— Не пытайся ввести меня в заблуждение, Виола, милая. Я знаю, что ты думаешь только о своем ужине.

Кит посадила кошку на плечо, взяла подсвечник и направилась в маленькую кухню. Жилище Кит было небольшим, но уютным, — со спальней и гостиной. На втором этаже в таких же комнатах жила актриса Клео Фарнсуорт. Клео была немного моложе Кит, но настолько добра, что заботилась по-матерински и о Кит, и о Виоле.

Кит покормила кошку, разожгла огонь в камине и устало разделась. Отличительной способностью жилища Кит было множество встроенных стенных шкафов. Кит повесила свою одежду и открыла левый шкаф. Там на нескольких полках стояли белые гипсовые головы, и на всех, кроме одной, были надеты парики всех возможных цветов и стилей. С огромным облегчением Кит сняла безобразный рыжий парик и провела пальцами по своим настоящим спутанным светло-каштановым волосам. Как приятно было снять накладные формы и спрятать их на нужную полку, а потом смыть краску с лица.

Наконец девушка юркнула в постель, где на одной из подушек уже мурлыкала Виола. Кит ждала, когда дрема окончательно сморит ее, надеясь, что во сне ее посетит вдохновение, в котором она так нуждалась.

Старик с удивлением нахмурил свои кустистые брови, заметив вошедшего.

— Я не узнал вас, милорд. Сейчас вы похожи на фонарщика.

— Очень хорошо. Этого я и добиваюсь, — Люсьен снял свою бесформенную шляпу. — Спасибо, что принимаете меня в столь поздний час.

Старик усмехнулся и провел гостя в библиотеку.

— Ростовщику приходится работать в самое неподходящее время. Многие не хотят, чтобы их здесь видели. Чем я могу помочь вам, милорд? Не думаю, что вам нужны деньги.

— Вы правы. Я пришел не за деньгами, а за информацией.

Люсьен достал из кармана список.

— Я хочу знать, кто из этих людей обращался к вам или к вашим коллегам. Особенно меня интересуют те, кому деньги понадобились впервые после отречения Наполеона прошлой весной. Или те, кто до этого занимал лишь изредка, а потом стал это делать регулярно.

Старик изучил список, не произнеся ни слова.

— Я поговорю с коллегами, — сказал он, — и потом сообщу вам все, что узнаю. Есть еще одна вещь, — медленно продолжал он, положив бумагу на письменный стол. — Я не знаю, стоит ли говорить, но…

— Да-да, — поддержал Люсьен, когда голос старика совсем упал.

— Один молодой человек должен мне большую сумму денег. Он сказал, что в Восточной и Центральной Европе люди моей профессии часто становятся жертвами преступников. Погром, пожар — вот и нет никаких больших долгов, — старик вытянул руки, его лицо дрожало. — Он делал вид, что шутит, но я так не думаю.

Люсьен нахмурился.

— Вот уже несколько столетий в Британии такого не случалось. Хотя преступный мир непредсказуем. Как зовут этого человека?

Услышав имя, Люсьен кивнул и задумался.

— Хорошо. Вам больше не надо бояться. Он вас не потревожит.

— Что вы собираетесь делать? — спросил старик через силу. — Я бы не хотел, чтобы на моей совести была чья-то смерть, даже такой гнусной свиньи, как он.

— Ничего такого ужасного не произойдет. Да и, кроме того, если он умрет, то не сможет вернуть долг. Я знаю нечто такое, что заставит этого парня вести себя как следует.

— Может быть, у вас найдется время для чашки чая, — спросил старик с облегчением.

— Только не сегодня. У меня еще несколько визитов в Ист-энде. Я снова загляну через три дня.

Собеседники пожали друг другу руки, и Люсьен исчез в ночи.

Старик вернулся в библиотеку, думая над тем, куда и зачем пошел граф.

Люсьен поместил прыгающее устройство внутрь серебряного корпуса и посмотрел, как оно разместилось. С одной стороны слишком близко к стенке. Люсьен вынул механизм и с помощью маленького надфиля удалил излишек металла. Он готовил подарок к Рождеству для Никласа. В семействе друга ожидали прибавления, и Люсьен хотел сделать нечто выдающееся. Кроме того, эта работа требовала большой концентрации внимания, и он знал по опыту, что в такие моменты его мозг продолжал подсознательно трудиться, собирая воедино разрозненные впечатления и факты.

