Доброе маленькое сердечко Элен наполнилось состраданием, вскоре перешедшим в любовь, но все же граф Жорж продолжал внушать ей какую-то робость. Чувство, испытываемое ею, было не похоже на обычную любовь шестнадцатилетней девушки, на ту любовь, от которой ширится грудь, загорается взгляд, а на губах играет счастливая улыбка.

Нет, думая о красавце Жорже, она испытывала печаль. Глаза ее невольно опускались вниз, а сердце сжималось, как от предчувствия какого-то несчастья.

Суровость молодого графа угнетала ее юный дух и гасила пламя энтузиазма, в его присутствии она теряла свойственную ей шаловливую ребячливость. Она любила Жоржа так, как некоторые дети любят отца — в этом чувстве нежность сочеталась со страхом.

И все же, Элен была слишком молода, чтобы правильно разобраться в своих чувствах, которые быстро приняла за любовь.

Однажды, через полгода после приезда Жоржа, она вдруг почувствовала себя необычайно счастливой, ибо в тот день он впервые улыбнулся ей.

В то время в окрестностях как раз разразилась страшная эпидемия.

За день до того умер лучший работник господина Ромье, жена его собиралась последовать за мужем. Несчастные родители оставили после себя пятилетнюю дочь, которой грозила печальная участь круглой сироты. Элен постучалась в кабинет отца в тот самый момент, когда тот был занят разговором с Жоржем. Девушка при этом дрожала от страха, ибо господин Ромье раз и навсегда распорядился, чтобы его никто и никогда не смел отвлекать от дел.

Робко рассказав ему о несчастье, приключившемся с бедной семьей, Элен попросила разрешения взять на воспитание маленькую сиротку Розу. Просьба эта казалась самой Элен столь смелой, что она даже не осмелилась поднять глаза, чтобы убедиться в том впечатлении, которое произвели на отца ее слова. Бросив наконец несмелый взгляд на господина Ромье, девушка к собственному изумлению заметила, что глаза у него наполнились слезами; на губах же Жоржа она увидела нежную мягкую улыбку.

Едва ли стоит говорить, что просьба ее была удовлетворена.

В тот день она случайно на какую-то минуту осталась наедине с Жоржем. Нежно взяв ее за руку, он тихо шепнул:

— Как вы добры, мадемуазель!

Глаза его, однако говорили:

— Как вы прелестны!

Тот день, когда Элен оставила отцовский дом, чтобы обрести семейный очаг в замке Нуармон, был для нее полон радости, смешанной с печалью, ибо она сама к тому времени осталась круглой сиротой.

Старый замок был торжественно разукрашен для приема новой хозяйки.

Элен буквально боготворила своего мужа; стоило тому нахмуриться, как она начинала дрожать от страха. Каждое его желание было законом для молодой жены, которая с каждым днем все больше и больше убеждала себя в том, что именно такая любовь и является истинной и единственно возможной.

Затем в замок приехал Октав. Октав был столько же похож на своего брата, сколько веселье юности походит на суровость перенесшего жизненные бури немолодого человека.

Будучи ровесником Элен, Октав красотою нисколько не уступал Жоржу.

Никогда не знав ни отца, ни матери, он не испытывал сожаления о прошлом. Избрав для себя самую легкую дорогу в жизни, Октав предоставил брату идти тернистым путем.

Во сне Элен соединила имена Жоржа и Октава.

Что же осталось от всех, кого любила Элен? Отец ее умер, Жорж тоже был мертв, а за голову Октава была назначена награда. Сама она смутно предчувствовала какую-то опасность, грозившую ей и ребенку, которого она носила под сердцем.

Неожиданно сон ее, до сих пор тихий и мирный, сменился нервным подергиванием и глухими стонами.

Дверь в спальню бесшумно отворилась.

Вздрогнув от испуга, графиня села в постели и чуть слышным от волнения голосом спросила:

— Кто там?

— Это я, сударыня, — отозвалась своим нежным голоском Роза.

Вздохнув с облегчением, Элен вновь откинулась на белоснежную подушку.

— Ах, это ты, Роза, — произнесла она, — подойди ко мне, милое дитя. Сама не знаю почему, но мне как-то жутко оставаться одной в этой мрачной комнате. Садись сюда и не уходи больше.

