— Не пойму, о чем вы.

— Думаю, понимаете. — Я, впрочем, решила не настаивать на своей точке зрения. В конце концов, еще не время. Одно лишь присутствие Теколи на месте преступления давало мне право отправить его в камеру временного содержания до полной проверки показаний и, если потребуется, использовать медицинские препараты или пытки, чтобы он сознался во всем. Многие магистраты-сюйя именно так и поступали, но я находила подобные практики не только гнусными, но и бессмысленными. Этими методами правды из Теколи не выудить.

— Есть идеи, почему она обнажена?

Теколи ответил медленно:

— Ей нравилось так работать.

И добавил:

— Со мной, по крайней мере. Говорила, это дает ощущение свободы. Я… — Он замолк, ожидая реакции. Мое лицо не выражало ничего. — Ее это возбуждало. Мы оба это знали.

Его откровенность меня удивила.

— Тогда все ясно.

Что ж, по меньшей мере, одна загадка решена — или, возможно, нет. Теколи мог и здесь солгать.

— Насколько близки вы были?

Тот непринужденно улыбнулся:

— Насколько это возможно между любовниками.

— Любовники могут убить друг друга.

Молодой человек посмотрел с ужасом:

— Вы же не думаете, что…

— Мне нужно знать, в каких отношениях вы состояли.

— Я любил ее, — раздраженно бросил Теколи. — Никогда бы не причинил вреда! Довольны?

Нет, вообще-то. Он только и занимался тем, что скармливал мне более-менее правдоподобные ответы, стараясь при этом избегать новых вопросов.

— Были у нее враги?

— У Папалотль? — Голос вновь его подвел. На меня Теколи не смотрел. — Кое-кто из наших людей полагал, что она изменила священным традициям. У нее нет алтаря в мастерской, молилась редко, не давала богам крови…

— Так ее ненавидели настолько, что могли убить?

— Нет, — снова ужас в голосе. — Ума не приложу, кто мог бы захотеть убить…

— Кто-то захотел. Или, может, вы полагаете, это несчастный случай? — Тон мой был вполне беспечным, но вопрос оставлял возможным лишь один ответ, и Теколи это знал.

— Думаете, я идиот? — отозвался он. — Никто не перевалится через перила по случайности.

— Истинная правда. — Я коротко улыбнулась, наблюдая, как наплывает тень страха на его лицо. Что же он скрывал от меня? Если убийца он, то это на редкость трусливый киллер. Но и такие мне встречались, те, кто рыдал и клялся в раскаянии, хотя их руки были залиты кровью.

— Семья у нее была?

— Родители погибли во время войны. Я знаю только, что из Старой Мешика она приехала двенадцать лет назад вместе со старшей сестрой Коаксок, ее я никогда не видел. Папалотль о себе мало рассказывала.

Разумеется. В откровенности нет необходимости, только не с другим мешика. Мне хорошо известно, что происходит с человеком, когда он отрекается от традиций своего народа, как это сделала Папалотль. Как это сделала я. Человек становится молчаливым. Кто-то из страха нарваться на жесткую критику, кто-то из ужаса перед жалостью.

— Я сообщу Коаксок о случившемся, — сказала я. — Вам придется наведаться в участок, подтвердить показания и сдать кровь на анализ.

— А потом?

Излишний пыл для невиновного, даже для переживающего тяжелую потерю.

— Меня отпустят?

— Сейчас да, но даже не помышляйте о том, чтобы покинуть Фен Лю. Вы мне потребуетесь, если возникнут новые вопросы. — Отозвалась я мрачно. Прижму я его скоро и тогда вытрясу всю правду до последнего слова.

Когда он уходил, то поправил свой высокий ворот, и тогда я заметила, как на шее что-то сверкнуло зеленым огоньком. Ожерелье из нефрита, из мелких бусин… Стоимость каждой из них равнялась ежемесячному доходу простого рабочего сюйя.

— А вам, армейским, отменно платят, — заметила я, полностью осознавая ошибочность данного утверждения.

Вздрогнув, Теколи коснулся ожерелья.

— Это? Вы не так поняли. От родственника досталось в наследство.

Говорил он торопливо, и взгляд его шарил между мной и дверью.

