— Я магистрат Хуэ Ма, из района Парящего Желтого Дракона, — сообщила я свое сюйяньское имя и звание, едва ли выдержав паузу. — Магистрат Чжу Бао передал это дело мне. В котором часу вы сюда прибыли?

Гвардеец пожал плечами.

— Около четвертого би-часа нам позвонил человек, назвавшийся Теколи. Сказал, его любовница разбилась насмерть.

Я едва не поправила его произношение. Мешика никогда не поставит ударение в имени «Теколи» на подобный манер. Но вовремя спохватилась, ведь это бесполезно. Я здесь как магистрат Сюйя, а не как ацтекский беженец, — те дни далеко в прошлом, все уже кончено.

— Мне сообщили, что это убийство, но все походит на несчастный случай.

Ли Фай покачал головой.

— На перилах остались следы, госпожа, и ногти у жертвы содраны до крови. Она боролась, изо всех сил.

— Ясно. — Похоже, быстро разобраться с делом не удастся.

Я вовсе не стремилась увильнуть от исполнения обязанностей, однако любые контакты с сородичами причиняли мне дискомфорт — напоминали о детстве в Старой Мешика, уничтоженной гражданской войной. Если бы Чжу Бао не настоял…

Все, хватит. Я магистрат. Есть работа. Ее надо выполнить. Найти убийцу.

— И где этот… Теколи? — Спросила я.

— Мы задержали его, хотите допросить?

Я отрицательно покачала головой:

— Не сейчас. — И указала на лестничную площадку наверху. — Поднимались?

— Там спальня и мастерская. Она была дизайнером голограмм.

Голограммы… Последний писк моды в Сюйя. И, подобно любому произведению искусства, весьма дорогой: каждая, с электронной подписью автора, стоит больше, чем я получаю за год.

— Как ее звали?

— Папалотль.

Папалотль… На науатле означает «бабочка». Нежное имя, которое давали самым красивым девочкам. С одной такой я училась в школе, в Теночтитлане, еще до войны.

Война…

Внезапно мне снова двенадцать, вместе с братом, Куаутемоком, мы прыгаем в эйркар, я слышу, как бьется от выстрела стекло…

Все, все. Уже не ребенок. Жизнь в Сюйя налажена, сданы экзамены для службы в администрации, получено звание магистрата, единственного магистрата-мешика в Фен Лю.

— Госпожа? — Позвал Ли Фай.

— Все нормально. Осмотрюсь тут немного, а потом решим, что делать с этим Теколи.

Я направилась к ближайшей голографической базе. На именной табличке значилось название голограммы: «путешествие». Написано на науатле, английском и сюйяньском. На трех языках нашего континента. Я включила изображение. К потолку взметнулся луч белого света; в центре появился молодой сюйя, в серых шелковых одеждах евнуха.

— Мы и не думали, что путь настолько далек, — проговорил он. Фигуру его сменили тринадцать джонок, плывущих среди штормовых волн. — «На восток!», велел нам Сы Цзянь Ма, когда мы покидали Китай; на восток, пока не обретем землю…

Я выключила голограмму. Любой карапуз на континенте знал, что было потом: первая высадка колонистов из Китая на западном побережье Земель Рассвета, первые контакты с Ацтекской Империей, кульминацией которых стало снятие осады Теночтитлана, когда Эрнан Кортес вынужден был отступить под натиском китайского пороха и пушек.

Следующая голограмма демонстрировала женщину-мешика у ручья в кущах изумрудной зелени. Она рассказывала трагичную историю любви между нею и сюйяньским бизнесменом.

Что ни голограмма — то жизненное описание. Полагаю, Папалотль сама придумывала сюжеты.

Тело ее лежало возле одного из оснований. На табличке значилось: «домой». Голограмма хранила изображение лебедя, ставшего гербовым символом Сюйя после выхода государства из-под влияния Китая. Сама безмятежность, птица плыла по озеру, чьи берега тонули в зарослях ивы. Через какое-то время над лебедем запорхал колибри, символ Старой Мешика; крохотный клюв открывался и закрывался, словно птаха что-то говорила.

Но звук отсутствовал.

Я свернула и развернула голограмму снова. Безрезультатно. Мысленно я «пошарила» в основании и убедилась в верности подозрений: звукового чипа не было. Что само по себе странно. Все голографические базы поступают в продажу с ними, пусть, если необходимо, свободными от записей.

