— Тише, тише, Анютка, — заскрипел я зубами — разберемся с тем Айком. Ох разберемся, дай только время! Да и твоего Михая вытащим оттуда, ничего с ним не случится.

— Ой, вытащите его, вытащите его, пожалуйста! Он же хороший, только глупенький. А сейчас такой глупенький, такой глупенький, что я боюсь. Всех боюсь. И его, и Айка, и Гемоновича того проклятого…

Я насторожился:

— А этот здесь к чему?..

Но ответить Лианне не дали.

— Я понимаю, что вам тяжело. Однако сейчас тяжело всем, — послышалось сверху. — И чем скорее мы найдем пути к облегчению нашего положения, чем скорее мы сможем бороться со всей этой пакостью, тем…

Я поднял голову. Над нами, неодобрительно скривившись и засунув руки в карманы, стоял Пригожа.

— Что за пакость вы имеете в виду? — не вставая, спросил я. — Двуногую?

Ванюша неожиданно улыбнулся, но как-то лишь одной стороной лица:

— Эту — в последнюю очередь, поскольку, чтобы добраться до нее, надо пройти через раскаленную лаву.

Он помолчат и добавил:

— Имеем еще два выброса. Погибло десять человек. Из них одна девочка… Ну что, так и будем сидеть да слюни пускать или попробуем все-таки делом заняться?.. Что у меня за команда подобралась! Вот у Мельниченка… В конце концов, ты же сам меня в эту авантюру впутал!

Как не крути, а Пригожа был-таки прав. Это подтвердили и двое оранжевожилетчиков, которые трусцой пробежали мимо нас, таща на импровизированных носилках чье-то обожженное и окровавленное тело. Не поймешь: женщина или мужчина. Мне показалось, что на нас повеяло смрадом горелого мяса.

Я осторожно отстранил от себя Лианну, взяв ее за худые плечи:

— Идем, Лианна. Идем, девочка. Вместе. К Михаю. Только одно дельце попробуем провернуть. Тоже вместе. А потом и Михай нам поможет.

Я поймал себя на том, что последнее прозвучало как «потом Бог нам поможет», и, испуганно моргнув, посмотрел на Лианну. Но та не обратила внимания на мои слова, а еще раз всхлипнула и, неуверенна покачнувшись, встала, вплетая свою ладошку в мою ладонищу.

— Что ж, Иван Валентинович, — облегченно обратился я к Пригоже, — командуй. Кстати, из города ничего не слышно?

— Нет, — мрачно ответил тот. — Будто повымирали там все. Может, Мельниченко и знает что-нибудь, но он со мной контакта не поддерживает. Наверное, считает, что уровень не тот… Что ж, если гора не идет к Магомету…

— То Магомет вылетит — не поймаешь, — бодро закончил я за него.

Пригожа слабо улыбнулся:

— Как волка ни корми… Но командовать я вами не буду. Снова-таки уровень не тот. Да и не торопитесь вы, Роман Ефимович, идти на сотрудничество. Итак, берите Бабия — вон он, возле озерца болтается и… Семен. — Позвал он «оранжевого», который некоторое время назад засандалил меня по физиономии, а сейчас жадно курил, сидя на груде битого кирпича. — Семен, возьми двух ребят и помоги Роману Ефимовичу. Он объяснит, что делать надо. А я поеду посмотрю, что к чему. Скоро буду. Надеюсь, что к моему возвращению вы уже извлечете хоть какую-то практику из своей теории.

И, как-то жалко сгорбившись, Пригожа побрел к автобусу. Я вспомнил, с какой горечью он говорил про разные уровни, и подумал: «Куда же нашего Магомета понесло? Или просто боится, что с нашими дурацкими экспериментами окончательно авторитет потеряет?»

Наверное, в этом предположении был какой-то смысл, потому что микроавтобус так резко рванул с места, что только пылища следом закрутилась. Мол, от греха подальше…

— Ну что, террорист, — обратился я к Семену, — ищи ребят да снимай штук пять термосов с кузова.

И, не выпуская ладонь Лианны из своей, я вместе с девушкой поковылял к Бабию. Тот, пристроив видеокамеру на плече, что-то снимал на берегу лавового озерца с видневшейся посреди него отвратительной глыбой. Но вдруг Лианна остановилась, широко распахнув глазищи:

— Где-то здесь, — прошептала она.

— Что «здесь»? — неожиданно для самого себя тоже шепотом спросил я.

