Надя удивленно вскинула брови, но ни о чем не спросила.

— Я жду, — сказала она, — всегда, — добавила, чувствуя, как уголки губ поднялись сами собой. Он не поедет в свой клуб?

Надя посмотрела в окно. За стеклом снова поднялась метель. Которая, казалось, уже оставила их город.

Ну и что, подумаешь, метель, сейчас приедет Лекарь. Она снова почувствует себя защищенной от всего. При нем она радуется даже метели почти по-прежнему. А с Николаем — нет.

Лекарь… вдруг пришло ей в голову, выходит, мужчина для метели. А Николай — мужчина для лета?

Она усмехнулась. Если так, его надо отпустить. Даже если он не хочет. Но она всегда добивалась того, чего хотела сама. Как он кричал ей в недавней ссоре? Что она готова перешагивать через других? Неправда. Просто она всегда знает, чего именно хочет, а значит, как это получить.

Старинные часы на низком придиванном столике отбили полчаса. Она взглянула на время в компьютере. Совпадает. Какой все-таки замечательный столик, украшенный маркетри, — в вишневую столешницу врезан узор из ясеня, ему не меньше полутора сотен лет. Нет, он не от прежних поколений Фоминых, ее родители выросли в детском доме на севере, куда их вывезли в войну из Смоленской области. Это подарок дяди Александра. Он привез столик и часы из Финляндии, купил их в одной русской семье.

Часы показывали два. Лекарь, приедет к ней и уедет до того, как закончатся покатушки. Она уверена, что он хочет сказать ей что-то такое, что не для телефона. Она оттолкнулась от стола и поехала в кухню, чтобы поставить чайник.

Вслушиваясь в его молчание, потом в тихое шипение, потом в нарастающий гул, потом в шумное сопение, которое закончилось щелчком выключателя, она думала, как это похоже на развитие их отношений с Лекарем — Дмитрием Алексеевичем Серовым.

Это случилось в прошлом году, когда Надя, раздвинувшая рамки собственной свободы по отношению к миру, совершила то, что можно назвать аферой.

Дело в том, что они с мужем владеют провайдерской фирмой. Эта фирма была дамой первой в их городе. Отец, в прошлом начальник городского телефонного узла, подарил ее дочери на свадьбу.

Поскольку времена переменились, занятия рыбоводством, а Надя в университете получила специальность ихтиолога, не могли принести никаких денег для жизни, ей пришлось переучиваться.

Сначала Надя руководила всем процессом, а Николай работал на спичечной фабрике инженером по технике безопасности. Но когда Надя оказалась в инвалидном кресле, ей пришлось передать дела мужу.

Но когда наконец она пережила удивление (это все случилось со мной?), возмущение (почему я?), отчаяние (это невозможно!), она поняла, что если рухнул старый мир, а она жива, значит, ей нужно выстроить новый. Для этого — разобраться и понять, какое место в нем должны занять те, с кем она связана. А именно — муж, две маленькие дочери, родители.

Да, ее тело приковано к креслу, но голова свободна. Мозги подвижны. Они должны работать. Еще и для того, чтобы отвлечься от одной проблемы, которая все больше тревожила ее, — жизнь чувственная, как быть с ней?

Толчком к пересмотру послужил взгляд мужа — она поймала его случайно, — не просто жалость в глазах, а соединенная с брезгливостью.

Наблюдая за ним, она стала замечать то, на что до этого не обращала внимания. Он целовал ее в лоб, а не в губы. Как покойника, осенило ее однажды. Значит, для Николая ее прежней уже нет? Все правильно. А значит, ничего такого, что было прежде между ними, уже не будет.

Однажды утром, когда он зашел к ней в спальню — Надя переселила его в кабинет, на кожаный отцовский диван, — она, проведшая ночь без сна, в размышлениях, сказала ему то, что стало итогом этих размышлений:

— Я… могу отпустить тебя, Николай.

Он вспыхнул, засунул руки в карманы пижамных черных брюк и бросил:

— Я не предатель. — И быстро вышел.

Что ж, значит, для него еще не время, подумала она. Но для себя она все решила. А это значит, теперь ей надо заняться делом. Только она отныне отвечает за себя, за свою новую жизнь.

