— Неудобно? — заботливо повернулся к ней геолог.

— Пересаживайся, здесь ровнее.

Он встал и тихо шепнул что-то Дмитрию. Машинально передвинувшись на нагретое Сергеем место, Юлька оглушенно смотрела, как он с начальником уходит в темноту. Очнувшись, она вскочила и побежала в палатку, из последних сил сдерживая слезы разочарования.

— Дима, ты когда-нибудь видел этнографов с «калашом»? — спрашивал в это время Сергей.

Юлька рыдала, уткнувшись в спальник, пока не заслышала шаги Таисии Михайловны. От мысли, что старушка услышит ее всхлипы, Юлька затаила дыхание. А вдруг догадается? Расскажет отцу? Чепуха! А вот если расскажет ему?! Она же его мама! Хотелось застонать от стыда, но слезы не останавливались. Не выдержав, Юлька громко хлюпнула носом, и Таисия Михайловна заворочалась.

— Все-таки простыла, — сонно сказала она. — Надо было дать тебе аспирин.

— Нет, я нормально, — гнусаво ответила Юлька. Таисия Михайловна иронически фыркнула, и Юлька опять зашмыгала, чувствуя, как горло вновь перехватывает от слез. Стараясь не дышать, она поползла к выходу.

— И куда ты собралась? — спросила Таисия Михайловна.

— Писать, — пискнула Юлька и выскочила из палатки.

Слезы ушли, оставив лишь саднящую боль в горле и резь в глазах. Опустошенная, Юлька сидела в завале плавника. Бездумно засмотревшись на лунную дорожку, протянувшуюся через пролив к материку, она вздрогнула от резкого звука, донесшегося от палатки этнографов: кто-то открыл молнию входа. Из палатки выбрались три фигуры, четко выделявшиеся на серебристом от лунного света песке. Воровато оглядываясь на лагерь геологов, этнографы торопливо направились к Маям-Рафу.

Юлька тихо встала, стараясь не хрустеть ветками. Она вдруг вспомнила и хмурые взгляды Сергея, и досаду на лицах приезжих, не ожидавших встретить людей, и их недомолвки. Обида на Сергея прошла, уступив место бесшабашной отваге. Она выследит подозрительную троицу… и тогда ему придется обратить на нее внимание!

Держась в тени обрыва, Юлька тихо пошла следом.

Поляна на Маям-Рафе была ярко освещена луной, и Юльке, застывшей за толстым стволом лиственницы, хорошо были видны фигуры этнографов, склонившихся перед алтарем. Они тихо говорили что-то, а потом здоровяк и студент отступили и замерли, торжественно глядя на вершину столба. Профессор вышел вперед, вытягивая из кармана какую-то бумагу. Помедлил, поправляя свои смешные очки, развернул лист, откашлялся. Юлька затаила дыхание.

— Тебя вызываю…

— Нет, — крикнула Юлька, вдруг догадавшись, и тут же за спиной раздался выстрел. На поляну выбежали геологи.

— Стой! — крикнул Дмитрий, наводя карабин на профессора. Здоровяк потащил из-под куртки автомат, и начальник партии поспешно перевел ружье на него. Рядом с Юлькой шипел Сергей, перезаряжая ружье, — что-то у него заклинило, и он ругался сквозь зубы страшными словами. Юлька вдруг с ужасом догадалась, что Дмитрий не сможет выстрелить, если понадобится, — помешает сломанный палец, огромный и неуклюжий под толстым слоем бинта. Кажется, и Дмитрий, и профессор это понимали:

— Вы действительно будете стрелять? — с иронией спросил профессор.

— Я буду, — ответил Петр Алексеевич, выходя из-за кустов. — Юлька, отойди и ляг, — тихо приказал он ошалевшей девочке и подтолкнул ее в сторону. — Вы, суки, что с Вовкой сделали?

— А это не мы, — улыбнулся студент, глядя куда-то в бок, — это он.

Петр Алексеевич выстрелил, и матерый медведь упал к подножию столба. Профессор тихо рассмеялся, качая головой.

— Вот уж от кого не ожидал помощи, — насмешливо сказал он. Презрительно отвернулся и вновь сосредоточился на бумаге. — Тебя вызываю… — повторил он.

