Немалую часть переселенцев в Закамском крае, а также на Большом Иргизе и в Астрахани теперь составляли старообрядцы.

К началу XVIII в. прилив новых поселенцев в Поволжье севернее Самарской Луки останавливается — ввиду истощения удобных почв, оскудения лесных промыслов. Сюда приходит демографическое сжатие. Оно проявляется и в том, что все больше крестьян ищут себе приработок в несельскохозяйственной деятельности.

Крестьяне села Нижний Услон Свияжского уезда занялись добычей извести. В деревне Шумкове Казанского уезда местные кормились кузнечным и крашенинным мастерством. Их изделия неплохо продавались и на астраханском рынке, ориентированном на восточные страны.

А колонизационный поток целиком идет на нагорную сторону Волги южнее Самарской Луки.

К селам на нагорной стороне обычно приписывались многоверстные угодья на луговой стороне, в первую очередь сенокосные луга, как, например, в Камышине.

Но полной безопасности не было ни на одной стороне.

Иностранный путешественник, проехавший по Волге до Сызрани, отмечал: «Калмыцкие татары делают набеги из этих мест вплоть до Казани и захватывают все, что могут или сумеют, людей, скот и прочее». На Каме в 1708 г. башкиры напали на село Сокольи Горы Донского монастыря, находившееся на ее правом берегу: «Село разорили и церковь сожгли и многих крестьян побили». [311]

На лугах левой стороны Волги в 1710 и 1711 гг. крестьяне с правобережья не смели появиться — «им на тех сенных покосах в те годы было разорение от приходу Башкирцев». Жители монастырских поселений Малыковки и Терсы свидетельствовали перед правительством, что угодья на левой стороне остались даже не меряны, потому что кочующие по Иргизу степняки «их (крестьян) колют и грабят, и от того их воровства они на луговой стороне пашни не пашут и сена не косят; а в округу де той земли дикая порозжая степь, а жилья ничего нет». [312]

А по поводу волжского правобережья автор начала XVIII в. И. Кириллов пишет, что жители «при городах Царицын и Саратов ничего сеять в полях и степях не смели, за опасением внезапных приходов Кубанской орды». [313]

Ответным шагом петербургского правительства, наконец одолевшего Швецию, стало строительство в 1718–1720 гг. укреплений 60-верстной Царицынской линии со рвом, валом и 4 крепостями, идущей от Волги к Дону. Для охраны этой линии было создано Волгское казачье войско. [314]

В течение XVIII в. создавались новые оборонительные линии для защиты поселений. Одна из них, на волжском левобережье, прошла по рекам Самара и Сок (1732). Другая протянулась от Волги в районе города Камышин к реке Большой Узень (1770). Обе были связаны с Оренбургской системой оборонительных линий. [315]

Лишь к концу XVIII в. Среднему и низовому Поволжью были созданы надежные условия безопасности.

А в конце XIX в., едва прошло столетие после прекращения набегов, по берегу Волги гуляли под ручку с восторженными барышнями господа-товарищи интеллигенты и ненавидели наступивший покой…

В Сибирь

В XI в. новгородские сборщики дани проникают в бассейн реки Печоры. Этот процесс носил далеко не мирный характер.

Под 1096 г. Лаврентьевская летопись сообщает о походе новгородцев в Югру (этот топоним и этноним происходит от пермянского слова «иогра» — северный).

Посадник Гюрята Рогович «послах отрок свой в Печеру, люди, яже суть дань дающие Новугороду… и оттуда иде в Югру. Югра же людье есть язык нем, и седять с Самоядью на полунощных странах… Есть же путь до гор тех непроходим пропастьми, снегом и лесом». [316]

Где же побывал сей безымянный отрок, то есть член младшей дружины, очевидно с отрядом крепких молодцов? Его путь на восток прошел по Северной Двине, Вычегде, Печоре. Судя по описанию, югра живет восточнее племени печора, возможно, в верховьях Печоры и ее притока Илыча.

Под 1187 г. Новгородская летопись сообщает, что новгородские сборщики дани, собиравшие ее с печоры и югры, были истреблены печорскими воинами. Взаимоотношения, мягко говоря, не заладились. [317]

Племя печора сходит со сцены задолго до начала колонизации Печорского бассейна русскими, в XII–XIII вв. Возможно, оно было ассимилировано воинственными самодийскими пришельцами из Сибири, распространившимся на севере Восточно-Европейской равнины.

Бассейн Северной Двины, населенный «заволоцкой чудью», был покорен новгородцами в XII–XIV вв.; еще в 1342 г. боярин Лука Варфоломеев брал погосты Заволоцкой земли «на щит». Новгородская колонизация охватила лишь ближайшие к Заволочью районы нижней Вычегды и Пинеги.

К середине XV в. значительная часть укрепленных городков, построенных новгородцами в Заволочье, или отмирает, или обращается в деревни. Писцовые книги конца века фиксируют здесь около 180 деревень и пустошей, в названиях которых есть «городок», «городец», «городище», «городень», «городня». Было это связано и с обрусением чуди, и с хозяйственным упадком Новгорода. [318]

Заселение же русскими края к северо-востоку от Северной Двины начинается лишь со времени перехода его под власть великих князей Московских. Народная колонизация поддерживается участием государства — служилые строят остроги, охраняют дороги, замиряют племена, промышляющие набегами.

На рубеже XV–XVI вв. на Белом море, преимущественно карельском и южном берегах, было около 200 постоянных поселений. Но в период путины и зверобойки появлялось много временных становищ промысловиков на его восточном побережье, а также на реках Мезень, Мгла, Несь, Пеша, Индига, Сула.

Промыслы требовали артельной работы, а также закрепления прав на использование угодий. Временные «станы» превращались в постоянные на 1–2 двора. В случае если угодья были устойчивыми, а пути сообщения удобными, то мелкие деревеньки разрастались в селения на 50-100 дворов. [319]

Земледелие из-за природно-климатических факторов носило на севере очаговый характер, встречаясь, как правило, в долинах рек. Неплодородные почвы быстро выпахивались, и крестьяне шли вырубать и выжигать лес под новое поле, предпочитая крупный, стоявший не менее 50 лет. Сев шел по невспаханной почве, заваленной угольями, пеплом, хворостом. Семена только загребались граблями. Встречался и такой тип лесного земледелия, как «подстой», когда участок старого бора перед посевом лишь освобождали от кустарников.

Так же как и в Северном Заволжье, немалую роль играла здесь монастырская колонизация, скит инока соседствовал с избушкой промысловика.

Полный героизма поход московского войска в Зауралье 1499 г. утвердил власть русского государства и над Крайним Севером Восточно-Европейской равнины.

В месте соединения двух отрядов московского войска, в 40 верстах от устья Печоры (неподалеку от будущего Нарьян-Мара), ратники поставили Пустозерский острог. Он находился на полуострове Пустого озера, связанного с рекой судоходным рукавом, на месте, которое было когда-то святилищем племени печора. Русские последовали традиции туземцев и поставили городок не на речном берегу, а на озере. Острог был хорошо защищен с трех сторон водой, и с его башен замечательно обозревалась местность, большую часть года представлявшая однообразную заснеженную равнину.