— Вот оно что, — сладко улыбнулась я. Теколи, без сомнений, лгал. И уже понял, что я его раскусила. Хорошо. Пусть потомится немного в собственном соку. Вероятно, так он сделается более сговорчивым.

Едва он ушел, я отдала Ли Фаю приказ следить за ним и держать меня в курсе по рации. Наш юный любовник, похоже, очень торопился. Хотелось знать почему.

Вернувшись в отделение, я переговорила с доктором Ли: в лаборатории провели осмотр тела и не нашли ничего существенного, заключив, что жертву толкнули на перила, а потом сбросили вниз.

— Преступление по страсти, — мрачно заметил доктор Ли.

— Почему вы так решили?

— Кто бы ни был убийца, он толкнул ее так, что она повисла на перилах и цеплялась изо всех сил, что ясно видно из следов на дереве, которые мы осмотрели. Убийца распрямлял ей пальцы, пока жертва не сдалась и не упала. Беспорядочные ссадины и раны на ее ладонях свидетельствуют о том, что душегубец действовал под влиянием импульса, не слишком эффективно и четко.

По страсти. По любовной, полагаю? И у любовника, похоже, оклад слишком уж велик… Интересно, где Теколи столько зарабатывал и как.

— Что с отпечатками?

— Не нашли ни одного, — покачал головой доктор Ли. — Даже ее собственных. Преступник начисто вытер перила.

Проклятье. Вот чистоплюй.

Я ненадолго забежала в офис. Там зажгла благовония на маленьком алтаре Премилосердной Гуань Инь и включила компьютер. Как и большинство компьютеров в Фен Лю, мой был произведен в Старой Мешика; на экране возникло стилизованное изображение бабочки, символа Кетцалькоатля, бога знаний и электроники.

Всякий раз в подобный момент меня настигал едкий укол вины: вспоминала, что следовало бы позвонить родителям. На это я никак не могла решиться с самого дня, как сделалась магистратом. Сейчас, впрочем, из головы не шел образ Папалотль, обнаженной, медленно падающей через перила.

Я тряхнула головой. Не время для болезненных образов. Есть работа.

Почтовый ящик уже ломился от отчетов о предварительных опросах соседей убитой. Большинство из них не одобряли свободных нравов жертвы. Очевидно, что Теколи был всего лишь последним по времени в череде мужчин, которые у нее бывали.

Кое-что он скрыл, вероятно, решив, что меня это не заинтересует: вечером накануне убийства у них с Папалотль разразился скандал, да такой, что слышно было на других этажах. Один из соседей видел, как Теколи уходил, а девушка со всей силы захлопнула за ним дверь.

Значит, вечером она еще была жива.

Я спрошу у Теколи о перепалке. Позже. Для качественной ловушки нужно больше доказательств, так что придется прогуляться.

Кое-кого из служащих я попросила узнать адрес сестры Папалотль. Пока он проверял картотеку, я занялась административными делами. Потом пришел ответ.

У жертвы была лишь одна сестра, единственный выживший член ее семьи. Коаксок жила в доме двадцать три по Ицкопан Сквер, всего лишь в нескольких улицах от Папалотль, на окраине района Мешика — туда я и направилась.

По указанному адресу располагался ресторан ацтекской кухни «У Кетцаля». Я припарковала эйркар на одной из улочек неподалеку и остаток пути проделала пешком, смешиваясь с толпой на переходах, шагая среди грубоватых дельцов-мешика, женщин с желтым гримом и окрашенными в черный зубами, в соблазнительно покачивающихся юбках до колена.

Фасад ресторана украшало полноразмерное изображение девушки-мешика в национальном костюме, стоящей возле духовки. Над нею склонялась Чантико, богиня домашнего очага, в своей короне из колючек кактуса и с тяжелыми браслетами из янтаря и сердолика.

Ресторан состоял из двух частей: точки выдачи блюд для спешащих людей на эйркарах и зала для тех, у кого времени имелось вдоволь.

Я прошла внутрь, соображая, где смогу найти Коаксок. Интерьер резко отличался от сюйяньских ресторанов: циновки вокруг низких круглых столиков с электрожаровнями, на которых грелись маисовые лепешки, основа основ кулинарии мешика. Здесь знакомо пахло раскаленным маслом и специями, так же, как на маминой кухне.