Николь посмотрела в сторону плантации Армстронгов. Даже с такого расстояния было видно, что плантация в полном запустении. Урожай прошлого года сгнил. Ей было больно смотреть на это, но она ничего не могла сделать. Айзек регулярно информировал ее о том, что там происходит. Почти все слуги покинули Арундел-Холл. Большинство рабов были проданы.

Весной была засажена табаком некоторая часть низинных земель, но тем дело и ограничилось. Верхние поля стояли незасеянные, там гнили стебли прошлогоднего урожая. Айзек сказал, что Клэю это безразлично, а Бьянка продает все, что можно, чтобы накупить новых нарядов и в который уже раз изменить интерьер дома. И еще Айзек сказал, что единственный человек на плантации, у которого всегда есть работа, — это повариха.

— Неприглядное зрелище, не так ли?

Николь повернулась и увидела Айзека. Он тоже смотрел за реку. За месяцы, прошедшие после похищения, она и Айзек очень сдружились. Людей, которые работали у нее, даже Джейни, Николь считала людьми Клэя. Только Айзека взяла на работу она. Бесконечно преданный ей, он был готов ради Николь на все.

— При хорошем урожае он мог бы решить проблему, погода пока что стоит отличная, — сказала Николь.

— Вряд ли у Клэя хватит сил даже на то, чтобы собрать урожай табака, не говоря уже о том, чтобы отвезти его на рынок.

— Глупости. Трудолюбию и энергии Клэя Армстронга можно только позавидовать.

— Это все в прошлом, — возразил Айзек. — А теперь он день и ночь пьет. Его жена тратит столько, что ей не хватило бы доходов и с четырех плантаций. Каждый раз, когда я отвожу туда близнецов, Клэя разыскивает сборщик налогов. Если и этот урожай сгниет на корню, он потеряет все. Его плантацию за долги выставят на аукцион.

Сердце Николь болезненно сжалось.

— Мне надо подписать кое-какие документы. Кстати, привезли Мориссоны ячмень?

— Сегодня утром, — ответил Айзек, следуя за ней. Хоть бы она немного расслабилась, подумал Айзек. Только Уэсли может уговорить Николь немного отдохнуть. Но он не приедет. Трэвис отбыл в Англию, и Уэсу одному приходится управляться с плантацией.

Прислонившись спиной к дереву, Жерар наблюдал, как Айзек следом за Николь возвращается на мельницу. Он не раз задумывался над тем, какие отношения их связывают. Они много времени проводили вместе. За последний год Жерар познакомился с множеством людей, причем большинство из них были готовы рассказать ему все, что он захочет знать. Он узнал, например, что Николь — женщина страстная. Не менее сотни людей рассказали ему, как она вела себя на пикнике у Бакесов. Как настоящая потаскуха. Однако Жерару дала пощечину, стоило ему прикоснуться к ней.

А как посмотрела на него! Словно он был не мужчиной, а ползучим гадом. Не проходило дня, чтобы Жерар не вспоминал об этом. Теперь он знал причину. Николь считает, что он недостоин ее. Она одна из Куртеленов и тесно связана с историей королей и королев Франции, а он кто? Сын сапожника. Хотя и Жерар не забыл, что за последний год ему пришлось поступиться своими принципами и всячески обхаживать этих грубых американок. Невоспитанных, необразованных, не знающих французского. Ему доставляло удовольствие наблюдать за выражением их глаз, когда он говорил им по-французски самые ужасные вещи, но при этом улыбался.

Ночью его начинала дразнить Николь. Их комнаты были разделены всего лишь занавеской. Он лежал в темноте рядом с похрапывающей Адель и затаив дыхание прислушивался, как Николь раздевается. Вот она стоит голая. Потом надевает ночную сорочку. Он представлял себе ее золотистое тело, как она бросается в нему в объятия. Он заставил бы ее пожалеть о той пощечине.

Жерар отошел от дерева. Он представлял себе все, что с ней сделает. Заставит ее валяться у него в ногах, умолять его. Она страстная, но он и пальцем к ней не прикоснется, если она не приползет к нему на коленях. Он покажет ей, что сын сапожника ничем не хуже ее чванливых французских родственников.

