Юнцы Роксане больше не досаждали. Между ними установилось нечто вроде «холодной войны». Она самоуглубленно тренировалась, не замечая ничего вокруг, а они упорно делали вид, что Роксана для них — кусок прозрачного стекла.

Единственное, чем напомнил о себе кто-то из этих нахалов за два первых месяца, это похабное слово из трех букв, написанное на стене маленькой отдельной клетушки-раздевалки, выделенной специально для Роксаны.

Так пролетело полгода. Ближе к зимним каникулам (Роксана училась уже в восьмом классе) у нее состоялся серьезный разговор с тренером.

Виктор Сергеевич после очередной тренировки отвел девушку в сторону и сказал:

— Переодевайся, а потом зайди ко мне.

Заинтригованная Роксана быстренько переоделась и пулей влетела в комнату наставника. Она еще не полностью отдавала себе отчет в том, что с ней происходит, но образ сорокадвухлетнего Виктора Сергеевича Агапова все-таки слился для нее с образом… нет, не д'Артаньяна, но зрелого, опытного, умного и печального мушкетера Атоса.

Как это часто бывает с юными, романтически настроенными девицами, Роксана влюбилась в своего тренера, как говорится, по уши. Ей нравился его мужественный вид, грубоватый властный голос, уверенная манера поведения. За ним стояла некая волнующая тайна его прошлой жизни, спортивной карьеры…

Когда Агапов подходил к ней, прикасался, показывал, как ставить руки и ноги, она вся трепетала, путалась, какой-то сладкий горячий ток пробегал по телу от головы до ног…

Теперь, когда ей снились мушкетеры, рядом с Арамисом, Портосом и д'Артаньяном дрался Атос, но лицо… лицо Виктора Сергеевича Агапова было у Атоса!

Роксана выросла девушкой неглупой, при всей своей романтичности, она отдавала себе отчет, что при такой разнице в возрасте и ее несовершеннолетии в отношениях с Агаповым ей ничего не светит, кроме тихого немого обожания с ее стороны. И все равно сладко — горькие слезы первой девичьей любви не раз по ночам падали на подушку…

— Вы что-то хотели мне сказать, Виктор Сергеевич?

Она нерешительно топталась на пороге тренерской комнаты.

— Проходи, Роксаночка, присаживайся. Я хочу тебе сказать вот что. За прошедшие семь месяцев ты обнаружила талант. Да-да, талант к фехтованию, к спорту. Ты упорна, целеустремленна, ты уверенно идешь к осуществлению своей мечты — стать большой, настоящей фехтовальщицей. Я очень ценю в тебе эти качества и, более того, уверен, что они помогут действительно достичь очень многого. Главное — не расслабляться и не успокаиваться. Скоро тебе станут тесны рамки нашей секции. И вот что я думаю…

Виктор Сергеевич закурил (Роксане это было в диковинку) и прошелся по комнате.

— …думаю я, что ты вышла на этап индивидуальных углубленных занятий с личным тренером.

Роксана встрепенулась:

— Виктор Сергеевич, я от вас никуда не уйду, мне никто не нужен больше.

Он улыбнулся, подошел и положил руку на плечо девушки, отчего у нее по телу пробежал знакомый остро-сладкий ток.

— А я и не говорю, что отдам тебя, Роксана, мое детище, мою воспитанницу, в чьи-то чужие руки. Мне надо принять серьезное решение. Я и позвал тебя, потому что, несмотря на твой юный возраст, я хочу, чтобы ты помогла мне его принять.

— Но как… почему?

Роксана была ошеломлена таким поворотом, настолько она привыкла к безапелляционности, даже диктатуре Агапова по всем вопросам.

— Я хочу для начала оставить в группе только две пары, четверых. С остальными нет смысла заниматься дальше — они бесперспективны, это только потеря сил и времени. А вы, четверо, уже с рапирами в руках будете серьезно готовиться к региональному чемпионату в марте следующего года.

Роксана не верила своим ушам. Наконец-то она возьмет в руки настоящую рапиру! Наконец-то она будет готовиться, а потом примет участие в настоящих спортивных соревнованиях и, возможно, победит!

