Я задохнулась, не в силах озвучить и без того всем известный факт, что единственный автобус в направлении моего офиса ушел час назад, а пешком по апрельской грязи через весь город добираться… страшно прикинуть. Если разобраться, наш город не такой уж и маленький.
И вдруг поняла, что Сережка имеет в виду. Сказала тихо и быстро, пока не сообразил Иван:
— Не смей.
— Как знаешь, — вздохнул Сережка. — А если тебя уволят, на что мы будем жить?
Прозвучало резонно.
— Только отчиму ни слова, — перекрикивал сын шум крутящихся лопастей. — Договор?
— Договор! — крикнула я. — Ты хоть представляешь, что будет, когда они тебя найдут? Те, чья это фитюлька?!
Сверху наш город выглядел вполне прилично. Оказалось, что у домов, не считая, конечно, пятиэтажек в центральном районе, разноцветные крыши! На лиственных деревьях начали разворачиваться почки, окутывая их зеленой дымкой, а тайга окольцовывала город мохнатым темно-зеленым обручем.
— Не найдут!
— Почему ты так решил?
— Потому что эта установка не пеленгуется. Иначе зачем она нужна? Весь смысл — вызвать вертолет в определенную, никому не известную точку. Чтобы противник никак не мог перехватить сигнал.
— Так то противник. А свои?
Сын повернул ко мне счастливую физиономию в наушниках. Наушники он нацепил просто так: они ни к чему не были подключены. К управлению вертолетом Сережка не имел отношения, если не считать трехминутного пыхтения над программой перед вылетом.
— Как бы тебе объяснить, ма… Помнишь, ты читала Ленке сказку про переодетого царя?.. ну, который по базару лазил? «Вот копья, пробивающие любой щит, а вот щиты, защищающие от любого копья!» Так не бывает. Что-нибудь всегда сильнее. Или копье, или щит. Эту, как ты говоришь, фитюльку, ничем не засечь. Вообще ничем. Так задумано.
— Откуда ты знаешь?
Усмехнулся. Понятно, откуда. Он же у меня гений.
Крышу здания, где располагался на верхнем, девятом (!) этаже мой офис, я сразу не узнала. Вычислила только тогда, когда безупречно запрограммированный вертолет начал снижаться. Завис над этажеркой телевизионной антенны и выкинул вниз веревочную лестницу. Я посмотрела на Сережку. Все, что я об этом думала, сын без проблем прочел у меня на лбу.
— Не переживай, ма, — подбодрил он. — Активирован режим невидимости, так что никто с тебя не приколется. Спустишься в люк, а там уже лестница с чердака на этаж. Восемь пятьдесят восемь, как раз успеваешь! — он нагнулся, помогая мне вылезти из кабины. — А вот эти сапоги ты зря надела.
Зря, молча признала я, утверждая веревочную ступеньку в выемке под восьмисантиметровой шпилькой.
— Я опаздывал в школу. Тебе, значит, можно, а мне нельзя?
— Сергей! Твоя школа за два квартала! Может, ты будешь в булочную через дорогу на вертолете летать? Захлебом?!
— За хлебом — нет. А вот Ленка по дороге из садика упирается, нив какую не хочет идти. Вчера вообще чуть не убежала! Ну почему бы, скажи, не вызвать какой-нибудь специальный вертолетик, в цветочек, с детским сиденьем?
— Что ты несешь? Какой еще «в цветочек»?..
— А что ты думаешь? У них там все есть. Я, конечно, точно не знаю, но можно же проверить…
— Сережка!
— Я в курсе, как меня зовут. Не кричи.
— А ты не груби матери. Надо немедленно сдать твою… фитюльку… в милицию! Пусть разберутся и отправят куда следует.
— Да? Чтобы с этих вертолетов обстреливали кого-нибудь? Я, по крайней мере, использую их в мирных целях!
— Сергей…
— Ладно, ма, проехали. Все равно тебе нечем крыть.
Сережкин ящик для «металлолома», как называл это Иван, был поделен внутри тонкими фанерными планками на секции и подсекции, по углам крепились ящички с крышками, а одну стенку сплошь залепляли спичечные коробки, похожие на миниатюрный комоде выдвижными полочками. Приборы, инструменты, радиодетали и прочие железки держались в идеальном порядке. Провести обыск так, чтобы Сережка не заметил, практически нереально. Ну и пусть замечает! Всему есть предел!