— Но я не одна, — нерешительно заметила Роза.

— Не одна? — с этими словами Элен снова приподнялась и в ту же секунду радостно воскликнула:

— Октав?

Но молодой человек уже успел опуститься на колени у кровати, целуя протянутую ему тонкую белую руку.

С минуту оба они хранили молчание, затем Элен тихо спросила:

— Октав, Октав, неужели это действительно ты?

— Да, да, Элен, это действительно я.

Осторожно высвободив руку, которую нежно продолжал сжимать молодой человек, Элен наконец осведомилась:

— Почему ты снова здесь?

— Почему я снова здесь, Элен? Да потому что нам надо исполнить последнюю волю умирающего, потому что скоро должен родиться ребенок, которому я заменю отца!

— Которому ты заменишь отца? — переспросила графиня.

— Да, и я во что бы то ни стало оправдаю это доверие. О нет! — печально добавил он, — я уже не рассчитываю на то счастье, на которое так рассчитывал когда-то! Поверь, Элен, сюда меня привела не эгоистичная любовь. Нет, благородное поведение моего брата делает нашим долгом позабыть о ней, иначе с нашей стороны это было бы настоящим преступлением. Любовь моя умерла, Элен, умерла не живя, и я сам похоронил ее в сокровенных тайниках своего сердца. И все же нас ждет счастье, ибо мы оба будем жить для счастья невинного ребенка, которого завещал нам щедрый и благородный Жорж. Из этого ребенка мы воспитаем такого же благородного и великодушного мужчину, каким был его отец, или такую же чистую и прекрасную женщину, какой является ее мать. Это невинное сердечко станет приютом нашей любви. Ты станешь моей женой, ибо такова была воля Жоржа, но несмотря на это ты останешься его вдовой, а я по-прежнему буду тебе только братом!

Пока Октав говорил, Элен успела усесться в кровати. Щеки ее покрылись румянцем, глаза сверкали, на устах играла неземная улыбка.

— Ты прав, дорогой Октав, — сказала она наконец, — да, ты именно таков, как я думала, именно таким я любила тебя и люблю до сих пор. Да, мы будем достойны твоего брата. Во имя его я принимаю твое предложение и если душа его смотрит сейчас на нас, в чем я не сомневаюсь ни минуты, если она слышит нас и читает в наших сердцах, то я уверена, что она не видит ничего, что не было бы достойно памяти Жоржа.

Рука Элен невольно скользнула в ладонь Октава и тот беспрепятственно запечатлел на ней почтительный поцелуй.

Он снова хотел заговорить, но графиня опередила его, прошептав:

— Молчи! Я так счастлива сейчас. Мне кажется, я вижу, как он смотрит на нас, благословляя наш союз. Дай же мне помолиться!

В течение нескольких минут в комнате слышался лишь тихий шепот молитвы.

Октав, продолжая стоять на коленях, по-прежнему сжимал руку Элен. Внезапно он ощутил ее дрожь.

Во дворе послышался стук копыт, возвещавший официальное прибытие в замок доктора Туанона.

Через несколько минут в дверь тихо постучали.

— Кто там? — спросила Роза.

— Это я, Эркюль, — послышался голос Шампиона.

Октав сам отпер дверь.

— Вы здесь! — вскричал Шампион, — вот этого-то я и боялся. Скорее, скорее, нельзя терять ни минуты! Не знаю как им это удалось, но полицейские выследили вас и сейчас идут по вашему следу. Вам необходимо бежать как можно скорее.

Казалось, Эркюль был в полном отчаянии. Заламывая руки и рвя на себе волосы, он беспрестанно повторял:

— Какое несчастье! Какое несчастье!

— Успокойтесь, дорогой Эркюль, — с улыбкой заявил Октав. — Не стоит терять голову из-за таких пустяков. Слава Богу, я не в первый раз ускользаю от этих людей, которые, в конце концов, лишь выполняют свой долг. Герцогине Беррийской пришлось испытать гораздо больше опасностей, прежде чем ее арестовали в Нанте, обнаружив ее убежище в тайнике за камином. Все что мне требуется — это хорошая лошадь и ничего больше.

Затем, обернувшись к насмерть перепуганной Элен, он добавил гораздо более серьезным тоном: