Рядом, на ночном столике, стояли две бутылки: одна пустая, другая с остатками коньяка (последующие анализы показали, что в напиток ничего подмешано не было). В пепельнице насчитали полтора десятка окурков «Кэмела».

Приехавшая по вызову оперативная бригада выполнила все положенные формальности. Номер тщательно обыскали, сняли отпечатки пальцев отовсюду и тело отвезли в Бюро судмедэкспертизы.

При обыске ничего подозрительного найдено не было: все вещи Григория Андреевича Родионова (под таким именем поселился в гостинице этот уроженец Тамбова, приехавший в командировку) находились в чемодане — он, похоже, и не успел его распаковать. Только в душевой на полочке лежал бритвенный прибор и два импортных презерватива в упаковке.

Допрос гостиничных служащих ничего не дал. Дежурный администратор сообщила, что оформила, как положено, постояльца в восемь вечера. Он в одиночестве поднялся к себе в номер. И никто его больше не видел до тех пор, пока горничная утром не обнаружила тело.

Результаты экспертизы ошеломили. Причину смерти долго не могли установить, но в итоге целого консилиума судмедэкспертов пришли к выводу: Родионов умер от так называемого золотого укола — это когда в организм вводится раствор несовместимых сильных наркотиков, после чего человек отправляется в мир иной практически мгновенно.

Поскольку на бутылках и стакане, как, впрочем, и на других предметах не было обнаружено чьих-либо отпечатков пальцев, кроме родионовских, то логично было бы предположить вариант самоубийства.

Однако эту версию сразу же отмели. Наведенные на родине покойного справки говорили о том, что у этого человека не имелось ни малейшей причины покончить с собой.

Директор преуспевающего тамбовского ООО, которое занимается оптовой торговлей. Ни долгов, ни особых врагов… В семье — мир, счастье и любовь, двое чудных ребятишек. По характеру — абсолютно спокойный и уравновешенный был человек, спиртным не увлекался, о наркотиках всегда отзывался с отвращением. Много бегал по утрам.

Короче говоря, такие даже по большой пьяни и с большого бодуна руки на себя не накладывают.

Но самое главное, почему следствие начало разрабатывать версию убийства, — возле кровати, и вообще в номере, не обнаружено шприца, которым был сделан укол. Горничная напрочь отрицала, что могла его взять — зачем он ей, право слово? Сам покойнике, естественно, спустить в унитаз или съесть этот шприц никак не мог. Под окном номера его тоже не нашли.

Значит, с Родионовым до двух-трех часов ночи (когда, по оценке эксперта, наступила смерть) кто-то был. Напоил его, ухитрился сделать укол и, самое главное, незаметно выскользнуть из гостиницы. Дежурный администратор клялась и божилась, что никто в эти ночные часы в поле ее зрения не попадал: никто не входил и не выходил.

Правда, под нажимом Каменецкого (которому поручили вести следствие) женщина созналась, что в это время она задремала где-то на полчасика… Возможно, тогда убийца и пробрался втихаря на улицу.

После месяца поисков на дело фактически махнули рукой: никаких серьезных зацепок, чистой воды «висяк». Только две странности не давали покоя Каменецкому: оригинальный способ убийства и то, что в области сердца покойного в груди была глубоко воткнута большая швейная иголка.

«Куража ради, что ли, убийца такой ерундой занимается, — думал Антон Иванович тогда, — или это какой-то знак, символ, нечто ритуальное?»

Так бы и осталось убийство в гостинице «Космос» без особого внимания перегруженного МУРа, если б буквально через месяц не произошло нечто похожее.

На этот раз милицию в восемь утра вызвал в район парка «Сокольники» рыдающий женский голос. Примчавшаяся опергруппа обнаружила в супружеской спальне семьи Кривоносовых лежащего с открытым ртом, абсолютно голого и мертвого, главу семьи — Виктора Степановича Кривоносова.

На кухне, уставленной пустыми бутылками из-под дорогих напитков, билась в истерике его жена Алена, которая и вызвала милицию.

