— Баския, вот как? — озвучил он свое удивление, но прежде окинул меня оценивающим взглядом.

Я улыбнулась ему немного холодно, словно говоря: «Да, у меня есть мозги».

Температура на улице падала, холод пронизывал до костей (моя диета не способствовала образованию подкожного жира), поэтому домой я поехала на метро, сунув в рот еще две пластинки жвачки в тщетной попытке утихомирить протестующий желудок.

В вестибюле сидел какой-то коренастый парень, по виду русский. Он явно нервничал. Слегка за тридцать, кожаный пиджак, зализанные назад волосы. Из русской мафии или близкого к ней окружения. Когда я вошла, он слегка дернулся словно узнал меня, но тут же понял, что ошибся, и снова уселся на стул. Швейцар не сводил с него глаз. Парень вытащил мобильник и затрещал по- русски. Я готова была поспорить на тысячу рублей, что он поджидает Светлану, но ничего не сказала.

У родных дверей меня встретил безошибочный запах жареной картошки; переступив порог, я поняла почему: в своем коварном стремлении навредить Дженетт мои соседки Кайли и Светлана сбегали в закусочную, где накупили чизбургеров с картошкой, чтобы «угостить» девушку. Все трое расположились за нашим шатким столом, и Дженетт радостно уплетала котлету, отдавая должное и картошке, запивая все это — о, ужас! — шоколадно-молочным коктейлем. Светлана и Кайли едва притрагивались к еде, а пара скомканных салфеток навела меня на мысль, что они, скорее всего, прибегли к детской уловке — пожевать и выплюнуть в салфетку, пока мамочка не смотрит.

— Возьми у меня картошки, — предложила Кайли, подвигая к Дженетт свою картонку обеими руками.

— Ой, спасибо, Кайли. Как хорошо вы придумали — поесть вместе! — прощебетала Дженетт, отсыпая к себе на тарелку картошку от австралийки.

— На здоровье, — холодно ответила Кайли.

Дженетт продолжала лопать в три горла, не подозревая о том, что ее подруги стараются буквально откормить ее на убой от руки Рейчел. Видимо, они не учли, что благодаря ежедневным тренировкам тело Дженетт жадно поглотит всю пищу и останется таким же худым, как раньше.

Я покачала головой и прошла в спальню. Вынула глянцевый альбом Баския, но сначала лениво принялась листать журнал «Paper», усевшись на верхней койке и свесив ноги вниз, как будто мне снова было десять лет и я жила в летнем лагере.

Я пропустила несколько статей, позевывая. После долгой прогулки пешком ноги приятно гудели. Я планировала лечь спать пораньше, чтобы на завтрашней съемке быть отдохнувшей и бодрой и тем самым произвести хорошее впечатление на фотографа и стилиста.

Перевернув следующую страницу, я чуть не захлебнулась: с большого черно-белого снимка на меня смотрел Робер дю Круа в костюме от Yves Saint-Laurent, белоснежной рубашке, расстегнутой у ворота, и горящим взглядом, готовым прожечь дыру в бумаге. За его спиной светились городские огни Парижа, но он был самым ярким огнем. Он выглядел крутым, аристократичным и сексуальным. Журнал публиковал о нем статью под заголовком: «Мы верим в дю Круа: французская суперзвезда привезет в Нью-Йорк кусочек ночного Парижа». Дальше рассказывалось об идее владельцев бара «Шива» открыть в Нью-Йорке его близнеца, такого же блестящего и наполненного знаменитостями со всего мира, и поставить во главе Робера, который придаст Манхэттену парижского шика и крутизны.

Пролистнув страницу, я увидела еще одну черно-белую фотографию Робера: на этот раз он стоял перед входом в бар «Шива» в солнечных очках от Dior, хотя время было вечернее. С двух сторон его окружали потрясающие модели, с ног до головы разодетые в дизайнерские вещи от кутюр. Они тоже были в темных очках. Надутые губки девушек идеально передавали их безразличие к гламурной съемке. И хотя они были просто моделями, которые позируют, а потом уходят, меня пронзила невесть откуда взявшаяся ревность — ведь это я должна была фотографироваться рядом с Робером, это я должна была стоять там, в супермодных тряпках, которые только можно купить за евро, а не сидеть на верхнем ярусе скрипучей койки в квартире, начавшей вонять, как куча мусора.