Сергей наконец-то справился с карабином, и Юлька оглохла от выстрела. По лиственницам хлестнула автоматная очередь, Сергей упал, сшибая девочку с ног. Скорчившись в корнях, Юлька с ужасом смотрела на падающего профессора — его губы продолжали шевелиться, выдувая кровавые пузыри, шепча истинное имя.

И оно было услышано. Утробно загудела земля, и глубокая трещина разделила поляну пополам. По сведенному последней судорогой лицу профессора мелькнула слабая улыбка. Юлька прижалась к Сергею и с неуместной радостью почувствовала, как крепкие руки сдавили ее плечи.

— Теперь все будет… настоящее, — хрипло прошептал ей в ухо Сергей. — Теперь все настоящее.

Крупная дрожь сотрясла мыс. Древнее божество потянулось, просыпаясь. Покинув место тысячелетнего сна, медведь ринулся на материк.

Вообще-то я агроном в седьмом колене. Спросите, какой леший занес меня тогда на ступени криоцентра под названием «Аист»? Я расскажу, все расскажу, вы ведь обещали выполнить любую мою просьбу? Мне сказали, что вы пообещали… Я верю вам, верю, вы сделаете это, я знаю. Мне нужна самая малость, вам не составит труда совершить это у меня на глазах. Главное, чтобы я видел, что ее больше нет. Пусть не сегодня, а завтра, но чтобы я видел… Ладно, понимаю, понимаю, это в последнюю очередь, конечно, конечно, не сердитесь. Пожалуй, я закрою глаза, мне так будет легче, вы не против? Молчите? Я начну.

Прежде чем войти в то радужное зеркальное здание, я долго сомневался. Нет, не боялся; мне было все равно, что сделают с моим телом и будет ли у меня «завтра». Забыть все годы, каждую минуту никчемной мучительной жизни без моей Аннушки, моей ласточки — вот чего я хотел и на что надеялся. Ждал; думал, это единственный выход. Передо мной возвышались десятки этажей крионического диспозитария, а в просторечии «холодильника», в котором замораживали людей на очень длительный период. Тела хранились ниже уровня земли… Но мне, как и еще тысяче человек, было суждено иное пристанище.

Родился я в поселении Старые Вешки; рос, как и все нормальные сельские дети, на генетически модифицированных продуктах. Недалеко от нас, на месте когда-то охраняемого хвойного леса и как бы вместо него, успешно работала станция по ионизации воздуха. В общем, нормально рос, в здоровой обстановке. Но иногда дед, втайне от родителей, угощал меня настоящими овощами и фруктами — «от матушки-природы», как он говаривал.

Нудное, скажу я вам, занятие — выковыривать косточки из арбуза. Про виноград, а тем паче гранаты — вообще молчу. Никакого удовольствия, вкус странный. Да и ждать долго, пока плод вырастет и созреет. Если не пробовали еще, то и не советую. Хотя, простите, вы же не могли… Нуда, конечно, понимаю. Может, потому я такой маленький и худой, что неправильными продуктами питался? Прямо одно мучение с этими ретроградами! У меня и речь отличалась от сверстников.

Все было хорошо: я занимался плантациями, проводил селекцию растений, ухаживал за почвой. Что еще требовалось от простого сельского жителя с такой профессией? И надо ж было случиться… Нет, не могу, больно вспоминать. Да и совсем не нужно вам, ведь так? Или нужно? Да, я обещал ничего не утаивать, но горько рассказывать. В век таких технологий не смогли спасти мою жену с дочкой…

Минутку, у меня где-то платок был, вы подождите, я сейчас продолжу…

И что мне было делать? На кой жить после этого?! Хоть в петлю лезь. Я еще не отошел от горя, как на сороковой день приехал двоюродный материн брат — то ли военный, то ли ученый, то ли все сразу вместе, засекреченный с головы до пят. Баловал он меня часто в детстве, из столицы привозил самые современные игрушки и вкусности. Но больше всего я любил дядю, наверное, за то, что он каждый раз пополнял мою коллекцию старинными монетами.

Серьезный мужик, умный, рассудительный. По крайней мере, я так считал, поэтому и согласился обдумать его предложение. Вот тогда-то он и вручил мне «2 копейки» 1788 года, чрезвычайно редкую и дорогую монету, в безупречном состоянии, несмотря на старость.