Он писал в дневнике: «Пока всё идет хорошо. Поездка проходит с полным комфортом. Достаточно тепло, чтобы сидеть в одном свитере поверх рыбацкой рубашки и брюк… Завтра вечером мы увидим Африку, а в субботу утром сойдем на берег… Какое облегчение обходиться без газет»{628}.
Из Орана самолетом президент проследовал в Тунис, а затем в Каир. Рузвельт не мог отказать себе в удовольствии посетить в Тунисе руины Карфагена, а в Египте (вначале из иллюминатора самолета, а затем и из окна автомобиля) вместе с Черчиллем осмотреть пирамиды. Он сделал запись в дневнике: «Мы проехали обходными путями, чтобы избежать [встречи с] германскими самолетами со стороны пустыни. Посмотрели на Нил на расстоянии примерно 100 миль от Каира — потрясающая сцена — и продолжили путь вдоль узкого пояса плодородных полей со многими деревнями, достигнув в конце концов больших пирамид и моего старого друга Сфинкса. Все мы пообедали (кроме Сфинкса) на [отведенной] мне вилле»{629}.
В Каире состоялись переговоры с Черчиллем и его советниками. Здесь они согласовали свои позиции перед встречей с советским лидером, понимая, что игра с ним будет нелегкой.
Рузвельт встретился со специально прибывшим в Египет главой китайского правительства Чан Кайши и его женой. Можно было бы, впрочем, поменять супругов Чан Кайши местами. Хотя премьер присвоил себе звание генералиссимуса, делами, по мнению многих наблюдателей, вершила его предприимчивая и властная половина. Рузвельта несколько раздражала мадам Чан Кайши, особенно ее манера хлопать в ладоши, чтобы подозвать слугу. Он был недоволен и тем, что энергичная дама отослала прочь переводчика и взяла на себя его роль. Хотя она хорошо знала английский язык, президент всё же больше доверял профессионалам и опасался, что мелкая ошибка может исказить смысл сказанного.
Присутствовавший при встрече Эллиот Рузвельт рассказывал: «Разговор вела главным образом г-жа Чан Кайши. Она убедительно излагала свои планы повышения уровня грамотности в Китае после войны на основе своего рода “бейсик чайниз” (упрощенного китайского языка), в котором число иероглифов было бы сокращено до тысячи двухсот или полутора тысяч, то есть почти до числа слов в “бейсик инглиш”. Она рассказывала и о других намеченных реформах, и отец… слушал ее очень внимательно. Я помнил слова отца о том, что в настоящее время в Китае нет другого лидера, который мог бы продолжить войну; у меня создалось впечатление, что, по мнению отца, с реформами придется подождать, пока на смену супругам Чан Кайши не придут новые руководители»{630}. Рузвельт, таким образом, вел себя весьма дипломатично.
Тем не менее на каирской встрече обошлось без прямых недоговоренностей. Рузвельт высказал мнение, что Китай займет выдающееся место в послевоенном мире и союзнические отношения обоих государств будут развиваться. В следующий раз он заявил Чан Кайши главное: Китай, несмотря на то, что не будет принимать участия в конференции в Тегеране, войдет в число четырех держав, которым предстоит вершить дела в послевоенном мире.
Правда, Рузвельт первоначально не исключал, что Чан Кайши полетит с ним в Тегеран. Но слухи об этом дошли до Сталина, и тот прореагировал жестко. 12 ноября он написал Черчиллю: «Само собой разумеется, что в Тегеране должна состояться встреча глав только трех правительств, как это было условлено. Участие же представителей каких-либо других держав должно быть безусловно исключено. Желаю успеха Вашему совещанию с китайцами по дальневосточным делам»{631}.
Из Каира Рузвельт на своем самолете отправился в Тегеран, где 28 ноября — 1 декабря 1943 года состоялась первая встреча глав трех основных участников антигитлеровской коалиции.