Хуже то, что я не помнила, как выглядит эта фитюлька. Сережка последний раз показывал мне ее месяц назад, да и было мне тогда немного не до того. Ничего, найду — опознаю. Наверное.
…Ближе к обеду в офис позвонила Галка. Мне давно удалось вбить ей в голову, что звонить мне на работу просто так, поболтать, категорически воспрещено и чревато всяческими бедами. Так что причина не могла не быть экстренной. И заключалась, как всегда, в Сережке.
— Ты слышала, что у них произошло? В школе? На спортплощадке? Там учитель едва не погиб! Всех распустили по домам, а я подумала, ты-то на работе…
— Как дети? С ними все в порядке?!
— Да небось пацаны сами как-то всей… Витек говорит, это случилось как раз, когда твой Сергей…
После идеально провернутой операции с отмыванием денег столичный шеф, помимо скромной премии, дал мне понять, что я могу слегка расслабиться. Даже если упустить сейчас заказ на целую партию вертикальных и горизонтальных жалюзи, фирма не особенно обеднеет.
Как раз подошел автобус, и через двадцать минут я стояла на школьном стадионе, в окружении нескольких сонных ментов и группки зевак. Лысый физрук — на вид и вправду редкостный козел — размахивая руками, в сотый раз показывал, где именно он стоял. В двух шагах от этого места на земле поблескивало нечто вроде сплющенных водопроводных труб. Подойдя поближе, я определила, что это трубы и есть.
Ранее они были спортивным турником.
Сережка подошел неслышно:
— Что ты тут ищешь, ма?
— Ты еще спрашиваешь?! — я выпрямилась. — Где она?! Твоя фитюлька!!
Он насупился:
— Я ее тебе не отдам. Я ничего не сделал.
— Что? Может быть, ты это называешь «в мирных целях»?!
— Он хотел, чтобы я подтянулся двадцать раз. Говорит, иначе меня не переведут в одиннадцатый класс. Двадцать раз, мама! Он козел, понимаешь?!
Я молча ждала ответа. Сережка умный, так что вопроса можно и не задавать.
— Ну, я и вызвал тяжелую машину с посадкой на брюхо… И рассчитал, когда он отойдет в сторону, ты мне веришь?! Если б я хотел его… можно было б запрограммировать стрелковый, с вмонтированным пулеметом, — последние слова сын произнес мечтательно, со вздохом.
— Где она? — устало повторила я.
— У меня с собой, ясно же. И чего ты вообще сюда полезла, ма? Тащусь с твоей женской логики…
«Женскую логику» я пропустила мимо ушей, заметив мимоходом, что Сережка, как всегда, прав. Протянула руку:
— Дай сюда.
— Нет.
На Сережкином лице была мрачная готовность. К войне, к многолетней осаде, к отлучению от семьи и уходу из дома. Надо было идти на компромисс.
— Допустим, — сказала я. — Оставь у себя. Но поклянись, что больше не пустишь ее в ход. Ни в каких целях.
Повисла пауза.
— Клянусь, — пробормотал сын.
Иван принес мне тортик и цветы. А Леночке — огромного плюшевого зайца.
Его артель наконец получила подряд на строительство загородного особняка в тайге, на берегу реки. У меня возникло подозрение, что заказчик — тот самый крутой дядя, который тогда покупал у нас жалюзи. Наверное, завеялся в наш город, скрываясь от криминальных разборок, а потом осмотрелся и решил осесть в этих местах. Я его где-то понимала. Красиво, речка, тайга…
Обнимая счастливого, трезвого, бородатого Ивана, я и себя понимала. Да, я была права. С нормальным, сильным, любящим мужиком — на край света: так и должно быть. Вовсе не демонстративное бегство назло всем от скособоченной жизни с этим… гением. А простой, самодостаточный женский поступок. Логичный, как заметил бы Сережка.
Иван сказал, что по условиям подряда артель должна сдать объект до конца июля. А в августе мы поедем на юг. На море!
Леночка визжала от счастья, обнимая зайца; он был выше ее на полторы головы. Сережка разглядывал отчима со слегка снисходительным, но уважением. И не отказался от чая с тортиком. Я даже забеспокоилась, не предложит ли он вызвать в помощь артели какой-нибудь грузовой вертолет своей фитюлькой. Нет, не предложил.