Надо было обладать немалой энергией, стремлением к возобновлению активной деятельности, чтобы не впасть окончательно в депрессивное состояние, не потерять интереса к жизни. Разумеется, богатство семьи позволяло заказывать новейшие медицинские препараты, всевозможные средства передвижения и другое оборудование, изготовлявшиеся на заказ, вручную, без которых он вообще не мог бы существовать. Позже для Франклина построили специальный автомобиль с ручным управлением и он получил возможность вновь водить машину.

Болезнь отца произвела тягчайшее впечатление на детей. Старший сын Джеймс, учившийся в том же Гротоне, что и Франклин, вспоминал, что, приехав домой на каникулы, он пришел в ужас. Юноша, готовившийся к поступлению в университет, невольно заплакал. И только когда отец, обняв его и похлопав по спине, сказал, как «грандиозно» сын выглядит, между ними начался настоящий разговор^{154}.

Рузвельт был уже довольно известным человеком. О его болезни сообщили газеты. Как обычно бывает в таких случаях, то ли добрые доверчивые люди, то ли желающие хорошо заработать авантюристы стали посылать рецепты выздоровления или уже готовые лекарственные эликсиры. От одной дамы была получена даже микстура, изготовленная из желез обезьяны и глаз носорога (по крайней мере, так сообщалось в сопроводительном письме). Некий изобретатель предлагал проект самодвижущегося кресла, перемещавшегося со скоростью 40 миль в час, почти как легковой автомобиль. Всё это было пустым сотрясанием воздуха. Приходилось опираться на собственную волю и, разумеется, традиционные методы лечения, которые могли только облегчить состояние больного, но не были способны его излечить.

Некий моральный баланс помогали поддерживать дети, заботливая мать и в наибольшей мере Элеонора, которая была глубоко предана мужу, подчеркивая в то же время, что между ними лишь дружески-деловые отношения. Правда, Сара полностью сохраняла пессимистическую уверенность, что с политической карьерой сына покончено. Она убеждала Франклина смириться со своей участью, подобно тому, как это сделал его отец, когда перенес кровоизлияние в мозг. Мать не жалела красноречия, описывая хорошо известные сыну красоты Гайд-Парка, его любимые занятия: собирание марок, старинных карт и рукописей. Видимо, в таких уговорах было немало эгоистического — стареющая, но молодящаяся и сохранявшая обаяние мать надеялась, что она вновь станет главной, если не единственной, опорой для любимого сына.

Сара, однако, не понимала, что ее вкусивший от дьявольского пирога публичной жизни сын просто зачах бы в провинциальной глуши, скорее всего впал бы в тяжкую хандру, лишившись жизненно необходимых теперь для него общественных стимулов и допингов, постоянного стресса публичной жизни. Франклин решительно отказался от намеченного матерью плана, получив в этом поддержку жены и верного Луиса Хоува.

Элеонора, сама чуть было не испытавшая душевную болезнь в связи с любовной аферой супруга, оправившись от нового стресса, связанного с его недугом, стала пробовать свои силы в журналистике, и оказалось, что ее репортажи, особенно по женскому вопросу, нравятся публике. Она, однако, считала, что обошлась с мужем слишком круто, и даже невольно возлагала на себя какую-то вину за его заболевание. Во всяком случае, отношения супругов наладились, по крайней мере внешне, и Франклин, по-прежнему называвший ее Нелл, чувствовал, что жена фактически приобретает, наряду с журналистской, еще одну профессию — медицинской сиделки, неустанно ухаживая за ним, следя за соблюдением режима и т. п.

Однако для кипучей натуры Элеоноры и этого оказалось мало. «Я сама стала личностью», — многократно говорила она. Не просто с согласия Франклина, а по взаимной договоренности она включилась в работу организации Демократической партии штата Нью-Йорк. Стремясь восстановить утраченный в основном из-за международных дел престиж демократов, Элеонора занималась не только проблемами прав и интересов женщин, но также бытом, материальным положением и общественной жизнью афроамериканцев. Для того чтобы меньше зависеть от технических помощников, она окончила курсы стенографии и машинописи. Как и ее супруг, Элеонора была далека от признания необходимости предоставления полных политических прав всем гражданам США, полагала, что неграм еще необходимо длительное время для того, чтобы созреть в гражданском смысле. Однако медленное и осторожное расширение общественных возможностей для черного населения она считала необходимым в большей мере, чем Франклин, и упорно добивалась его.

Некоторые авторы утверждают, что Элеонора занимала значительно более левые позиции, нежели ее супруг^{155}. С этим трудно согласиться, ибо к американской политической жизни трудно применить догматизированные понятия «правые» и «левые». В Америке, да и не только, вполне можно по одним вопросам стоять на «левых» позициях, а по другим — на «правых», причем само отнесение к тому или иному направлению очень часто зависит от вкусов и предпочтений авторов.

Действительно, и Франклин, и Элеонора по ряду вопросов были «левее» других деятелей Демократической партии. Но был один вопрос, в котором Франклин был нейтрален, а Нелл заняла позицию не просто консервативную, а почти не отличавшуюся от той, на которой стояли республиканцы.

В начале 1920-х годов исключительно важной проблемой общественных дискуссий в США стал «сухой закон».

Попытки ограничить или же полностью запретить изготовление и продажу спиртных напитков неоднократно предпринимались со второй половины XIX века, но в начале XX столетия движение сторонников их запрета стало быстро расширяться, охватывая преимущественно республиканцев, но также и значительную часть демократов в местных легислатурах.

В 1905 году «сухой закон» действовал в Канзасе, Мэне, Небраске, Северной Дакоте, в 1909-м он был принят уже в девяти, а в 1916-м — в двадцати шести штатах. Когда же США вступили в мировую войну, правительство Вильсона высказалось за введение национального «сухого закона» в основном с целью сбережения запасов зерна, но также и по моральным соображениям. Вопреки возражениям части демократов и при поддержке подавляющего большинства республиканцев в 1917 году конгресс принял и направил на утверждение штатов 18-ю поправку к Конституции США, содержавшую полное запрещение производства спиртных напитков, их импорта и торговли ими на всей территории страны. В сентябре 1917-го было прекращено производство виски, а в мае 1919-го — даже пива, причем всё это происходило под торжественные фанфарные звоны по поводу «оздоровления нации» еще до вступления поправки в силу в январе 1920 года.

Как очень скоро оказалось, антиалкогольные меры не просто были непопулярны — они повредили национальной экономике и вызвали резкое повышение уровня организованной преступности. Гангстерские группировки (так называемые бутлегеры), занимавшиеся нелегальным производством, импортом, транспортировкой и продажей спиртного, получали огромные прибыли. А здоровье населения отнюдь не улучшалось. Десятки тысяч людей погибали от отравления поддельными крепкими напитками.

Элеонора ревностно относилась к «сухому закону», вначале в основном по личным причинам — ее отец был алкоголиком. Франк же был не прочь выпить, но не допускал излишеств.

Оказалось, что рюмка виски ему не была вредна и после заболевания. Он активно не выступал против «сухого закона», но с чистой совестью инициировал его отмену, как только был избран президентом.

В доме Рузвельтов был теперь еще один влиятельный человек — Луис Хоув, который, оставив работу в военно-морском министерстве после ухода оттуда Рузвельта, пренебрег несколькими соблазнительными карьерными предложениями. Хотя у него была своя семья (жена и двое детей), он переселился к Рузвельтам, встречался со своими родными только по выходным и стал не просто фактическим начальником штаба Франклина, но и членом его семьи.