В начале 1917 года Рузвельт вновь побывал на Гаити. Под его руководством была разработана конституция для этой страны, которую удалось законодательно утвердить только в 1918-м. Конституция предусматривала определенные социальные гарантии, но в то же время исходила из принципа, что гаитяне не готовы к самостоятельному управлению. Американская оккупация была узаконена, иностранцам предоставлено право владеть недвижимостью. В немалой мере преувеличивая как собственную роль в создании конституции Гаити, так и ее «честность» и «справедливость», Рузвельт через пять лет после своего пребывания на острове заявил: «Известно, что я имел некоторое отношение к малым республикам. Подлинный факт состоит в том, что я сам написал гаитянскую конституцию, и если я об этом упоминаю, то только потому, что это довольно хорошая конституция»{120}. Правда, сам он в 1928 году опроверг свое авторство, но сделал это очень уклончиво, сказав: «Сознательно обманывает тот, кто ее именует конституцией Рузвельта»{121}.
Конечно, в конституции, сотворенной, скажем точнее, при деятельном участии Рузвельта (некоторые авторы в нем сомневаются, но свое мнение не обосновывают{122}), весьма чувствительными были нотки прогрессизма, но она была чуждой для гаитян. Безграмотные и агрессивные толпы местных жителей то и дело нападали на американцев и их ставленников, и происходило это не месяцы, а два десятилетия. Своеобразным историческим анекдотом по принципу «Я тебя породил, я тебя и убью!» был тот факт, что именно Рузвельт, став президентом, в 1934 году вывел американские войска из Гаити.
Стремление использовать цивилизационное, культурное превосходство американцев для того, чтобы «просветить» Гаити с применением насилия и отнюдь не пренебрегая геополитическими интересами своей страны, сколько-нибудь существенных результатов не давало. Рузвельт утвердился в этой мысли во время своей второй командировки на Гаити в 1917 году Он получил горький урок, который он открыто не признавал, но который был им впитан сполна и использован в практической деятельности, особенно в президентские годы.
К этому времени остров фактически находился в руках американского генерала морской пехоты Батлера, который хвастал перед Рузвельтом дешевизной рабочей силы на Гаити, не упоминая, что жителей острова насильно хватали на улицах и в домах и отправляли на строительство дорог. Рузвельт не мог не обратить внимания на сообщения прессы о том, что Гаити под руководством американцев превратился в полицейское государство. Однако Франклин всё же полагал, что положительные стороны оккупации значительно превосходят недостатки. Когда морские пехотинцы появились на Гаити в 1915 году, говорил он, островитяне были примитивными дикарями, жившими в грязи. Для того чтобы превратить их в цивилизованную нацию, необходимо применить силу.
Обратим внимание на то, как изменились воззрения Рузвельта. Во время обучения в Гротоне он горячо выступал за независимость Филиппин и против оккупации Гаити, теперь же считал, что долг США состоит в управлении отсталыми странами и народами, которые нуждаются в их помощи. Помимо этого, в условиях войны он полагал необходимой оккупацию Гаити во имя стабильности Карибского региона, для предотвращения использования здешних многочисленных островов враждебными государствами в качестве своих военных баз.
Соответственно на Гаити Рузвельт увидел только то, что стремился увидеть: законность, порядок, улучшение санитарного состояния. Строительных рабочих, живших в нечеловеческих условиях, он вроде бы не заметил. В его отчете решительно утверждалось, что оккупация Гаити протекала вполне успешно{123}.
Между прочим, по дороге на Гаити Рузвельт сделал краткую остановку в столице Кубы Гаване, где провел несколько дней в шумных развлечениях со старыми и новыми знакомыми. Он не пропустил хорошо известного в США гаванского развлечения, о котором велись разговоры только в мужском обществе, — зрелища, которое называлось театральным спектаклем, но в котором отсутствовал сюжет, а кульминацией был половой акт, совершаемый черной парой прямо на сцене{124}.
Тем временем, несмотря на все усилия правительства Вильсона и прежде всего государственного секретаря Уильяма Дженнингса Брайана не допустить вовлечения США в мировую войну, сосредоточив внешнюю политику страны на делах Западного полушария и выдвигая планы международного арбитража, война приближалась с разных сторон.
В соседней Мексике происходила революция, положение было крайне неустойчивым; германская агентура подзуживала деятелей этой страны выступить против Соединенных Штатов, чтобы возвратить захваченные американцами в середине XIX века территории (часть Калифорнии, штат Нью-Мексико и др.).
Еще в 1914 году американские войска были высажены в мексиканском порту Веракрус, пытаясь добиться отстранения от власти президента этой страны Викториано Уэрты. Последовал международный кризис, который был разрешен в результате посредничества Аргентины, Бразилии и Чили. Вскоре Уэрта ушел в отставку. Рузвельт непосредственно не участвовал в этой акции (как раз в это время он находился в поездке по военным базам западного побережья США), но держал руку на пульсе. Военно-морскому флоту были даны инструкции о готовности к расширению вмешательства на случай, если бы ситуация вышла из-под контроля. Тогда этого, однако, не произошло.
Отставка Брайана в 1915 году усилила воинственные настроения в американском истеблишменте, хотя предвыборная кампания В. Вильсона 1916 года, завершившаяся его повторным избранием, и проходила под лозунгом: «Он спас нас от войны!»
Германское военное командование в 1915 году начало широкомасштабную подводную войну на океанах. Одной из первых крупных ее жертв стал британский пассажирский корабль «Лузитания», на борту которого в числе прочих пассажиров находились американцы. 7 мая «Лузитания» была торпедирована немецкой субмариной, погибли 1198 из 1959 человек. Известие о гибели 126 (по другим сведениям 124) граждан США являлось мощным аргументом для тех, кто настаивал на вступлении США в войну.
Рузвельт был доволен — советник президента полковник Эдвард Хаус, который ранее пытался наладить арбитраж между Германией и странами Антанты, теперь заявил, что США могут вступить в войну в течение ближайшего месяца. Эти настроения, правда, значительно ослабели, когда после гибели «Лузитании» германские власти объявили о прекращении нападений на гражданские суда нейтральных стран. Однако вскоре атаки возобновились, и военные настроения в США усилились, хотя всё еще не достигли критической точки. Отправлялись ноты протеста, выдвигались требования компенсации, на которые Германия отвечала уклончивыми обещаниями.
Когда же в феврале 1917 года разразилась революция в России, возникла вполне реальная угроза, что этот важнейший участник антигерманской коалиции может выйти из войны, резко усилив возможность победы Германии и ее союзников по Четверному союзу — Австро-Венгрии, Турции и Болгарии.
К тому же в руках британцев в это время оказалась и была передана американцам так называемая депеша Циммермана — документ, свидетельствовавший о вмешательстве Германии в дела мексиканской революции и стремлении использовать ее против США[13]. Последние сомнения были преодолены.
Второго апреля Вильсон выступил перед конгрессом с предложением объявить войну Германии. Рузвельту вместе с Дэниелсом как представителям исполнительной власти, которым предстояло теперь вершить военные дела, были предоставлены почетные места в зале заседаний прямо перед трибуной президента. 6 апреля США вступили в Первую мировую войну. Революция в России, по мнению американцев, и Франклина в том числе, еще более ярко свидетельствовала, что война идет между силами демократии и деспотизма, воплощенными в германском милитаризме.
