Поселки, находившиеся на открытом месте, подвергались особой опасности, поэтому патриаршие крестьяне на Майне и Утке к концу 1660-х гг. полностью исчезают.
Правительство, державшее руку на пульсе всех процессов, идущих в огромной стране (и в этом очередной плюс централизации), начинает принимать меры по укреплению Закамского края ратными людьми.
На реках Утка и Майна, на земли исчезнувших патриарших сел, перевели «полоцкую шляхту», полк во главе с Гаврилой Гаславским из Полоцка, временно занятого в ходе русско-польской войны. После Андрусовского перемирия эти шляхтичи могли вернуться домой, но обоснованно побоялись репрессий со стороны польских властей. (В Речи Посполитой за переход на сторону Москвы карали смертью.)
Из состава полка в 532 человека лишь старшине — полковнику, ротмистрам, поручикам, хорунжим — были переданы земли с земледельцами из числа дворцовых крестьян (не более 12 дворов). Поскольку в те времена московское правительство никогда не передавало православных крестьян во владение иноверцам, можно предположить, что полоцкая шляхта, русская по происхождению, но окатоличенная при польской власти, вернулась к вере отцов. Остальные полочане получили в 1668 г. по 75 десятин земли — обрабатывать собственными руками — дело обычное для русских служилых, но для шляхты очевидный нонсенс. Сенные покосы и лесные угодья были положены «всем им помещикам вопче», то бишь в общее пользование — чего опять-таки в Речи Посполитой не могло быть, там шли непрерывные межевые войны.
Как сообщает документ: «Многие без крестьян земель принять не похотели». Неиспомещенная шляхта стала служить в Казани за денежное жалованье.
Впрочем, 54 шляхтича в 1669 г. передумали и все же согласились взять землю без крестьян, прослышав, наверное, от своих устроившихся товарищей о пользе физического труда на свежем воздухе.
Около слобод полоцкой шляхты, на реках Майна и Утка, решено было поставить остроги. Большой Майнский острог (на месте сгинувшего патриаршего села) имел 900 саженей в длину и 200 в ширину, 18 башен. Надолбы с караульными вышками стояли от реки Майны до озера Булгакул и реки Красной.
После укрепления безопасности Закамского края сюда снова пошли беспокойные русские крестьяне. Некоторые переселенцы, пользуясь местным земельным изобилием, становятся настоящими сельскими предпринимателями. В1682 г. крестьянин Алексей Чертищев со товарищи из поселка Свиные Горы, принадлежавшего казанскому монастырю Раифские Пустыни, попросил у правительства «порозжие» земли на Каме ниже устья Вятки, на речке Соколке. И получил их с условием уплаты ясака (оброка).
Чертищев с другими свиногорскими крестьянами завел деревню Соколовку. На другой стороне речки поселились служилые «инородцы» из Ижбулатовой сотни. Впоследствии Соколовка досталась Донскому монастырю.
Много переселенцев в закамские земли дает Нижегородский уезд конца века. Притом причиной выселения является вовсе не высокий оброк — тот не превышал 5–6 алтын. Крестьянин села Грязнухи в 1690 г. свидетельствует, что он «Нижегородского уезд Княгинской волости, жил в бобылях и сошел из той волости от хлебного недорода лет с десять». [305]
В старых населенных районах на Волге начинается переход к демографической фазе сжатия. Нехватки земли как таковой нет, однако в районах с неплодородными почвами поля уже выпаханы, истощены.
Чем выше по Волге, тем хуже были условия для земледелия. Так, крестьянин закамского селения Кандалы показывает: «родина его Костромского уезда… сошел с племянником от голоду и пришел в Кандалу», другой сообщает: «родина его в Вязниковском уезде… сошел из той деревни от голоду и пришел в село Кандалу».