Проклятье!

Все это привело меня в уныние. Почему приходится сниматься для какого-то чепухового проекта, когда мне следует появляться на страницах журналов, мое лицо должно украшать автобусы и вагоны метро! И тут я впервые подумала: а что, если мне никогда не удастся выбраться из этой общаги? Поначалу все здесь казалось забавным, может быть, даже милым — все равно что оказаться на мрачной промежуточной станции по дороге к славе, фотовспышкам папарацци, шикарным апартаментам и каникулам на Лазурном Берегу. Вместо этого быть моделью в основном означало просыпаться ни свет ни заря, страдать похмельем, спешить на кастинги, заниматься ерундой вроде туалетной бумаги и спать на двухъярусных койках, как в тюрьме. И все это время мы жили под топором, занесенным Рейчел, которая могла в любую минуту избавиться от нас, стоило нам только ее огорчить.

Я посмотрела на двух девушек рядом с Робером, и мне стало совсем хреново. Я, конечно, ни на что не рассчитывала, но еще раз осознала, что давно не получала от Робера никаких вестей, с тех самых пор, как он уехал после нашего первого свидания, — а что, если он вернулся в Нью-Йорк и просто не звонит мне или нашел себе другую девушку, которая не живет в полуразрушенной коробке из-под обуви и занимается настоящей работой? Прошло немногим больше месяца после нашей с ним встречи, но мне казалось, что надо мной нависла угроза больше никогда его не увидеть.

Это было совсем на меня не похоже, но я уже оседлала волну ревности и паранойи, когда достала свой сотовый, чтобы отправить Роберу «невинную» эсэмэску — поздравить его с выходом статьи, — но на самом деле напомнить о себе и посмотреть, что он напишет в ответ.

Я затеяла спор сама с собой… и тут меня словно ударило в поддых: а что, если он даже не ответит?

Мой энтузиазм может его отпугнуть… Или, получив сообщение, не обратит на него внимания, едва меня вспомнив. И вообще, он все время мотается с одного края света на другой, и мое послание, вполне возможно, затеряется где-то над Атлантикой. А если он все-таки не ответит, как тогда узнать — проигнорировал он мою эсэмэску или просто не получил? Я точно знаю, моя подруга Линда посылала мне сообщения из Германии этим летом, но ни одно из них не дошло. Хотя Робер вроде бы упоминал, что его номер работает повсюду… Эх!

К черту!

Я быстро набрала сообщение, но потом раз двадцать его поменяла, чтобы оно звучало как можно беспечнее. Вот что у меня получилось: «привет, робер! видела тебя в журнале, выглядишь отлично, очень круто, как дела?»

Затем решительно нажала кнопку «Отправить» и перевела дух. Теперь обратно эсэмэску не вернуть. Остается только ждать результата. Ждать. Результата.

Я сразу пожалела о своем поступке — я не говорила, что мое воображение не всегда рисует оптимистичные картины? Я вдруг представила Робера в баре «Шива»: он получает мою эсэмэску во время танца с теми двумя девицами, вынимает телефон из кармана с недовольным выражением на лице (мол, какого черта?), потом показывает текст девицам, а те не перестают удивляться, что ничтожество вроде меня осмелилась даже подумать о том, чтобы отослать сообщение самому дю Круа. «Американская корова!» — воскликнет одна из девиц. Они начнут истерично смеяться, он нажмет кнопку «Удалить», уберет мобильник в карман, они продолжат танцевать, только теперь Робер придвинется к одной из девиц поближе, положит руку ей на бедро, а второй рукой поднесет бокал шампанского к ее губам, и она примется соблазнительно его потягивать. И зачем только я отослала это глупое сообщение?!!

Телефон пискнул, и я чуть не свалилась со второго яруса: получено сообщение! В ту же секунду в спальню влетела Светлана, напугав меня до чертиков, так что я чуть не грохнулась с кровати. (Попутное замечание: хотя со стороны кажется, что Светлана ко всему проявляет безразличие, на самом деле она постоянно озабочена, кто чем занимается в общаге. Скорее всего, ей было не вынести, что я провела в спальне одна целых пять минут, занимаясь бог знает чем.)