Следовало поговорить с людьми из лаборатории. Возможно, Папалотль всего лишь работала с чипом наверху…

Я обошла остальные основания. В четырех, самых дальних, помимо звуковых, отсутствовали и видеочипы. Однако, таблички с названиями — на местах.

Все могло оказаться просто: Папалотль меняла изображения; но пропажа одного лишь звукового чипа должна иметь совсем другое объяснение.

Чипы забрал убийца? Но зачем?

Вздохнув, я обвела помещение взглядом, на предмет чего-нибудь значимого. Но тщетно. Оставалось только одно: опросить любовника погибшей.

Теколи смотрел без страха, вернее, без уважения. Молодой, красивый мешика, вряд ли, впрочем, склонный к высокомерию и самодовольству.

— Вы знаете, зачем я здесь?

Он улыбнулся:

— Потому что магистрат думает, я вам сознаюсь.

Я покачала головой.

— Я и есть магистрат. Ваше дело передали мне. — И с этими словами вынула ручку и блокнот, чтобы делать пометки во время допроса.

Изумленный, Теколи впервые обратил внимание на мой скромный, желтовато-зеленого цвета пояс.

— Вы не… — начал было он, но осекся, и вся его поза тут же изменилась, плавно перешла в глубокий поклон: — Простите, Ваше Сиятельство. Я был слеп.

Что-то в нем немедленно напомнило о потерянном детстве в Теночтитлане, столице Старой Мешика.

— Вы Ягуар?

Он улыбнулся, как довольный мальчишка, и перешел на нуатль:

— Почти угадали. Я из Орлов, Пятый Черный полк Тетцкатлипоки.

Пятый полк, или «Черный Тетц», как его прозвали сюйяньцы, охранял посольство Мешика. Я бы и не подумала, что Теколи — солдат, если бы не заметила маленькой мозоли под нижней губой, — результат ношения лабретки из бирюзы.

— Вы родились не здесь, — заметил Теколи. Принял расслабленную позу. — Местный мешика ни за что не отличит воина от обычного сородича.

Я покачала головой, отгоняя давние, неуютные воспоминания — суровые лица родителей, когда я сообщила им, что стала магистратом в Фен Лю и сменила имя на сюйяньское.

— Да, я родилась не здесь, — перешла я на сюйяньский, — но с вами у нас о другом разговор.

— Знаю, — Теколи ответил на сюйя. На лицо его легла тень страха. — Вы хотите знать о ней. — Он посмотрел на тело убитой и вновь на меня. Пусть он держался прямо, но словно был мучим каким-то недугом.

— Точно. Что можете рассказать о случившемся?

— Пришел рано утром. Папалотль звала позировать.

— Позировать? Не вижу ни одной голограммы с вами.

— Работа еще не закончена, — слишком резко ответил Теколи, чтобы слова были правдой. — В общем, я пришел и обнаружил, что система охраны отключена. Думал, она ждет меня…

— Жертва и прежде ее отключала?

Теколи пожал плечами.

— Иногда. С осторожностью у нее всегда были проблемы.

Голос его едва заметно дрогнул, но не похоже, чтобы его терзало горе. Что тогда… Вина?

— Я прошел внутрь и увидел ее. Вот такую… — Он осекся, слова будто застревали у него в горле. — Я… Я не мог думать. Бросился помогать… Но она была мертва. И я вызвал гвардию.

— Да, около четвертого би-часа. Немного рановато для визитов, правда?

В этом сезоне солнце над западным побережьем вообще не покажется…

— Она сама попросила прийти пораньше, — небрежно отозвался Теколи.

— Понятно. А что скажете про лебедя?

— Про лебедя?

Я указала на голограмму.

— Там отсутствует звуковой чип. В нескольких основаниях нет никаких чипов вообще.

— Ах, вы об этом лебеде… — Теколи не смотрел на меня, он весь покрылся потом, без сомнений, от страха себя выдать. — Это поручение из администрации префекта Фен Лю. Они хотели что-то, что символизировало бы прочную связь между Старой Мешика и Сюйя. Думаю, она так и не успела завершить аудиоряд.

— Мне врать не следует, — если честно, его ложь уже утомляла. — Так что с лебедем?