После опроса безутешной вдовы нарисовалась следующая картина: Алена три дня назад уехала в Подмосковье навестить родителей. Ее муж Виктор оставался один, жили они без детей. И вот утром, с первой электричкой, она возвращается, открывает дверь и видит…

Рассказ проверили: женщина говорила правду и была вне всяких подозрений. По результатам судмедэкспертизы, смерть Кривоносова наступила примерно в полночь и причиной ее был тот же самый «золотой укол». Причем в груди покойного тоже торчала большая швейная игла.

Дела объединили и поручили группе капитана Каменецкого. Но, как и в первом случае, зацепиться здесь оказалось практически не за что.

Никто из соседей Кривоносовых ничего подозрительного не видел и не слышал, кроме громко включенной, примерно часов в десять, музыки. Никто не видел возвращающегося в этот воскресный день домой Виктора Степановича в какой-либо (мужской или женской) компании.

Хотя, как признали и жена, и друзья, и соседи покойного, он любил выпить и повеселиться. Работал прорабом в крупной строительной фирме, характеризовался со всех сторон положительно. Дома был достаток.

Единственное, что удалось наконец с точностью установить, — причину убийства. Судя по всему, это было банальное ограбление.

По уверению Алены Кривоносовой, в секретере лежали полторы тысячи долларов и ее золотые украшения. Все бесследно исчезло. Отпечатков пальцев кого-либо чужого, однако, в квартире не было найдено. Очевидно, убийца хладнокровно протирал предметы, так же как спокойно уносил с собой орудие убийства — шприц.

Таким образом, и мотив первого преступления определился — ведь при убитом в гостинице Родионове, кроме мелочи, никаких денег не обнаружили (а он был небедный коммерсант!), но тогда подумали, что он мог, например, спустить их в казино, кабаке или на проститутку…

Странными оставались злополучная иголка и сам «золотой укол». Что-то здесь таилось не совсем обычное, и преступник явно не был заурядным грабителем.

Ирина, как и было договорено, в шесть вечера вошла в кабинет капитана Каменецкого. Помимо него, в кресле возле небольшого сейфа удобно расположился молодой старлей, светловолосый, весьма симпатичный.

— Дроздов Петр Алексеевич, — представил его начальник.

Воронцова улыбнулась, а старший лейтенант картинно попытался щелкнуть каблуками и сказал:

— Очень рад пополнению наших скудных рядов. Вдвойне ценю шефа, что сумел выбить нам в подмогу такую классную боевую единицу.

Каменецкий достаточно фамильярно хлопнул вставшего Петра Алексеевича по плечу и заметил:

— Мы тут уже, Петя, с Ириной Владимировной, несмотря на звания, разницу лет и опыта, решили перейти на ты. Это чтобы легче работалось.

— Не спорю, Антон, так что же?..

— Ну, пожмите друг другу руки. Вы вообще, можно сказать, родственники по птичьим фамилиям!

Воронцова и Дроздов разулыбались, обменялись рукопожатиями.

— Ирина.

— Петр, очень приятно.

— А теперь к делу!

Каменецкий уселся за стол, достал «Яву», прикурил, вежливо щелкнул зажигалкой перед сигаретой Ирины и спросил:

— Что, Петр Алексеевич, все правильно, сходится? Как обычно?

Лицо Дроздова перестало излучать радость, он собрался, нахмурился:

— Да. Тот же самый почерк. Только ситуация немножко другая. Думаю, тут будет за что зацепиться.

— Давай, Петя, все по порядку, и мы решим потом насчет «зацепиться».

Петр достал из нагрудного кармана какую-то бумажку и, изредка заглядывая туда, начал рассказывать:

— Обычная двухкомнатная квартира улучшенной планировки, Дмитровское шоссе, неподалеку от Савеловского вокзала. Мужик жил один, разведенный. Работал ведущим инженером одного из отделов в «Би-лайн», зарплата хорошая, около штуки баксов в месяц. Ни в чем себе, конечно, не отказывал. Я поговорил с некоторыми из соседей, кого застал дома.

— И что?

Каменецкий закурил очередную сигарету, напряженно слушая коллегу.