Уходят на новые земли не только черносошные и дворцовые, но и владельческие крестьяне. Поиск беглеца вряд ли завершится успехом: слишком много путей у него, предостаточно землевладельцев и сельских общин, которые с радостью примут его. В Закамском крае достаточно и «порозжих» земель, не имеющих вообще никакого владельца. Да и крепостная зависимость в конце XVII в. распространяется только на хозяина двора, находящегося на владельческой земле, все остальные люди, живущие «за ним», вольны уйти.
В 1682 г. на закамские земли, с такими трудами осваиваемые русскими, мордовскими, татарскими земледельцами, с большими трудами защищаемые правительством, обрушился новый кочевой ураган.
«Люкай и иные тайши, собрався с своими ратными людьми, пошли под Казанские и Уфимские уезды войной… а пошло де с ними воинских людей Калмыков и Татар с сорок тысяч». [306]
Калмыки во главе с Люкаем двинулись через Закамскую черту с южной стороны. Башкиры с востока — на Мензелинск, Заинек, Новошешминск и Билярск. Сил для отражения набегов не хватало, служилые привлекали для обороны крестьян. Не взяв Мензелинский острог, степняки разгромили людное село на Каме — Чалны. Крестьян из 35 дворов, как сообщал правительственный документ, «в прошлом в 190 (1682) году изменники Башкирцы и Татары порубили и в полон взяли с женами и детьми, а их дворы выжгли». [307]
Башкиры прошли от Билярска по Малому Черемшану до чувашской деревни Ахметевой. Как свидетельствовал документ: «Та деревня разорена и выжжена, и люди от башкирского разорения разбежались». В устье Майны село Грязнуха было полностью «разорено от Башкирцев». Схожая участь постигла и село Кременки на Урени. [308]
У вышеупомянутой полоцкой шляхты даже те немногие крестьяне, что жили на их землях, сгинули или разбежались во время калмыцкого нашествия. [309]Одни шляхтичи переписались служить по Симбирску и Казани за денежное и хлебное жалование, другие пытались обменять свои поместья на более безопасные места, пусть и с меньшим количеством земли. И нашлись отчаянные русские служилые, которые пошли на этот обмен.
Как пишет Перетяткович: «Невозможно исчислить тех потерь, которые наносились хозяйству трудового окраинного населения в Поволжье вторжением кочевых обитателей степи, — не говоря о физических и нравственных страданиях людей, оставшихся в живых после таких разорений». [310]
Фронтир защищал остальную Россию, но сам истекал кровью…
У современной либеральной публики, так много ратующей за повышение достоинства человека, упоминать страдания русского мужика принято в очень избирательном плане. Только если можно куснуть государство. Там где укусить нельзя, события замалчиваются, чтобы не пострадала «дружба народов». Но вот французам ничего не стоит написать о тех убийствах и грабежах, которые устраивались английскими солдатами во время Столетней войны, — несмотря на всю дружбу, НАТО и ЕС.
Укрепления в Закамском крае, на которые было потрачено столько усилий и средств, не помогли отразить нападение степняков. Правительство продолжило перевод сюда служилых людей.
На верхнюю Майну были отправлены служилые иноземцы из Свияжского уезда, которые основали села Верхнюю Майну и Богацкое.
У озера Чердаклы, где недавно зимовала орда во главе с тайши Дидюбаком Бокаевым, появилась деревня Уренбаш, населенная служилыми татарами. На верховье реки Красной возникает село Урайино, также населенное служилыми «инородцами» — выходцами из Свияжского и Алатырского уездов. В верховьях Кандалы поселяются служилые «инородцы», выходцы из Симбирского уезда.
В конце 1690-х гг. на реки Утку, Майну и Урень устремляется новая партия служилых иноземцев (рейтары и др.), находящихся в ведении приказа Казанского дворца. Более 300 из них подали челобитья главе приказа князю Борису Голицыну на испомещение. Как и полоцкая шляхта в 1660-х гг., земли они получали в основном ненаселенные. В 1700 г. около 150 иноземцев обзавелись поместьями на реке Бездне.