Анализируя рынок провайдерских услуг, Надя обнаружила, что он уже не тот, что был в самом начале. Николай вел дела, но не слишком изобретательно, судя по доходам. Конечно, он растерян — что дальше? Жена в инвалидном кресле, которой доктора не могут поставить диагноз, маленькие дочери… Родители Нади забрали девочек к себе, но это временное облегчение, он понимал и волновался.

Надя решила найти способ заставить город узнать об их фирме. А это значит — чем-то удивить.

Через две недели Надя знала сотни ходов, с помощью которых лихие люди вырываются вперед. Все они, мягко говоря, имели оттенок… не то чтобы криминала, но подталкивали перейти грань дозволенного.

Она может себе это разрешить?

На покатушки Николай поехал охотно. Оторваться на несколько часов от дома, от работы — почему бы нет?

Он и раньше бывал в этом автоцентре, пригонял своего Жеребца подковать, как он говорил. Дотошные ребята месяц назад перебортовали колесо и нашли болт в резине. То ли сам поймал, то ли доброжелатели постарались. Потому, как он понял, он и получил приглашение. Простое дело — ввели имя в базу данных, желая оставить Николая Сушникова в числе своих клиентов навсегда. А если так, то его надо развлекать, дарить вниманием.

— Хэтчбэк? Седан? Универсал? — спрашивала девушка, нежно улыбаясь, у каждого гостя, потом подавала рекламный буклет.

— Красивые глазки, — показал он на фары машины, блестящей под мощными лампами. — Настоящий миндаль.

— Да, — кивнула она, — похожи. Вам нравятся восточные женщины? — спросила она чуть ревниво, убирая прядь светлых от природы волос за ухо.

— Только те, что к востоку от меня. — Николай засмеялся и тронул ее за локоть.

Она порозовела, но спорить с гостем ей не пристало.

— Красивые обводы фар, — согласилась она.

Николай собрался что-то ответить, но его остановил голос, усиленный микрофоном:

— Обратите внимание, у этой лошадки спортивный характер сочетается с динамичностью и функциональностью. Поднимем повыше заднюю дверь — и вот вам багажник, четыреста пять литров. А если сложим заднее сиденье, то почти полторы!

— В самый раз — на охоту, можно лося уложить, — сказал он.

Девушка удивленно посмотрела на него, улыбнулась и отошла.

— А теперь — покатушки! — прогрохотало откуда-то сверху, и все поняли — вот оно!

Николай огляделся, увидел толпу — народ, в основном мужчины, окружил новую машину. Он тоже пробрался поближе и почувствовал, как и возбужденное дыхание перехватило.

В новенькую машину цвета, который называется британский зеленый, на водительское место садилась… Августа. Женщина, которую он искал, но тщетно, с того августовского дня. Самое время спросить, почему ее имени нет ни в каких списках? Ее нет среди шестисот тысяч жителей Вятки.

«Тогда чего ты стоишь?» — набросился он на себя.

Николай ринулся вперед, навис над сотрудником автоцентра, отодвинул его от дверцы. На лацкане пиджака молодого человека резко качнулся бейджик с именем, когда он торопливо отступал в некотором недоумении.

— Я вместо вас, — объявил Николай.

Сотрудник заколебался, похоже, не знал, как ему вести себя. Уверенность в голосе, напористость в движениях не позволяли разобраться одним ударом. Сотрудник отступил.

Николай сел в машину, захлопнул дверцу и бросил:

— Поехали, Августа.

Она взглянула на него и залилась краской.

— Хотите получить долг? Чтобы я вас прокатила?

— Хочу. Тем более на такой машине. — Он похлопал по мягкой обшивке свеженького корейского универсала.

— Поехали, — кивнула она.

Они молча сделали круг, вернулись на место старта.

— Как жаль, — вздохнул он, шумно втягивая воздух. — Я готов ехать и ехать…

— Вам так понравилась машина? — спросила она, быстро взглянув на Николая.

— Скорее водитель, — засмеялся он. — Причем, признаюсь, не сейчас. Еще в августе, Августа.