* * *
Начало Тегеранской конференции сопровождалось драматическим сообщением Сталина Рузвельту о том, что в городе готовится заговор против членов «большой тройки», сведения о котором якобы поступили к агентам советской разведки. Поскольку британское и советское посольства находились по соседству, Сталин предложил Рузвельту переехать из посольства США в советскую резиденцию, чтобы избежать опасных путешествий по городу.
Действительно, в Тегеране готовилась операция спецслужб нацистского рейха. Встречаются утверждения, что ее разработал сотрудник Главного управления имперской безопасности оберштурмбаннфюрер Отто Скорцени, который с 1943 года был агентом Гитлера по особым поручениям. Однако в своих воспоминаниях Скорцени не подтверждает, что имел какое-либо отношение к этому замыслу. Так или иначе, в Иран были переброшены две террористические группы. Однако советским разведчикам в Германии удалось установить факт подготовки операции под кодовым названием «Длинный прыжок», хотя детали ее остались неизвестны. За несколько дней до начала конференции в Тегеране по наводке советской разведывательной группы Геворка Вартаняна были проведены аресты более четырехсот немецких агентов и других подозрительных лиц, а кое-кого перевербовали. Опасность теракта отпала{632}.
Тем не менее Сталин решил переманить Рузвельта на «советскую территорию», стремясь продемонстрировать свою бдительность, гостеприимство и в то же время в какой-то мере противопоставить его Черчиллю. Последний, предлагавший американскому президенту апартаменты в британском посольстве, был явно недоволен его переездом в советское посольство на второй день конференции. Рузвельт записал в дневнике: «Русские открыли заговор, состоящий в том, чтобы захватить его (Сталина. — Г. Ч.), УСЧ (Уинстона Спенсера Черчилля. — Г. Ч.) и меня во время поездок из одного посольства в другое. Поэтому я по предложению Сталина переместился в русский комплекс, где есть достаточно дополнительных зданий и опасность поездок по улицам ликвидируется, так как УСЧ живет по соседству и есть толпа охранников»{633}. Рузвельту были предоставлены помещения на первом этаже главного здания посольства СССР. (Побывавший там вскоре после закрытия конференции глава югославской партизанской военной миссии Милован Джилас запомнил, что после отъезда Рузвельта в этом помещении вещи не переставлялись — всё сохранялось так, как было при нем{634}.)
Первая встреча со Сталиным состоялась, естественно, сразу после того, как оба лидера оказались в Тегеране. Рузвельт рассказывал начальнику своей охраны Майку Рейли, что знакомство со Сталиным почему-то произвело на него шокирующее впечатление, хотя ничего необыкновенного не произошло. Рузвельт находился в своей спальне, когда ему сообщили о прибытии в посольство Сталина. Президента вывезли в гостиную, а с другой стороны в комнату медленно вошел человек низкого роста, но плотного телосложения, из-за чего он «казался крупным»{635}.
Несмотря на то, что Рузвельт многое знал о Сталине-диктаторе, беспощадно расправлявшемся не только с любой оппозицией, но и с малейшим неподчинением его воле, он стремился отыскать в советском лидере позитивные черты, уговаривая себя, что их можно обнаружить. Без этого ему трудно было бы вести откровенные переговоры. Сталин же умел весьма ловко одурачивать своих партнеров. При этом во время Великой Отечественной войны личные интересы Сталина и жизненные интересы страны объективно совпали: безусловной главной целью был разгром германского агрессора и его союзников.
Сталин как личность произвел глубокое впечатление на Рузвельта. Тот поделился с сыном впечатлением: «Он казался очень уверенным в себе»{636}. Еще большее впечатление советский лидер оказал на самого Эллиота, молодого человека, не очень разбиравшегося в его игре: «Он весьма приветливо поздоровался со мной и так весело взглянул на меня, что и мне захотелось улыбнуться… Слушая спокойную речь Сталина, наблюдая его быструю, ослепительную улыбку, я ощущал решимость, которая заключена в самом его имени: Сталь»{637}.