А самое главное, Агапов теперь гораздо больше внимания будет уделять лично ей. Он станет почти что ее личным тренером, тренировки будут более частыми и интенсивными.

— Я… я, Виктор Сергеевич, мне тоже кажется, что нужно индивидуально…

— Конечно, Роксаночка, массовой должна быть только банальная физкультура! А большой спорт — это как красивое ювелирное изделие, тут производство, как говорится, штучное. Поэтому я и решил вот сейчас, чего бы мне это ни стоило, делать из вас четверых как минимум кандидатов в сборную. Это наша общая главная цель, только вот я боюсь…

— Чего, Виктор Сергеевич?

Он опять прошелся, покусывая нижнюю губу, по комнате и сказал тихо:

— Да родители, что твои, что этих ребят — они же меня четвертуют. Ведь хочешь не хочешь, а учеба в школе у вас фактически пойдет побоку. У вас впереди выпускные экзамены, затем — аттестат. Это не шуточки. Поди объясни родителям, что вас может ждать великая спортивная карьера. Они наверняка спят и видят своих чад в каких-нибудь престижных институтах и университетах. Какое уж тут фехтование!

Роксана встала со стула и заявила неожиданно жестким тоном:

— За ребят и их родителей я отвечать не могу. Но со своими предками справлюсь. Они уже поняли, что, если встанут у меня поперек дороги, я просто сбегу из дома и все. Хоть на вокзале буду жить.

Виктор Сергеевич грустно улыбнулся:

— Ну уж ты придумала! Давай будем надеяться, что до этого не дойдет. Всегда же можно договориться, найти какой-то компромисс, ведь правда, девочка?

Роксана покраснела от такого обращения, но согласно кивнула:

— Да, конечно. Я тоже думаю, что все обойдется. А мы правда поедем на соревнования?

— Правда. Только до них еще три месяца упорных тренировок.

— Ой, Виктор Сергеевич, да я готова день и ночь!

— Ну вот и славно, Роксаночка, иди теперь домой, отдыхай. Лишнего никому ничего не говори.

И Роксана, не чуя под собой от радости ног, полетела в сторону Ордынки.

Конечно, не обошлось без скандала. За просто так отчислить из секции больше половины самоуверенных и амбициозных юнцов — это вам не плюшки трескать. И родители их приходили выяснять отношения, грозились начальству настучать, и слезы лились…

Однако Агапов был непреклонен. Он мягко и доходчиво объяснял всем суть происходящего: либо продолжится бесперспективное обучение целой толпы, либо наиболее одаренные и подготовленные получат все тренерское внимание и будут готовиться к достижению спортивных высот.

В общем, конфликт удалось погасить, и оставшаяся «великолепная четверка» (в состав которой, кстати, вошел тот самый Славян, которому Роксана в первый день отвесила пощечину) приступила к интенсивным тренировкам. Наконец-то Роксана держала в руке удобный эфес и ощущала прохладу настоящей рапиры. Делала не воображаемые выпады, а самые что ни на есть подлинные. С достоинством опускала защитную маску на пылающее от волнения перед поединком с партнером лицо.

И родительский дом, и школа, и все остальное, чем увлекаются девушки лет шестнадцати, отошло для нее на второй план. Стало как бы довеском к главному, основному. А основным была ее цель: доказать всему миру (и в первую очередь Виктору Сергеевичу), что она великолепная фехтовальщица, лучшая из лучших, и достойна всяческого восхищения. Нормальный юношеский максимализм. Такой и горы свернет, только надо вовремя и мудро направить его в нужное русло.

Что Агапов и делал. Он не мог нарадоваться успехам своей воспитанницы и прочил ей великое будущее, делая вид, что не замечает взглядов, полных обожания, которыми его одаривала расцветающая Роксана все чаще и чаще…

Так подошел март, и исполнился год, как Роксана пришла на первую свою тренировку. Теперь это была уже не храбрящаяся девочка, но вполне уверенная в себе спортсменка, которую не стыдно было выставить на соревнования в Твери.

Здесь команда москвичей, в которую, помимо Роксаны, вошли еще три девушки-фехтовальщицы из других спортшкол столицы, добилась сокрушительной победы над соперницами из доброго десятка областей.