— Здесь, здесь, — мелко задрожала девушка. — Он плавит землю. Плавит. Скоро вынырнет. Неужели ты не чувствуешь?

Я не чувствовал ничего, кроме легкого пульсирующего беспокойства. Впрочем… Впрочем, постоянное беспокойство уже стало составной частью характера любого гременчанина. Поэтому я осторожно потянул девушку за собой.

— Идем, идем. Посмотрим, что там Дмитрий Анатольевич наколдовал.

Но место, на котором остановилась Лианна, я на всякий случай запомнил.

Когда мы подошли к Дмитрию, он уже положил камеру на землю и сосредоточенно смотрел на циферблат своих наручных часов, беззвучно шевеля губами. От озерца горячо несло адом.

— Ну и сколько времени осталось до конца света? — спросил я.

Дмитрий не среагировал, и это немного меня обидело.

— Молодой человек, который час, спрашиваю? И как пройти в библиотеку?

Бабий было отмахнулся, но вдруг напрягся и поднял указательный палец:

— Чувствуешь?

Об этом меня спрашивали во второй раз на протяжении последних десяти минут. Я хотел было разъяснить, что думаю по этому поводу, но вдруг и действительно ощутил легенькую волну довольно немотивированного беспокойства и явного дискомфорта. Нечто вроде того, когда посреди глухой ночи ты спиной ощущаешь чей-то недобрый взгляд. Лианна, ойкнув, метнулась в сторону и замерла метрах в десяти от нас. А я, чувствуя, что непонятное напряжение возрастает, невольно сжал кулаки. Впрочем, применять их в деле мне не пришлось. Ощущение дискомфорта начало исподволь спадать и в конце концов сошло на нет. Лишь внутри еще оставалась какая-то противная дрожь, словно после того как, настроившись на драку, ты так и не влез в нее.

— Ну как? — спросил Дмитрий с удовлетворением и отошел от меня метра на два. — А теперь иди-ка сюда, — позвал он оттуда. — Только медленно, не спеши.

Я оглянулся на Лианну, которая, охватив плечи руками, замерла на месте, и медленно пошел к Бабию. И вновь ощутил то же внутреннее беспокойство, возраставшее по мере того как я приближался к Дмитрию. Не останавливаясь, прошел мимо него. Беспокойство исчезло. Дмитрий Анатольевич все расплывались в улыбке.

— Если ты останешься на месте, — выкрикнул он, не подходя ко мне, — то через несколько минут почувствуешь то же самое. Посмотри внимательно, — он ткнул пальцем в бабешку, темной бородавкой замершую на фоне красной лавы, — оно вертится. Очень медленно, но вертится. Видишь два нароста? А между ними впадину? Я так понимаю, что в ней генерируется инфразвуковой луч, который мы и ощущаем на свой лад, как только он прикасается к нам. Вспомни про инфразвуковые колебания, предваряющие землетрясения и отлично воспринимающиеся животными. Или о «голосе моря», про инфразвуковую природу которого в последнее время писалось очень много… У меня складывается впечатление, — добавил он после коротенькой паузы и снова ткнул пальцем в глыбу, — что, вертясь, оно тем инфразвуком ощупывает окружающее пространство. Осматривается. Чего-то ищет, — внезапным шепотом, как недавно Лианна, закончил Дмитрий Анатольевич.

— То есть, — задумчиво произнес я, — когда это самое «оно» выныривает на поверхность земли, его излучение особо мощное. Словно резкий вдох ныряльщика.

— Вот, вот… Или, может, будто крик ребенка при рождении.

— Нам еще таких только деточек не хватало. Знаете, Дмитрий Анатольевич, хоть я и со скепсисом отношусь к вашей теории, но меня вы почти убедили. Однако намного печальнее то, что и я, со своей стороны, почти убедил в вашей правоте высшее начальство. Поэтому сейчас, пока это самое начальство находится в непродолжительной командировке, мы и испробуем ваши идеи на правильность.

От внезапного и яростного протеста со стороны Бабия относительно моих дальнейших действий меня спасла лишь его непосвященность в эти самые действия. Именно поэтому те полчаса, на протяжении которых Семен с двумя хлопцами сомнительного вида (своих товарищей он к работе привлечь не смог: те озабоченными оранжевыми пятнышками расползлись по всем Юнакам) подтягивал термосы к озерцу, я провел более-менее спокойно. Лишь попытался вытянуть из Лялькиного мужа сведения о том, что он искал — и нашел же таки! — на полигоне.