К сожалению, в этот вечер его подсознание не добилось никаких успехов. Люсьен вновь обдумал все, что он узнал о «Геллионах». У него было досье на каждого члена Клуба, подробная информация о его финансовых делах и, конечно же, личные впечатления. Тем не менее он не продвинулся вперед ни на шаг. Сейчас он был ничуть не ближе к разгадке, чем в начале расследования.

Единственным его достижением был отчет, который он получил от своего агента из Парижа. В архивах шефа наполеоновской разведки он обнаружил несколько зашифрованных записей о ценном источнике информации в Англии. В одной из них говорилось, что информатор был членом Клуба Геллионов. Вот те скупые факты, с которыми должен был работать Люсьен. Он считал, что шпионом руководили не столько политические убеждения, сколько корысть. Но это ему тоже не помогло. Выяснилось, что у большинства членов Клуба финансовые дела шли из рук вон плохо либо из-за страсти к азартным играм, либо просто потому, что жили не по средствам.

Люсьен закончил работу, откинулся на спинку кресла и расслабился. Обычно он всегда мог успокоиться, когда это было необходимо. Но сейчас он чувствовал себя бесконечно усталым. Постоянное пребывание в обществе «Геллионов» было очень утомительным. Завтра утром ему предстояло отправиться на очередную охоту, на этот раз в имение лорда Чизвика. Хотя это не было официальной встречей «Геллионов», многие из гостей были старейшими членами Клуба. Люсьену стоило огромных усилий вести себя так, будто он был одним из них.

Образ дерзкой и веселой служанки из «Короны и грифа» возник в его воображении. Люсьен криво улыбнулся. Конечно, причина его утомленности была ясна. Его тело жаждало женщину. Он взглянул на часы. Было одиннадцать. Еще не слишком поздно, чтобы заглянуть в один из тех немногих борделей, где состоятельных и известных мужчин ждали полные тепла и желания женщины.

Он колебался между вожделением и осторожностью. Наконец, отрицательно покачал головой. Его желание еще не было настолько сильным, чтобы платить за него такую дорогую цену.

Сколько раз он мечтал о том, чтобы стать похожим на других мужчин, которые могли переспать с незнакомой женщиной и забыть об этом. Для него это было, к несчастью, невозможно. Эмоциональный стресс был слишком силен.

Когда он был молод и полон желаний, он с восторгом кидался в морс наслаждений и испробовал все, что было доступно богатому человеку.

Страсть каждый раз захватывала его с необоримой силой. Понадобились годы, чтобы он осознал, что вслед за удовлетворением неумолимо следует депрессия.

Древнее изречение гласит: post coitus, triste, или после соития — грусть. Но то чувство, которое овладело Люсьеном, было совсем не похоже на угрызения совести, которые иногда посещают мужчин в подобных ситуациях. Приступы меланхолии и опустошенность охватывали его иногда в течение нескольких дней.

Исследовав темные стороны своей души, Люсьен пришел к выводу, что причиной его повторяющейся депрессии была иллюзия дружеской близости с женщиной, которая возникала во время таких встреч. Вслед за короткой разрядкой он погружался в свое привычное одиночество и чувствовал себя глубоко несчастным.

Как только Люсьен понял, сколь высокую цену ему приходится платить за краткие мгновения удовольствия, он избрал более аскетичный образ жизни. Изредка, когда страсть и желание близости лишали его способности контролировать себя, Люсьен встречался с какой-нибудь женщиной. Каждый раз он надеялся, что теперь все будет по-другому, что он сможет получить наслаждение и встретить следующий день с улыбкой. Но этого не происходило.

Люсьен перевел взгляд на обрамленный углем эскиз, на котором были изображены он сам и его сестра. Он был сделан за два года до ее смерти. Тогда в Эшдаун, имение Стрэтморов, приехал художник, чтобы написать большой семейный портрет. Картина удалась и висела на почетном месте, но Люсьену больше нравился этот эскиз. Он лучше передавал нежное, ускользающее очарование Элинор.