Продираясь сквозь кустарник, Жерар пошел прочь от мельницы. Он сыт по горло всеми обитателями этого дома. Они разговаривают, чему-то смеются. Наверняка перемывают ему косточки. Однажды он услышал, как двое мужчин в разговоре называли его «субтильным французишкой». Он тогда схватил камень, но вовремя одумался. Есть и другие способы отомстить им. Той осенью, чуть позднее, у обоих сгорели амбары, в которых хранился весь урожай табака. Один из них даже разорился.

Жерар улыбнулся, вспомнив об этом. Его внимание привлекло какое-то движение на противоположном берегу. Он увидел крупную женщину верхом на лошади и, пораженный, остановился. Жерара никогда не интересовали отношения Николь с Армстронгом. Он знал, что она одно время была за ним замужем и вела себя как потаскуха на пикнике у Бакесов. Жерар не раз представлял себе Николь, которая так ведет себя с ним. Когда она расторгла брак вскоре после его приезда, Жерар обрадовался. Это был добрый знак. Жерар вообразил, что Николь развелась, чтобы выйти замуж за него. Выждав некоторое время, он дал ей понять, что она была бы желанной гостьей в его постели.

Однако Николь не только не оправдала его надежд, но еще и оскорбила, дав ему пощечину.

Женщина на противоположном берегу ударила лошадь хлыстом по крупу. Лошадь подскочила, наклонила голову и в ярости сбросила всадницу. Та шлепнулась задом о землю, и вверх взметнулись тучи пыли и мелких камешков.

Жерар, помедлив мгновение, помчался к причалу.

— Вы ушиблись? — спросил он, быстро подойдя к женщине.

У Бьянки все болело. И от падения, и от поездки верхом на этой проклятой лошади. Увидев Жерара, она вздрогнула от неожиданности. Перед ней стоял настоящий джентльмен, но почему-то одет он был по французской моде. Зеленый суконный сюртук с бархатными манжетами и воротником. Сорочка из белого шелка, галстук завязан так, что его узел закрывал нижнюю часть подбородка. Желтовато-коричневые бриджи с шестью жемчужными пуговками возле колена облегали его стройные ноги, обтянутые шелковыми чулками в зеленую и желтую полоску.

Бьянка тяжело вздохнула. Приятно видеть мужчину в одежде не из оленьей кожи. Стройного, а не широкоплечего верзилу, похожего на обрабатывающего землю работника.

— Чем я могу вам помочь? — снова спросил Жерар, поскольку женщина продолжала молчать.

Жерар протянул ей руку. Женщина была крупная, слишком крупная. Из глубокого выреза красного атласного платья виднелась огромная, вздымающаяся от волнения грудь. Ее лицо, когда-то, возможно, миловидное, заплыло жиром. Ее платье давно вышло из моды, но стоило немало.

— Позвольте вам помочь, — произнес он вкрадчиво. — У вас великолепный цвет лица, а солнце может его испортить.

Бьянка, зардевшись от удовольствия, взяла протянутую руку.

Когда он помог ей подняться, то, что он увидел, заставило его призвать на помощь всю свою храбрость. Стоя рядом с ним, женщина оказалась еще более громоздкой. Она была на два дюйма выше его ростом и весила фунтов на шестьдесят больше, чем он.

Держа ее за руку, Жерар осторожно отвел ее в тень, снял с себя сюртук и расстелил на траве.

— Прошу вас, — галантно поклонившись, сказал он. — После такого падения надо отдохнуть. Такой нежной молодой леди, как вы, следует быть осторожнее. — Он направился к реке.

Бьянка неуклюже опустилась на сюртук и посмотрела ему вслед.

— Надеюсь, вы вернетесь?

Жерар взглянул на нее через плечо, всем своим видом показывая, что вернется, что не может не вернуться, что слишком много она для него значит.

Подойдя к реке, Жерар достал носовой платок, принадлежавший Адель. Это был единственный из оставшихся у нее платков — шелковый, отделанный брюссельским кружевом с вышитой монограммой «АК». Жерар аккуратно спорол «А», оставив только «К» — Куртелен.

Смочив платок в воде, Жерар вернулся к Бьянке и опустился рядом с ней на колени.

— У вас испачкана щека, — тихо произнес он и добавил: — С вашего разрешения. — После чего взял ее за подбородок и принялся осторожно стирать грязь.