со своим кофром на улицу.

— Стой! Стой, ублюдочник! Я из тебя сейчас летающее блюдце сделаю! — бросился я за ним.

— Дима-а-а! — толкая меня в спину, безумно закричала позади Лялька.

Мы с моей бывшей женой, изможденно поддерживая друг друга, брели по улице. Мне было наплевать на все чудеса и катастрофы этого обезумевшего мира: Дмитрий снова исчез, похитив прибор Беловода, Лялька закрылась от меня в самой себе, а я был разбитым, усталым и обнаженно обезоруженным. Наблюдая за подозрительными типами, снующими вокруг нас, я с тоской вспоминал про свой нож и надеялся, что Лианне не пришлось использовать его по назначению. Как надеялся и на то, что мне самому не придется жалеть о его отсутствии. Напрасно, кстати, надеялся.

Я даже не заметил, когда они подошли к нам. Впрочем, Гемонович всегда отличался неслышной походкой, а трое его приятелей явно имитировали его. Ребята эти были неопределенного, но пристойно-спортивного вида. Нечто среднее между сатанистами и прозрачными. Что-то от камуфляжников, что-то от оранжевожилетчиков. Но с этой своей неопределенностью они явно не затерялись бы в толпе.

— Привет, — произнес Гемонович, не вынимая руки из карманов (правильно, кстати, не вынимал) и для чего-то рассматривая меня с разных сторон. — Гуляем? Дневной, так сказать, моцион?

— Для моциона нужен рацион, — мрачно ответил я. — В нашем положении желательно водный. — И добавил, заметив на поясе одного из его ребят армейскую флягу: — Не угостите?

— А чего ж, — прищурился Гемонович, — для добрых людей… Но, как понимаешь, за соответствующую плату. Гешефт, он в любых условиях есть гешефт.

— Угу, так ты, Гегемон, настоящим бизнесменом стал, — выдавил я, подтягивая поближе к себе Ляльку, которая, выйдя из состояния апатии, начала обеспокоенно оглядываться по сторонам.

— Так с какими же людьми работал! Целые тебе жизненные университеты…

Его ребята вежливо заулыбались. Я на всякий случай оценил наши силы. К сожалению, они были явно не равные. В сторону преимущества Гемоновича.

— Так угостишь водой или нет? — мрачно переспросил я, передвигаясь таким образом, чтобы при нападении отрезать Гегемона от его приятелей.

Он оскалился и тоже передвинулся, блокируя мое намерение:

— Обязательно. И напоим, и накормим, но…

— Но?..

— Где та игрушка, которой ты недавно в драке вымахивал?

Этого, честно говоря, я совершенно не ожидал и потому глупо разинул рот:

— Чего?..

И в то же самое мгновение мне стало стыдно за свою несоображаловку. Усталость, наверное, все-таки повлияла на некоторые мои способности.

«Ну, Айк… — мысленно заскулил я. — Все! Надо с тобой решать окончательно!.. Но и Гегемон хорош… Нашел с кем связаться. Со шпаной».

Впрочем, после объединения сатанистов и привлечения к ним новых сил, Айк уже вышел из категории блатной мелочи. И Юрий, к сожалению, понял это первым. Таким образом, у него было явное преимущество. И не только в плане физических сил.

Молчание затягивалось и сгущалось. Поэтому я решил как можно быстрее перейти к тактике запутывания следов.

— Ну ты даешь, Юра! Я сразу и не понял, о чем базар… Действительно, нашел я какое-то детское ружье. Знаешь, с фонариками и на батарейках. Но не стану же я в игрушки играться! Выбросил где-то его недавно. На беса она мне? Это ты, наверное, игрушечный магазин открывать собираешься.

Гегемон, сплюнув под ноги, принял мою иронию во внимание:

— Ружье, говоришь?.. Игрушечное?.. Что ж, это на тебя похоже. Ты всю жизнь, сколько я себя помню, игрушками забавлялся. Натура у него такая, что ли, Лариса Леонидовна? — обратился он вдруг к Ляльке, сделавшей для чего-то шаг в сторону.

Телевизионщицу Яременко хорошо знали в Гременце. Я и забыл про это. А Гегемон не только помнил, но знал и еще кое-что. Хотя пока этого не показывал.

— Ладно, — притворно тяжело вздохнул он, — спектакль не удался. Я вам верю, Роман Ефимович, но… Но у меня приказ: все обнаруженное оружие собирать в одном месте и брать под охрану. Сами понимаете: ситуация такая. Поэтому вы, на всякий случай, покажите мне, где вы это ружьецо выбросили. А я, тоже на всякий случай, посмотрю на него, да и разойдемся мы мирно в разные стороны.

— И чей же это приказ? Пригожи, Мельниченка или еще кого-то? — спросил я, лихорадочно пытаясь затянуть время.

— Совести. Совести приказ, Роман Ефимович, — серьезно ответил Гемонович. Лишь в глазах у него на мгновение вспыхнули злобно-насмешливые искорки.

Неожиданно что-то зашуршало в воздухе, и один из спортивных приятелей Гемоновича, ойкнув, упал на колени.

— А ну разойдись! Всем разойтись к чертям собачьим! — шипела Лялька, сжимая в руках увесистую арматурину. И когда она успела ее найти?.. Даже больше того: когда она успела в себя-то прийти?

А Лариса Леонидовна уже снова поднимала железяку, готовясь ко второму удару. Но в это время другой приятель Гемоновича, крякнув, прыгнул вперед и, схватившись за ржавый прут, крутанул его, выдирая из женских рук. Лялька не выпустила арматуру, а так, как я ее когда-то учил, пытаясь вырастить из нее боевую подругу, сделала «винт», заставляя напавшего сделать то, чего он хотел от нее: то есть упасть на землю. Тот упал. Одновременно упал и я, делая Гемоновичу подсечку. Тот тоже свалился, но успел сделать «мост» и через голову снова вскочил на ноги. Это я заметил краем глаза, поскольку, продолжая круговое движение, сбил-таки с ног третьего приятеля Гегемона и, крутнувшись, чтобы уйти из-под удара Юркиной ноги, сам ударил его под колено. Он пошатнулся. Я вскочил. Редкие прохожие испуганно-равнодушно обходили нас стороной.